Дамоклов меч - Мэрфи Уоррен - Страница 21

— Конечно, понимаю. Только русские способны делать что-то за просто так. Я тебе говорил, что это не по-американски. — Чиун выключил дворники.

— Юрием Гагариным звали первого человека, летавшего в космос.

— За что? — поинтересовался Чиун, следя за тем, как муха, вернувшаяся на свое место, опасливо подбирается к неподвижному пока левому дворнику.

— Ни за что. Быть посланным в космос — великая честь для советского гражданина, Чиун.

— При императоре Калигуле смерть в чане с расплавленным свинцом тоже считалась великой честью, — закивал Чиун, вновь включая дворники. На этот раз муха снова увернулась. — В особенности по сравнению с более распространенным способом — быть выброшенным на арену к голодным львам.

Анна вздохнула.

— Юрий Гагарин погиб в авиакатастрофе в шестьдесят восьмом году.

— Значит, это его сын держит эту... мойку?

— Сын Героя Советского Союза никогда не опустился бы до того, чтобы мыть машины в Америке.

— Почему нет? Лучшие граждане всех стран мира стремятся к этим берегам. Америка — страна великих возможностей. Она всех привечает.

— Странно слышать это от такого самовлюбленного типа, как ты, Чиун.

— По крайней мере, в этом мы сходимся, — Чиун удовлетворенно затряс бородой.

— В чем в “этом”?

— В том, что я — человек, влюбленный в себя. Правда, я предпочитаю слово “самосовершенствующийся”. Хотя нет, пожалуй, “самый совершенный” подойдет больше...

— Чиун, “Юрий Гагарин” — это название советского космического корабля, который я здесь ищу. Ты видел следы от огромных шин там, на дороге? Я уверена, что их оставил наш “челнок”. И ведут они прямо сюда, к этой самой мойке.

— Ну и?..

— Ну и, значит, совпадение исключено. — Владелец этого внушающего жалость заведения назвал его так потому, что совсем недавно этот самый корабль, тоже названный в честь вашего изгнанника, посетил эти места. И, возможно, стал его первым клиентом. Американские купцы всегда возвеличивают первого покупателя, хотя все знают, что важнее всего — тот, кто придет за ним.

Чиун не глядя ткнул в тумблер, включавший дворники. Муху размазало по стеклу. На лице Мастера появилась младенческая улыбка. Он снова повернулся к Анне Чутесовой.

— “Юрий Гагарин” не мог отклониться от своего маршрута только лишь для того, чтобы ополоснуться в Богом забытом уголке Америки.

— Но ведь ты же сама говорила, что в твоей стране... в России совсем нет таких моющих машин?

— А при чем здесь это?

— При том, что можешь ли ты придумать объяснение более убедительное, чем то, которое предложил тебе Мастер Синанджу?

— Нет.

Анна отвернулась и стала смотреть в окно. Перед их машиной, словно вход в пещеру Али-бабы, разверзся черный зев ворот мойки.

— Наша очередь.

Чиун нажал на газ, и машина вползла в темное нутро новоиспеченного “Юрия Гагарина”. Около машины со стороны водителя возник парень, одетый в форменный комбинезон.

— Поставьте машину на нейтралку и снимите ногу с тормоза, — проинструктировал он Чиуна.

— Что называешь ты дивным словом “нейтралка”? — полюбопытствовал Мастер Синанджу, запомнив на всякий случай написанную на пластиковой бирке фамилию служителя.

— Ты меня за дурака, что ли, держишь, приятель?

— Не обращайте внимания, я сама.

Анна поставила рычаг переключения скоростей в требуемое положение.

— А у вас забавный акцент, леди, — заметил парень. — Откуда будете?

— Из Москвы.

— Это рядом с Россией, что ли?

— Совсем рядом, — уточнила Анна.

— Я, знаете, этих русских не люблю.

— Боюсь, что это взаимно, — ответила Анна ледяным тоном.

— А что нам делать теперь? — спросил Чиун.

— Да ты не знаешь, что ли?! — снова взвился парень.

— Мы здесь недавно, — пояснил Мастер Синанджу, — и еще не успели постичь таинства мойки машин в Америке.

— Тогда подними стекла и езжай дальше.

— Но как смогу я повелевать теми, кто будет совершать омовение? Возможно, мне захочется поторопить их. Парень рассмеялся.

— Тут больше нет никаких машин из костей и мяса... Я хочу сказать, людей тут, кроме меня, больше нет. Всю работу делают машины железные.

— А вы, стало быть, владелец? — спросила Анна.

— Не, мэм. Владелец сидит в будке, на том конце. А мое дело — следить, чтобы вы заезжали по очереди.

— Но вы сказали, кроме вас, людей здесь больше нет, — подняла брови Анна.

— Точно так, — подтвердил парень.

Повернув рубильник, он пустил конвейерную дорожку, и машина начала медленно вползать в водоворот крутящихся мокрых синтетических щеток. Нажав кнопку, Анна подняла стекла.

— Несчастный отрок, — печально изрек Чиун.

— С ним что еще такое?

— Он так низко пал, несмотря на молодость.

— Он что, твой знакомый?

— В жилах его текла некогда королевская кровь. Теперь он присматривает за машинами. — Откуда ты про кровь-то знаешь?

— Так написано на его одеждах. Некогда он был эрлом — великим предводителем викингов.

— А-а, — кивнула Анна. — А мне, знаешь, он напомнил выпускника военного училища. У нас дома они точь-в-точь такие. Ему бы больше подошел АКМ в руках.

— Молчи, — поднял руку Мастер Синанджу, во все глаза наблюдая за крутящимися вокруг огромными щетками. — Я желаю в тишине насладиться этим великим детищем американского гения.

Анна послушно умолкла. Принцип работы мойки был небезынтересен и ей. Но больше всего ей хотелось пообщаться с владельцем этого заведения, который, по словам его помощника, сидел у выхода в будке. Интересно, с чего бы он, назвав дело именем советского героя, нанимает персонал с выраженной русофобией...

Конвейер тянул машину дальше — струи воды, снова щетки, счищавшие грязь со стекол, крыши, дверей... Анна почувствовала, как в душе ее начинает нарастать беспокойство — нет, она не боялась американской техники, но все же она была русской в чужой, да к тому же враждебной стране. Да еще внутри этой обмывочной коробки — все равно что в чреве кита. Прямо скажем, довольно неуютно.

Хотя, глядя на Чиуна, этого никак нельзя было сказать. Старик прямо-таки лучился от удовольствия, стараясь смотреть сразу во все стороны и напоминая ребенка, наконец попавшего в “Диснейленд”.

— Взгляни же! — завопил он, тыча пальцем в окно. — Огромные, величественные губки!

Это были, конечно, не губки, а мягкие щетки, состоявшие из толстых пластиковых волокон синего и красного цветов. Они набросились на машину, словно толпа беснующихся дервишей; металл под их натиском недовольно загудел.

Палец Чиуна уже лежал на кнопке опускания стекол. Анна едва успела удержать руку старика.

— Чиун, ты что делаешь?!

— Хочу их потрогать, — упрямым тоном заявил тот.

— Зачем?

— Может быть, мне удастся получить один из этих восхитительных ростков на память, на добрую долгую память.

— Ты же воды напустишь в салон!

Чиун сполз по спинке сиденья вниз. Детское удовольствие на его лице сменилось выражением глубокого огорчения.

— Уже поздно. Прекрасные губки исчезли — и все по твоей вине. Теперь у меня не будет никакого сувенира от первого знакомства с величайшим детищем гения — американской мойкой. Это был тот звездный час, воспоминания о котором должны передаваться из поколения в поколение, а ты превратила величайшее событие в горстку праха.

— И спасла тебя от превращения в обмылок, — проворчала Анна; потоки мыльной пены снаружи окутали машину, как густой белый снег.

— Я ничего не вижу! О боги, я ослеп! — завывал Чиун, вертясь из стороны в сторону. Но тщетно — было похоже, что они попали в снежный буран.

В следующую секунду на машину обрушился новый эшелон красно-синих щеток, вследствие чего Чиун тут же успокоился. Стекло со стороны Анны стало таким прозрачным, что, казалось, его попросту нет, и Анна успела заметить на стене мойки начертанные красной краской огромные буквы. Букв было две — “С” и “Р”; располагались они как-то странно, вертикально, так что изгиб “Р” смотрел прямо в пол.