Что рассказывали греки и римляне о своих богах и героях - Кун Николай Альбертович - Страница 50

Как раз в это время приплыл к берегам Сицилии прорицатель Телем. Он предсказал Полифему:

– Твой единственный глаз, который у тебя во лбу, вырвет герой Одиссей.

Грубо засмеялся в ответ прорицателю Полифем и воскликнул:

– Глупейший из прорицателей, ты солгал! Уже другая завладела моим глазом!

Далеко в море вдавался скалистый холм, он круто обрывался к вечношумящим волнам. Часто приходил со своим стадом на этот холм Полифем. Там садился он, положив у ног дубину, которая величиной была с корабельную мачту, доставал свою сделанную из ста тростинок свирель и начинал изо всех сил дуть в нее. Дикие звуки свирели Полифема далеко разносились по морю, по горам и долинам. Доносились они и до Акида с Галатеей, которые часто сидели в прохладном гроте на морском берегу, недалеко от холма. Играл на свирели Полифем и пел:

– О, Галатея! Ты белее белого цветка волчьей ягоды, цветешь роскошней луга, стройнее ольхи, блестящее стекла; ты слаще спелого винограда, приятнее тени летом; ты мягче лебяжьего пуха и нежнее простокваши. Ты дичишься меня более, чем молодая телка, ты непреклоннее старого дуба. Сама ты гибка, как ивовый прут, и неумолимее этих скал. Ты горда, как павлин, жжешь меня сильнее огня и колешь сильнее терновых шипов. Ты яростнее медведицы, у которой маленькие медвежата, и неукротимее гидры. О, ты бежишь от меня даже скорее, чем бежит олень от собак, прямо-таки так скоро, как дуновение ветра! А ведь у меня есть пещеры, в которые летом не проникает луч солнца, а зимой холод. У меня много фруктов, есть у меня и виноград пурпурного цвета и желтого, как золото; для тебя я сберегу и того, и другого. Ты будешь сама собирать в лесу землянику, а осенью будешь собирать сливы, и темные, и желтые, как воск. Никогда не будет у тебя недостатка в каштанах, лишь стань моей женой! Посмотри! Это стадо мое, да и кроме этого у меня много стад в лесу, в долинах и в стойлах. Если бы ты спросила, сколько у меня овец, я не мог бы ответить. Ведь это только беднякам прилично считать свой скот! У меня всегда сколько угодно молока, белого, как снег. Часть молока можно выпить, а из остального сделать сыр! О, я приготовил даже подарок для тебя! Это не какой-нибудь заяц или козленок, или голуби, или птичье гнездо. Нет, я подарю тебе двух молодых медведей! Хорошо тебе будет с ними играть! Они так похожи друг на друга, что их и не отличишь. Я нашел их в горах у медведицы еще совсем маленькими и тотчас сказал: «Их я выкормлю для моей повелительницы». Высунь скорее голову из моря, приди скорее, Галатея, не отказывайся от моих подарков! Посмотри, каков я собой! Я смотрел на свое отражение в воде и сам себе очень понравился. Зевс не больше меня ростом; вы ведь все говорите, что этот самый Зевс правит на Олимпе. Посмотри, какие густые у меня волосы, они спускаются мне на лицо и на плечи, словно лес; это очень красиво! Ведь и лошадь красивее, когда у нее густая грива. А какая у меня громадная борода! Во лбу у меня сверкает один глаз, величиной с большой щит. Ведь и на небе светит одно только солнце! Ты только подумай, – если ты станешь моей женой, Посейдон будет твоим свекром! Я не боюсь вашего Зевса и его молнии; только пред тобой я склоняюсь; твой гнев для меня страшнее молнии. Зачем же ты гонишь циклопа и любишь какого-то Акида? Погоди! Попадись он только мне! Узнает он, какова сила в моих руках! Я разорву его на куски и брошу к тебе в море! Я сгораю от любви, Галатея! Любовь огнем горит у меня в груди, и мне кажется, что во мне целая Этна! А тебя это нисколько не трогает!

Так пел дикий циклоп. Вдруг, словно бешеный бык, вскочил он. Полифем увидал Галатею и Акида в гроте на берегу моря и закричал таким громовым голосом, что на Этне откликнулось эхо:

– Я вижу вас! Хорошо же, это будет ваше последнее свидание!

Испугалась Галатея и бросилась скорее в море. Защитили ее от Полифема родные морские волны. В ужасе ищет спасения в бегстве Акид. Он простирает руки к морю и восклицает:

– О, помоги мне, Галатея! Родители, спасите меня! укройте меня!

Настигает Акида циклоп. Он оторвал от горы целую скалу, взмахнул ей и бросил в Акида. Хотя лишь краем скалы задел Полифем несчастного юношу, все же весь он был покрыт этим краем и раздавлен. Потоком текла из-под края скалы алая кровь Акида. Постепенно пропадает алый цвет крови, все светлее и светлее становится поток. Вот он уже похож на реку, которую замутил бурный ливень. Все светлее и прозрачнее он. Вдруг раскололась скала, раздавившая Акида. Зазеленел звонкий тростник в расщелине, и струится из нее быстрый прозрачный поток. Из потока вынырнул по пояс юноша с голубоватым цветом лица, в венке из тростника. Это был Акид, – он стал речным богом.

Эсак и Гесперия

Эсак был сыном царя Трои, Приама, братом великого героя Гектора. Тайно был рожден Эсак прекрасной нимфой Алексироей, дочерью речного бога Граника, на склонах лесистой Иды. Выросши в горах, не любил Эсак города и избегал жить в роскошном дворце отца своего Приама. Он любил уединение гор и тенистых лесов, любил простор полей. Редко показывался Эсак в Трое и в совете троянцев. Несмотря на уединенную жизнь Эсака, характер его не был дик и груб, приветлив был он, а сердце его было доступно чувству любви. Часто преследовал юный сын Приама в лесах и полях прекрасную нимфу, Гесперию. Пламенно любил он ее. Скрывалась нимфа, лишь только увидит Эсака.

Однажды застал на берегу реки Кебрена Эсак красавицу Гесперию в то время, когда она сушила на солнце свои пышные волосы. Увидала нимфа юношу и бросилась бежать от него. Погнался за ней Эсак. Гесперия бежит, словно серна, гонимая хищным волком, она несется по полям, словно утка, которую застиг вдали от озера быстрокрылый ястреб. Преследует ее юный троянец. Страх гонит Гесперию, а Эсака гонит любовь.

Вдруг спрятавшаяся в траве змея ужалила в ногу нимфу, и яд змеиных зубов остался в ране. Вместе с жизнью кончилось бегство. Упала на руки подбежавшего Эсака Гесперия. Обняв умершую, обезумев от горя, воскликнул Эсак:

– О, горе! горе! Как ненавистно теперь мне это преследование! Да, не боялся я этого! Не думал я победить такой дорогой ценой! Мы оба убили тебя, Гесперия! Смертельную рану нанесла тебе змея, а я виновник этого. Я буду коварней змеи, если не искуплю своей смертью твою смерть!

Бросился Эсак с высокой скалы в пенистые волны моря, которые бились с шумом о скалу. Сжалилась над несчастным юношей Фетида, ласково приняла его в волнах и одела всего перьями, когда погрузился он в морскую пучину. Не постигла сына Приама смерть, которую он так желал. Выплыл уже птицей Эсак на поверхность моря. Негодует он, что должен жить против воли. Он высоко взлетает на своих только что выросших крыльях и с размаху бросается в море, но защищают его при падении перья. Еще и еще бросается в море Эсак, он хочет найти гибель в морской пучине. Нет ему гибели! Он только ныряет в волнах моря! От любви и печали худеет тело Эсака, ноги его стали сухими и тонкими, вытянулась его шея, он обратился в нырка.

Кипарис

На острове Кеосе, в Карфейской долине, был олень, посвященный нимфам. Прекрасен был этот олень. Ветвистые рога его были вызолочены, жемчужное ожерелье украшало его шею, а с ушей спускались драгоценные украшения. Совсем забыл страх пред людьми дивный олень. Он заходил в дома поселян и охотно протягивал шею всякому, кто хотел его погладить. Все жители любили этого оленя, но больше всех любил его юный сын царя Кеоса, Кипарис, любимец стреловержца Аполлона. Кипарис водил оленя на поляны с сочной травой и к звонко журчащим ручьям; он украшал могучие рога его венками из душистых цветов; часто, играя с оленем, вскакивал юный Кипарис, смеясь, ему на спину и разъезжал на нем по цветущей Карфейской долине.

Был жаркий летний полдень; солнце палило; весь воздух полон был зноя. Олень укрылся в тени от полуденного жара и лег в кустах. Случайно там, где лежал олень, охотился Кипарис. Не узнал он своего любимого оленя, так как его прикрывала листва, бросил в него острым копьем и поразил насмерть. Ужаснулся юный Кипарис, когда увидал, что убил своего любимца. В горе хочет он умереть вместе с ним. Напрасно утешал его Аполлон. Горе Кипариса было неутешно, он молит сребролукого бога, чтобы дал ему бог грустить вечно. Внял ему Аполлон. Юноша превратился в дерево. Кудри его стали темно-зеленой хвоей, тело его одела кора. Стройным деревом кипарисом стоял он пред Аполлоном, как стрела уходила его вершина в небо. Грустно вздохнул Аполлон и промолвил: