Грегор и код когтя - Коллинз Сьюзен - Страница 40

— Отличная работа, Лиз, дай пять! — произнес он, хлопая ладонью по ладони сестры.

— Это все мы, — возразила она. — И Газард. Это он заставил меня вспомнить.

— Можно, я пойду к зубастикам и расскажу о том, что вы разгадали код? — спросил Газард. — Я уверен, это внушит им надежду.

— Нет! — резко сказал Живоглот. — Никто, кроме присутствующих сейчас в этой комнате, не должен об этом знать. Я сам проинформирую Соловет. А остальные должны хранить это в строжайшем секрете.

Все члены команды согласно кивнули, и Грегор тоже кивнул, хотя он думал, что Газард прав и что эта новость очень поддержала бы боевой дух остальных.

В дверях появилась молодая женщина, которая принесла корзину, полную скрученных лент с донесениями. Вся команда дешифровщиков столпилась вокруг, лихорадочно ища самые последние.

Несмотря на всеобщее возбуждение, Грегор снова стал подумывать о том, чтобы вздремнуть.

Но Живоглот нашел для него другую работу: он велел ему, Люксе, Газарду, Босоножке и Темпу расшифровывать не самые свежие сообщения на тот случай, если там вдруг попадется что-нибудь важное. Люкса предложила работать в спальне, так что Грегор мог лечь.

Им приходилось делать две копии каждого послания: сначала они переводили черточки в буквенный вариант, а потом применяли к нему Код Когтя. Большинство сообщений содержали старую информацию: о битве за освобождение зубастиков, об альянсе с камнеедами, о местонахождении Мортоса. Но были и важные сведения, которые могли оказаться полезными: например, о том, кто из жителей Подземья встал на сторону Мортоса, а кто отказался. Тараканы не вступили с ним в союз, пауки пытались соблюдать нейтралитет (поэтому присутствие здесь Рефлекса было засекречено), и существовала грозная опасность, потому что велись переговоры с муравьями-острогубцами. Но Грегору трудно было представить себе, что муравьи займут в этой войне позицию одной из сторон — неважно какую, потому что они люто ненавидели и тех и крыс и людей, и большая война между ними была для них большим подарком.

Грегор изо всех сил старался держать глаза открытыми. Но в конце концов Люкса сказала:

— Спи, мы справимся без тебя.

И Грегор перестал сопротивляться сну. Когда же открыл глаза, вокруг было тихо. Газард, Люкса и Босоножка спали на кровати рядом с ним, Темп тихонько сопел на полу — видимо, Живоглот велел всем ложиться.

Грегор попытался было снова уснуть, но слишком болели спина и бедро. И еще зверски хотелось есть. Он немного поворочался и решил встать.

Выйдя в кодовую комнату, Грегор увидел, что Лиззи и Живоглот спят рядышком на полу, как и в прошлую ночь. Живоглот приоткрыл мутные глаза и проводил ими Грегора, но тут же снова смежил веки.

Грегор подошел к тележке с едой и выудил из нее миску с остывшим мясным рагу. Когда он вылизал миску дочиста, ему стало гораздо лучше.

Теперь Грегору хотелось, чтобы пришел Говард и дал обезболивающее. Но он вспомнил раненых, стонущих в Высоком зале, вспомнил, как кроссовки разъезжались в лужах крови — и понял, что у Говарда нет ни секунды лишней, чтобы заняться им. Конечно, можно послать сообщение в больницу, но опять же — там столько тяжелораненых, которым нужно срочно спасать жизнь, что даже неловко беспокоить врачей из-за пары сломанных ребер.

Грегор стал думать, понравилось ли маме на Источнике. Хорошо ли за ней ухаживают? Или больница там так же переполнена, как в Регалии? И как там бабушка и папа? Грегор надеялся, что папе не придет в голову лезть сюда, чтобы спасти семью. Хорошо бы рецидив был таким сильным, чтобы он не мог встать с постели. Конечно, желать такого папе было гадко, но это все же лучше, чем попасть в лапы крыс.

Грегор налил себе кружку холодного чая и окончательно отказался от идеи возвращаться в постель.

Он не чувствовал сейчас усталости — так почему бы не сделать что-то полезное? Вокруг валялись ленты с последними сообщениями, исчерканными ультрамариновым маркером Лиззи. Но на дне корзины лежало еще много нерасшифрованных, более старых донесений. Грегор выгреб их из корзины и принялся за работу. В основном там были устаревшие сведения о перемещениях боевых частей — много недель назад.

А потом появилось это:

Он написал его буквами. Применил Код Когтя. И сердце у него остановилось.

Вертихвостка. Образ этой крысы тут же встал перед глазами. Вот она зарылась носом в мох на стадионе, потому что запахи людей были слишком сильны и заставляли ее страдать.

Он вспомнил отчаяние на ее морде, когда крысу засасывало в водоворот. И то, как она вцепилась когтями в его спасательный жилет и шептала: «Не — бросай — меня!» Он не бросил. Он рискнул собственной жизнью, спасая ее, когда остальные не хотели даже пальцем ради этого шевельнуть. И тогда они стали друзьями, несмотря на все разногласия между крысами и людьми.

Вертихвостка первой определила, что Грегор яростник. Она делилась с Босоножкой едой.

Она пожертвовала собой в Лабиринте, помогая Грегору и Аресу найти Мортоса, а потом заставила их оставить ее умирать и идти дальше.

Но она не умерла. Не сразу.

Крысы захватили ее в плен. Они посадили ее в колодец и, вероятно, пытали и морили голодом, чтобы она рассказала им все, что знала о Грегоре. А она не рассказала.

И наконец только сейчас, недавно, она покинула этот мир.

Такая же одинокая, как всегда.

Слезы, которые брызнули у него из глаз, удивили самого Грегора — ведь он не плакал уже очень давно. Он не плакал о маме и об Аресе, когда они могли умереть. Не плакал о мышах и Талии. Не плакал о Люксе. Он даже не плакал о себе самом, когда узнал из пророчества, что обречен погибнуть. Все это было ужасно, но…

Вертихвостка. Какая ужасная ей выпала судьба!

Изгнанная за свой дар яснонюхания в Мертвые земли, она жила совершенно одна в жестоком и страшном мире, пока наконец не прибилась к Живоглоту. Истекала кровью в Лабиринте — но не истекла, ее ждала еще более ужасная участь: попасть в руки к крысам, которые ненавидели ее за ее дар, а еще больше — за то, что она помогала Грегору…

— Кончено. Все. Теперь все хорошо.

Это был Живоглот — он заглянул через плечо Грегору и прочел сообщение.

— Нет, не хорошо! — Грегор старался говорить тихо, чтобы не разбудить остальных, но в голосе его звучали горечь и ярость. — Ничего не хорошо, Живоглот. Я должен был пойти и найти ее.

— Мы думали, она умерла, — возразил Живоглот.

— Но мы не знали точно! И они мучили ее все это время! А мы даже не попытались узнать правду!

Грегор вспомнил о папе, который провел больше двух лет в плену у крыс. Может, Вертихвостка умерла в том же колодце, где держали отца?

— Даже если бы мы узнали правду — у нас не было шансов ее спасти, — мягко сказал Живоглот. — Мы бы не…

— Да заткнись, Живоглот! Тебе-то что?! Она тебе даже никогда не нравилась, тебе было на нее наплевать! Ты к ней относился как к мусору. Просто заключил с ней сделку — потому что тебе было это выгодно, она должна была помочь мне убить Мортоса для тебя! Не делай вид, Живоглот, будто… будто все это имеет для тебя хоть какое-то значение! — Грегор больше не сдерживался и не понижал голос.

Почти все уже проснулись и с тревогой наблюдали его истерику — они не могли понять, что происходит, и думали, что крысы ворвались во дворец.

— Просто заткнись, Живоглот!

Грегор рванулся в комнату крысы, резко задернул занавеску, рухнул на кровать вниз лицом и зарыдал.

Он понимал, что плачет не только из-за Вертихвостки. Он плакал сейчас из-за всех ужасных вещей и событий, которые уже произошли и которые ждали его впереди.

Чья-то рука (он подумал — Лиззи) тихонько отодвинула занавеску.

— Оставьте меня в покое! — крикнул Грегор.

От рыданий снова накатила волна боли, но он все лежал и плакал, плакал, плакал — в полном одиночестве. А потом просто лежал на кровати и смотрел на отблески света на стене.