Хозяин зубастой машины - Дворкин Илья Львович - Страница 6

Часть III

13. На Пулковских высотах

Василий Иваныч работал тогда на Пулковских высотах. Бои за них шли свирепые, потому что с этих высот весь Ленинград виден был как на ладони. А он копал землю. Дни и ночи, дни и ночи — полуголодный, бессонный, усталый… И каждый день — охота. Экскаватор — дичь, немецкие самолёты — охотники.

Кто только не охотился за зубастой машиной Василия Ивановича Кукина и за её хозяином! «Юнкерсы», «мессершмитты»…

— Я любую марку немецких самолётов издали — по звуку — стал угадывать, — вспоминал Кукин.

А Витька слушал и так ярко представлял маленький, беззащитный сверху кубик экскаватора и свирепо бросающиеся на него фашистские самолёты, что даже глаза ладошкой закрывал от страха и гневно сжимал кулаки.

Но кукинская машина была словно заговорённая. На ней живого места не было от пулевых и осколочных пробоин, но ни в один важный механизм попасть фашистам не удавалось.

— Мотор, лебёдки, поворотный круг работали отлично, а дырки что! Ещё и лучше для вентиляции! — смеялся Кукин. — Ребята из танкоремонтной бригады соорудили мне что-то вроде кабины, а над крышей и по бокам «кабины» броневые плиты поставили, так что пули и осколки с отвратительным визгом отлетали от них, не пробивая.

Только приходилось иногда после особенно тяжёлого осколка глушить мотор… После такого жестокого звукового удара Василий Иваныч с трудом приходил в себя.

Однажды командир зенитного полка, совсем ещё молодой майор, поглядел на жёлтое, с провалившимися глазами, худое, донельзя усталое лицо машиниста и сказал:

— А тебе, Иваныч, надо отдохнуть. Хотя бы денька два отоспаться.

Через два дня Кукина вызвал его непосредственный начальник и четко, по-военному приказал идти домой и трое суток отдыхать.

Кукин обрадовался. Знал бы он, чем это кончится! Василий Иваныч проспал двое суток подряд. А когда проснулся, узнал, что на Пулковские высоты сброшен вражеский десант и все пути туда отрезаны. Экскаватор увезти было некому.

И тогда он пошёл на свой страх и риск. Автомат на шею — и пошёл. Ночью пробрался к своему давнишнему стальному другу, нежно погладил его, и показалось Василию Иванычу, что тот вздрогнул и пробормотал что-то непонятное, будто пожаловался.

И Кукин решил пробиваться в Ленинград. Будь что будет! Если напорется на фашистский патруль — дело ясное: гранату в бак с горючим, чтоб не достался экскаватор врагам, а там уж по обстоятельствам, как получится.

И он включил двигатель.

Пускач затрещал, словно крупнокалиберный пулемёт, немцы яростно отозвались, — видно, не больно-то уверенно чувствовали они себя на ленинградской земле. А потом Василий Иваныч сел и поехал своим ходом.

Так и добрался до Ленинграда. И ни один фашистский патруль не остановил его.

Надо было видеть лица солдат из нашего боевого охранения, когда они узнали, откуда пригнал свою машину этот худущий парень в промасленном до кожаного блеска ватнике!

14. Самый страшный зверь

Василий Иваныч задумался, машинально ломая подвернувшийся под руку прутик.

— Вот скажи мне Витька, какой самый на свете страшный-страшный зверь?

— Тигр! — не задумываясь, ответил Витька. — И ещё эта… акула. Ужас какая, зубищи — во! Страх глядеть. Я по телевизору видел.

Василий Иваныч усмехнулся.

— Нет, милый. Есть и пострашнее. Только этого зверя по телевизору не покажешь. И в зоопарк не посадишь… Запомни, Витька, самый страшный зверь на свете — это голод. В сорок втором году ближе к весне он меня и зацапал. Куда там твоей акуле… Вообще-то голода я к тому времени уже не ощущал — опух весь, даже толстым казался, а рычаги передвигать не мог. Надо завалы после артобстрела и бомбёжки разбирать, а я совсем обессилел. И на пути в казарму упал. Чувствую: если не подымусь, погибну. И знаешь что я вдруг вспомнил?

— Что?

Витька слушает. Глаза горят, он и про бутерброды и про чай из термоса забыл.

— А вспомнил я детство. Новую Ладогу и снежную крепость, где меня завалило. Оказывается, то, что в детстве в человеке заложено, — это на всю жизнь. Вспомнил, и стало мне стыдно — мальчишкой не сдался, а тут… взрослый ведь совсем, стыдно без борьбы на тот свет отправляться. Я и пополз. Хоть и ничего мне уже не хотелось, ко всему равнодушие, только крепость помню и шепчу: «Стыдно!». Встать уже не мог. Потому пополз на четвереньках. И дополз. Потом отлежал месяц. Весной полегче стало. Весна! Лебеда появилась, крапива, всякая зелёная травка… Ты ел когда-нибудь щи из крапивы?

— Нет… — Витька удивился. — Она же до волдырей острекать может!

— Это старая. А из молодой такие щи — пальчики оближешь. В общем, выкарабкался я — и снова на свою копалку — землю копать. Вот и всё.

— Как это всё?! — возмутился Витька.

— Ну, дальше нормально — работа. Восстанавливали заводы, дома. Вот уж чего-чего, а работы хватило! Гитлер-то приказал наш Ленинград сровнять с землёй, снести, будто его и не было. Правда, ничего у этого сумасшедшего не получилось, но холуи его старались от души, гадостей нам наделали — не счесть. Так что работы всем хватило, а строителям — особенно. Ну, строить — не ломать, дело весёлое! Сперва на всяких трофейных «железках» работал, а потом получил своего «Омича», и вот уже двадцать лет дружим, живём душа в душу. Погоди вот, я его ещё разговаривать научу, а так он всё понимает. — Василий Иваныч рассмеялся, потом огляделся и присвистнул: — Э, брат, пора нам до дому! А то влетит мне от твоих родителей.

Вышли к «москвичу».

Витька огляделся.

Когда ещё попадёшь в лес? Он нарвал большой, яркий букет из берёзовых и осиновых листьев. Василий Иваныч согнул гибкую рябину и добавил в букет несколько алых гроздьев.

15. Кто строит дом?

Когда ехали по Московскому проспекту, а потом свернули на Гагаринский, Василий Иваныч то и дело говорил, показывая на какой-нибудь дом:

— Мой крестник. Я начинал.

И Витьке вдруг стало обидно за Василия Иваныча.

— Вот ходят все мимо домов, — сердито сказал он, — живут даже в них, а никто и не знает, что вы их строили. Неправильно это!

— Э, дружок, не так просто всех перечислить, кто эти дома придумывал да строил. Я вот буду говорить, а ты загибай пальцы, — увидишь, что получается. Считай: экскаваторщики котлованы да траншеи роют, кабельщики да слесари-трубоукладчики кабели самые разные да трубы укладывают; сварщики эти трубы сваривают, монтажники стены и перекрытия возводят из блоков; кровельщики крышей дом накрывают; столяры двери и рамы оконные приспосабливают; паркетчики полы накрывают; сантехники водопровод и канализацию проводят в доме; газовщики плиты и трубы устанавливают; монтёры электричество проводят; телефонщики — телефоны устанавливают; стекольщики — стёкла вставляют; штукатуры стенки штукатурят, а маляры их красят; телевизионщики антенны устанавливают… Ну, хватит — или еще?

— Ого, пальцев не хватает, — засмеялся Витька.

— Думаешь, я тебе всех назвал? А изолировщики? А монтёры-слаботочники — чтоб радио работало? А дорожники, чтоб к дому подойти можно было? А у дорожников — и бульдозеристы, и водители катков, и асфальтировщики. А шофёров забыл? А механики, чтобы лифт бесперебойно бегал с этажа на этаж? А озеленители-садовники, а…

— Хватит, — сказал Витька и упрямо стукнул себя по коленке. — И всё равно! Раз работали люди, значит надо! Надо, чтоб про них знали!

16. Врет Симаков или не врет?

Витьке позвонил Симаков, который всё знает.

— Вот ты не знаешь, а я знаю! — закричал он в телефонную трубку свою любимую фразу, с которой обычно начинал любой с Витькой разговор.

Витька отодвинул трубку подальше от уха.

— Ты чего так кричишь? — разозлился он. — Оглохнуть можно.

— А ты сунь в ухо мизинец и поковыряй, — спокойно посоветовал Симаков нормальным голосом. И тут он знал, что надо делать! — Вот у тебя под окнами Герой работает на стройке, а ты ничего не знаешь!