Повседневная жизнь Букингемского дворца при Елизавете II - Мейер-Стабли Бертран - Страница 13

Все же Джеймс Каллаган не может не отметить: «Все ее знания базируются на сведениях, полученных извне. У нее довольно мало опыта и знаний, приобретенных, так сказать, напрямую, за исключением одной области, а именно выращивания лошадей и бегов. Она часто может повторить вам то, что кто-то сказал ей по какому-либо поводу или на какую-то тему. Это ее способ судить по данному поводу или относительно данной темы. Она не может иметь личное мнение, не может высказывать собственную точку зрения».

После пяти лет правления лейбористского правительства к власти вернулись консерваторы, и 4 мая 1979 года королева назначила премьер-министром Маргарет Тэтчер, которая стала первой женщиной, занявшей сей пост. Если кто-либо желает проявить благоразумие и воздать всем по заслугам, то следует начать с того, что королеву и миссис Тэтчер никогда не вдохновляли одни и те же вопросы. Премьер-министр питала великую страсть, редкую для главы британского правительства, ко всему тому, что было связано с наукой и новыми технологиями: она могла более пяти часов (вместо двух-трех предусмотренных) осматривать какой-нибудь завод по производству компьютеров, причем без устали задавать вопросы, доказывающие, что она поняла все, что ей объясняли. Королева в данной сфере не следовала ее примеру. В действительности, и это во дворце ни для кого не было тайной, она вовсе не ценила Маргарет Тэтчер, бывшую, по ее мнению, слишком пропитанной духом «нуворишей». Говоря о Мэгги, она могла даже сказать следующее: «Сотрите слой лакировки, нанесенный Кембриджем, и вы попадете в бакалейную лавку». С этим мнением охотно соглашались принц Филипп и принц Чарльз. На семейных обедах и ужинах Елизавета великолепно копировала вымученный, неестественный тон своего премьер-министра. Она не лишала себя удовольствия слегка отомстить госпоже Тэтчер: когда «Железная леди» прибывала к королеве, чтобы доложить о положении дел, которое ей не нравилось (например, об американской интервенции на Гренаду в 1983 году), могла даже не предложить ей сесть…

В 1986 году, в июле, когда пресс-атташе дворца с точным расчетом сделал несколько нескромных откровенных заявлений воскресной редакции «Таймс», в этом увидели своеобразный хитрый маневр с целью оказания давления на премьер-министра. В самом деле, газета упомянула о том, что королева сделала несколько критических замечаний в адрес Маргарет Тэтчер, которая отказывалась применить санкции против Южно-Африканский Республики, чего требовали страны Содружества. Елизавета не простила ей также провала XIII Игр Содружества, подвергнутых бойкоту со стороны половины приглашенных стран. По сведениям автора все той же статьи, королева сожалела о «недостатке сочувствия у Маргарет Тэтчер к бедным» и о «непоправимом ущербе, нанесенном социальной системе действиями, примененными правительством по отношению к забастовке шахтеров…».

Писатель Энтони Сампсон дошел даже до того, что написал: «Еженедельные встречи королевы с госпожой Тэтчер, двух женщин одного возраста, представляют собой своеобразную идефикс, манию, по крайней мере для одной из них». Он добавил, что королева «проста и пряма», тогда как госпожа Тетчер еще больше похожа на королеву. Однако столь же трудно представить себе, чтобы такую ярую роялистку, как Маргарет Тетчер, неотступно преследовали и мучили мысли о визитах к королеве, как и то, чтобы невозмутимую Елизавету II, сегодня столь уверенную в себе, устрашили бы мысли о визите кого-либо из политиков.

Отношения между принцем Чарльзом и бывшим премьер-министром были еще хуже. В приватных беседах принц не раз выражал сожаление о почти патологической непримиримости и несговорчивости Маргарет Тэтчер, особенно ярко проявившихся после войны из-за Мальвинских (Фолклендских) островов, когда она не соизволила протянуть руку Аргентине, а также в деле о заложниках в Ливане, когда она упрямо отказывалась от любых переговоров. Еще более раздражало «Железную леди» то, что старший сын королевы выказывал большую симпатию к обездоленным слоям населения королевства и без всяких колебаний шел на многочисленные контакты с молодыми бродягами, с бездомными и вообще со всеми «лишними людьми» британского общества. Его достаточно резкие высказывания относительно устройства общества и критические замечания по поводу выбора определенного направления в политике и некоторых политических решений очень раздражали госпожу Тэтчер.

Отметим в скобках, что, назначенный после достижения им тридцатилетнего возраста личным советником королевы, принц Чарльз получил доступ к официальным государственным документам, которые его матери доставляют в знаменитых «чемоданчиках». Похоже, он с наслаждением погружается в их изучение, жадно открывая для себя пружины и движущие силы власти. Говорят, что он даже принял решение не стать в дальнейшем просто немым хранителем традиций, как Елизавета II. Вот почему госпожа Тэтчер, проявляя бдительность, неусыпно следила за «траекторией движения» принца, чьи стремления она могла оценить и чьих поползновений как претендента на власть она опасалась.

С Джоном Мейджором, обосновавшимся на Даунинг-стрит, отношения установились очень вежливые и любезные. Его супруга, страстно увлеченная оперой, даже стала близкой приятельницей принца Чарльза, и Джон Мейджор многократно проводил уик-энды в Балморале. В глазах королевы Джон Мейджор был человеком, выказавшим по отношению к ней большую преданность, и он старался наилучшим образом помогать ей преодолевать те кризисы, что возникали из-за Дианы и Сары, вернее, провоцировались ими.

Сегодняшний обитатель Даунинг-стрит иногда приводит королеву в замешательство. Разумеется, она восхищается его харизмой и его искусством в сфере политики, но попытки лидера социалистов «смахнуть пыль» внушают ей опасения. Предложения по реформе палаты лордов, придворного этикета Сент-Джеймсского дворца или цивильного листа иногда заставляют королеву глубоко задуматься. Желанию премьер-министра изменить внешние символы королевской власти (так, Тони Блэр хочет резко ограничить права на титул Королевского Высочества) королева оказывает сопротивление. Но она знает, что Тони Блэр популярен в народе и его советы в области отношений с общественностью находят, разумеется, отзвук в душе государыни, хотя все королевское семейство считает его слишком уж властным, с определенными претензиями на полномочия президента, по признанию супруги принца Эдуарда.

День близится к концу. Елизавета поднимается в свои покои, принимает ванну и переодевается к ужину. Иногда на ужине присутствуют друзья или члены семьи; они смотрят фильм в кинозале (Филипп всегда лично выбирает фильмы для просмотра), если только королевская чета не присутствует на каком-нибудь торжественном вечере, на гала-концерте, на премьере (которые так и называются «Королевский спектакль», «Королевский концерт»…) или в «Ковент-Гардене»…

Один из организаторов некоего Королевского вечера однажды вспомнил об ужасном промахе: «Я предупредил дирижера, сказав ему, что концерт начинается в 19 часов 30 минут. «Вы, маэстро, появитесь на сцене на пять минут раньше, ответите поклонами на аплодисменты публики и будете ждать. Мне сообщили, что королева войдет в зал в 19 часов 27 минут, а, как вам известно, точность в таких делах гарантирована здесь Господом Богом. Но когда вы увидите, что в королевской ложе появилась дама, вы взмахнете дирижерской палочкой и оркестр заиграет гимн «Боже, храни королеву». Королева действительно прибыла в 19 часов 27 минут, я встретил ее у дверей, и вот, когда мы двигались по коридору к ее ложе, я вдруг услыхал, как оркестр заиграл «Боже, храни королеву». Королева, казалось, была в замешательстве, она не знала, что делать: то ли замереть на месте, то ли идти дальше; в конце концов она все же решила двигаться в прежнем направлении, не убыстряя, но и не замедляя шага, и вошла в ложу в самом конце исполнения гимна. Когда я позже спросил у дирижера, что же все-таки произошло, то он мне объяснил, что ждал, когда в ложе появится дама, и какая-то дама там действительно появилась, но то была опоздавшая зрительница, решившая сократить путь и прошмыгнувшая в соседнюю ложу. Но маэстро не смог быстро сообразить, что эта тень всего лишь промелькнула и исчезла, так как, едва ее заметив, он повернулся лицом к оркестру и начал дирижировать».