Зимние каникулы (СИ) - Чугунов Николай - Страница 29

Повинуясь жесту Алрин, трактирщик развернул один из столов, за которым и устроились травницы. Напротив немедленно уселся уже знакомый травницам кожевенник, который с трудом разогнулся и просипел:

— Помогите, любезные… Все внутри горит… Трактирщику же помогли… — Лара тут же выудила из склянки заветный листочек и подала кожевеннику.

— Проглотите и пейте воду, пока не прекратится. На что-нибудь еще жалуетесь? — спросила девушка.

Кожевенник не ответил. Наконец, допив поданную воду, он радостно улыбнулся и сказал:

— Да нет, вроде все хорошо… А, от порезов, что быстрее заживали, есть что-нибудь? А то, бывает, порежешься, так шкуру нормально не выделаешь, так щиплет все.

— Есть, — улыбнулась Алрин и достала баночку с мазью. — Смажете — и кровь остановится, и заживет быстрее, и горячку никогда не получите. В общем, так, серебрушка — травка и три — мазь.

— Идет, — обрадовался кожевенник, и, чуть ли не подпрыгивая от радости, направился к выходу. Остальные проводили его завистливыми взглядами. Перед травницами молниеносно нарисовался следующий пациент.

Прием пациентов, по расчетам травниц, уже подходил к концу — из народа, столпившегося на улице, подлечиться в трактир заходили считанные единицы. Остальные брали что-нибудь выпить и садились неподалеку, с уважением глядя на работавших травниц.

Когда был осчастливлен последний страждущий, в корчму внезапно ворвался патер Эразмус, так до сих пор и не разогнувшийся. Глаза его метали молнии, а рот извергал завершающую часть проповеди, в которой, по видимости, описывались муки, ждавшие несчастных, рискнувших обратиться за помощью к «бесовским отродьям».

— Да как вы смели, во имя Икорена, поддаться искушению и польститься на временное избавление от мук телесных и обречь себя на бесконечные страдания духовные! А вы, сосуды греха, — перст дайна указал на травниц, — как вы смели в моем богоспасаемом селении появиться, силой истинного бога оберегаемого и вести в нем свою богомерзкую практику? Да гореть вам в аду во веки веков! — с этими словами ретивый священнослужитель ударил по столу, за которым расположились травницы, своим суковатым посохом.

Алрин недовольно поморщилась и легонько повела рукой, отчего пустая скамейка ловко поддела дайна под коленки, заставив того оседлать мобильную мебель. Патер Эразмус очень удивился такому странному поведению привычных предметов, и это удивление стало последней каплей на шлюзах его матерного красноречия. Не взирая на совершаемый прямо на глазах у потрясенных прихожан грех сквернословия и богохульства, культист тщательно и с выражением описал, какие виды у него были на эту скамейку, включая интимные, на дерево, из которого были добыты соответствующие доски, на столяра, лесоруба, возчика, членов их семей и даже предков, а особенно — трактирщика, приютившего у себя столь непослушный предмет интерьера, после чего дайн перевел дыхание и не менее красочно проклял всех присутствующих скопом и каждого по отдельности. Прихожане отошли от культурного шока и, схватив велеречивого пастора под руки, поспешили очистить помещение. Последний из них уже на выходе обернулся и пообещал сраженным красноречием дайна травницам провести с преподобным тщательную разъяснительную работу на предмет того, как подобает лицу его сана вести себя в приличном обществе. Травницам только и оставалось, что кивнуть.

— Итак, подведем итог. Выручка — дюжина кладней. Убыли — пара мазей, практически весь твой антипохмельный порошок и треть запасов коалевого щавеля. По-моему, неплохо, — произнесла Алрин, задумчиво пересчитывая полученные монетки.

— Ага, но три кладня уйдет на восстановление запасов. Впрочем, девять кладней чистыми — неплохой итог дня работы, — усмехнулась Лара. — Думаю, нам не стоит здесь засиживаться, а то еще нажалуется этот пастор Вседержителю.

— Да в любом случае нажалуется. Но ты права, сейчас мы в выигрыше, но нашим коллегам тут будет ой как тяжко, добро, если только побьют… — задумчиво ответила Алрин и хитро улыбнулась. — Ладно, закатим небольшой прощальный ужин, но без излишеств — похмелье нам снять уже нечем.

— Отлично, — и подруга, спрыгнув с кровати, решительно потянулась к сумкам. — А пока — упакуем вещички да рассчитаемся, чтоб с утра не заморачиваться.

Погода наутро и не собиралась исправляться — все так же дул непредсказуемый ветер, забрасывая ранних путников снежной крупой, все так же выло в каминах, все так же безрадостно выглядело мрачное серо-пятнистое небо. Последнее, казалось, своим толстым брюхом навалилось на Тихие Россохи и всерьез намеревалось если не раздавить несчастный городишко, то хотя бы основательно его заморозить.

Уже на выходе из города ветер донес до травниц уже знакомые вопли и Алрин, придерживая плащ, изо всех сил стремящийся надуться пузырем и улететь в неведомые дали, остановила Витушку и оглянулась. Лара последовала ее примеру.

Сквозь сугробы ковылял скрюченный пастор, грозно потрясая внушительным блестящим крестом. Против обыкновения, его лысина была надежно упрятана в капюшон новенькой темно-зеленой рясы. Внезапно он охнул и сунул крест куда-то под капюшон.

— А крестик-то серебряный, — хмыкнула девушка, придерживая лошадку.

— А чего он его под капюшон-то прячет? — недоуменно спросила Лара. — Не замерзнет же эта железяка, в конце концов…

Резкий порыв ветра продемонстрировал причину этих манипуляций, сорвав капюшон с головы Эразмуса. Всю левую половину лица пастора украшал громадный кровоподтек, поставленный, видимо, в процессе душевных разговоров с оскорбленными прихожанами. До травниц донеслась очередная порция проклятий.

— Точно, не хотела бы я появиться в этом славном городке еще раз, — заключила травница и пустила Витушку вскачь. Ее подруга расхохоталась и, показав разобиженному культисту характерный жест из одного пальца, устремилась следом. Подруг уже ждал Стармин.

Глава 8

Мы рады вам с прискорбием сообщить…

Вечерний Стармин выглядел на диво спокойно. Многочисленные окошки источали ласковый золотистый свет, образовывавший уютные дорожки, дрожавшие на потемневшем подтаявшем снегу и как бы говорившие запоздалым путникам: «Где ж вы шляетесь, черти? А ну, быстро по домам!». Первые звезды, натужно пробиваясь через багрово-синие всполохи, ехидно улыбались, намекая на то, что настоящий романтик в любом случае предпочтет удовольствие посмотреть на них домашнему уюту, равно в одиночестве или парой. Луна, тонким серпом засеребрившаяся на востоке, также своим гордым видом показывала, что окошки появляются и исчезают, а ее белые бока — вечны.

— Ну, куда, домой или как? — устало спросила Лара, жмурясь от сладкого предчувствия покоя.

— Давай лошадок сдадим, а потом можно и на боковую… — также устало вздохнула Алрин. Лара недовольно скривилась. — Что делать, подруга, мне самой неохота… Но еще менее охота платить за постой животин, когда можно этого не делать. Нам еще за сбрую рассчитываться, не забыла?

— Так разве мы не эту сдадим взамен утерянной? — удивилась Лара.

— Э нет, жалко. Очень удачный комплект подобрался, да и что-то мне подсказывает, что сбруя нам еще пригодится… — задумчиво возразила Алрин.

— Не накаркай… — мрачно вздохнула Лара. — Лично я надеюсь, что больше никуда рваться не придется.

— Не кисни, коллега! Если предчувствие меня обмануло, никогда не поздно загнать их за полцены, — ободряюще улыбнулась травница.

Ворота лечебницы, как и ожидалось, были накрепко заперты. Травницы спешились, Алрин пошла искать сторожа, а Лара начала делать зарядку, за время их путешествия уже отработанную до автоматизма. Внезапно одна створка слегка приоткрылась.

— Ну, чего встали, как бараны? — недружелюбно донеслось из щели.