Гены-убийцы - Мэрфи Уоррен - Страница 1

Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир

Гены-убийцы

Глава 1

Люди боялись.

Предмет боязни был так мал, что его нельзя было разглядеть невооруженным глазом. Пока он еще никому не причинил вреда. Далекие от науки люди не знали точно, что это будет за вред.

Однако две сотни семей из Большого Бостона, включая неблизкий Даксбери, и даже из южных графств Нью-Гэмпшира столпились в этот летний день, невзирая на дождь, на грязном цементном дворе перед Бостонской биологической аспирантурой, чтобы протестовать против его изготовления.

— Это не «изготовление», — объяснял один из ученых. — Его можно изменять, но не изготовлять заново. Это никому не под силу.

— Неважно! — кричала женщина. — Остановите их!

Она знала, что в Бостонской биологической аспирантуре занимаются чем-то дурным. Там делают чудовищ, с которыми никто не может сладить. Там фабрика ужасов, вроде неизлечимых болезней или мутантов, которые забираются к вам в спальню, хватают вас волосатыми ручищами, слюнявят с головы до пят, а то и выкидывают что похлеще, вплоть до изнасилования. В итоге этот кошмар заводится в вашем собственном теле.

Это похоже на дьявола, совокуплявшегося с Миа Фарроу в фильме «Ребенок Розмари», только здесь все это может произойти на самом деле. Эти штучки, способные на такие страшные вещи, настолько малы, что могут проникнуть в ваши организм так, что вы этого и не заметите. Прямо через кожу!

На вас и пятнышка не появится, но вы — верный труп.

А ваших детей ждут еще худшие страдания. Женщине понравилось выступление одного оратора вечером накануне демонстрации.

"Я не намерен стращать вас разными ужасами. Я не стану выволакивать вам на обозрение какого-нибудь людоеда. Не буду вас запугивать рассказами об ученом-безумце, который заходится сатанинским смехом над колбой, содержимого которой достаточно, чтобы спалить вас всех в адском пламени.

Я просто познакомлю вас с научным фактом: жизнь, в том виде, в котором она вам известна, возможно, окончилась. Возможно, все вы родились слишком поздно. Нам не просто грозит гибель, мы уже обречены".

Вот и все. Рациональное объяснение научного факта: любой в здравом уме должен согласиться, что всякой жизни вот-вот настанет конец.

Телеоператоры 4-го, 5-го и 7-го каналов целились камерами с крыши, толстые черные кабели исчезали в окне третьего этажа. Там и засели зловредные ученые, выдумывающие все эти ужасы и еще пытающиеся доказать, что они вполне безобидны.

Безобидны, держи карман шире! О какой «безобидности» может идти речь, если все люди обречены на гибель? По крайней мере, на рождении детей это не может не отразиться. Ведь они колдуют над тем же самым, что требуется для появления детей.

В кузов небольшого грузовичка забрался очередной оратор. Он оказался врачом, обеспокоенным врачом.

— На сегодня у них намечен эксперимент, — заговорил он. — Они собираются сунуть свои пробирки под нос новоиспеченным экспертам из газеты или с телевидения, чтобы показать, что их занятия вполне безвредны. Только они не безвредны! И мы собрались здесь, чтобы прокричать всему миру, что они не безвредны. Нельзя безнаказанно покушаться на силы, управляющие самой жизнью! Вы позволили им сварганить атомную бомбу и теперь живете на грани ядерной катастрофы. Но атомная бомба — детская забава по сравнению с этим, потому что взрыв атомной бомбы ни от кого не утаить. А эта чертовщина, возможно, уже взорвалась, и об этом никто не будет знать, если мы не откроем людям глаза.

Оратор сделал паузу. Миссис Уолтерс обожала ораторов, выступающих на митингах. Она держала на руках свою пухлую дочку Этель, которая успела обмочить трусики. Девочке уже исполнилось четыре года, но в моменты сильных переживаний с ней до сих пор происходили такие неприятности.

Всем мамашам было велено захватить на митинг детей, хорошенько их отмыв и приодев, чтобы продемонстрировать миру, что конкретно надлежит спасать: детей, будущее, завтрашний день. Вот именно: они просто отстаивают спокойное завтра!

От этой мысли у миссис Уолтерс увлажнились глаза. Она чувствовала влагу не только на лице. Она поудобнее взяла свою Этель, которая радостно улыбалась в телекамеру. В камеру не попали капли, стекавшие с материнских рук. Миссис Уолтерс старалась предстать перед телезрителями образцовой любящей мамашей, одновременно пытаясь не прижимать Этель к своему новому ситцевому платью, чтобы не загубить его окончательно.

Оператор с камерой подошел ближе. Молодой человек с великолепно уложенными волосами, в безукоризненном костюме сунул микрофон в лицо девочке и спросил роскошным баритоном:

— А ты зачем здесь, маленькая?

— Чтобы остановить плохих людей, — ответила Этель.

Голубые ленточки и аккуратные косички весело запрыгали. Этель улыбнулась, демонстрируя ямочки на щеках.

— А вы? — спросил молодой ведущий у матери.

— Я миссис Уолтерс. Миссис Гарри Уолтерс из Хейверхилла, Массачусетс. Я приехала, чтобы протестовать против того, что здесь происходит. Я хочу спасти завтрашний день, как говорил последний оратор.

— Спасти от чего?

— От страшной участи, — ответила миссис Уолтерс.

Этель потянулась к микрофону. Миссис Уолтерс поправила свою тяжелую и мокрую ношу.

— Доктор Шийла Файнберг, проводящая сегодня эксперименты, утверждает, что большинство из вас вообще не понимает, чем она занимается.

— Как действует атомная бомба, я тоже не понимаю, как и того, зачем она вообще понадобилась.

— Тогда мы воевали, — объяснил ведущий.

— Аморальная война! Нечего нам было соваться во Вьетнам.

— Это была война против Германии и Японии.

— Вот, видите, какое безумие! — воодушевилась миссис Уолтерс. — Они наши преданные друзья. Зачем применять атомную бомбу против друзей? Нам была ни к чему бомба, а теперь нам ни к чему чудища доктора Файнберг.

— Какие чудища?

— Самые гадкие, — ответила миссис Уолтерс тоном оскорбленной добродетели. — Те, которых не видишь и о которых ничего не знаешь.

Ведущий повторил перед камерой ее фамилию и, минуя толчею, стал бочком пробираться к подъезду для прессы, прикидывая, как бы смонтировать кадры с толпой, чтобы осталось не более двадцати секунд. Его телестанция давала репортажи о бостонских закоулках, и претендующий на юмор ведущий, на самом деле напрочь лишенный чувства юмора, проводил специальный летний конкурс, на который ежевечерне отводилось по пять минут эфирного времени. Телестанция напоминала «Титаник», идущий ко дну с наяривающим в кают-компании оркестром. Одна нью-йоркская фирма снабдила станцию лихой музыкальной заставкой, а станция обеспечивала бесперебойное поступление идиотских репортажей на какие угодно темы.

Доктор Шийла Файнберг была занята с корреспондентами конкурирующей телестанции. Ведущий стал ждать конца интервью. Неожиданно ему захотелось вступиться за эту женщину, пусть и ученую. Ожидая в свете юпитеров очередного вопроса, она выглядела очень нелепо, совсем как невзрачная старательная ученица, которой непременно достанется муж-тряпка, а может, не достанется и такого.

Доктору Файнберг было тридцать восемь лет. У нее был крупный мужской нос и изможденное лицо с выражением отчаяния, как у загнанного бухгалтера, который потерял учетные книги и теперь неминуемо лишится клиента.

На ней была свободная белая блузка с рюшками, призванными скрыть отсутствие груди; зато она обладала тонкой талией и широкими бедрами, обтянутыми темно-синей фланелевой юбкой. Туфли она носила простые, черные, на низком каблуке. Брошка с камеей свидетельствовала о том, что она женщина, имеющая право на украшение, однако выглядела так же неуместно, как и ее новая стрижка. Стрижка была короткая, с оттенком нахальства, вошедшая в моду благодаря известной фигуристке. Однако если фигуристке с ее кокетливой мордашкой она вполне шла, то на голове у доктора Файнберг смотрелась, как рождественская елка на танковой башне, и вместо радости навевала грусть.