Зеркала прошедшего времени - Меренберг Марта - Страница 47

Ее сердце. Наверное, оно было таким же изящным и правильным по форме, как она сама, – алым, гладким и блестящим, как старательно вылизанный остреньким детским язычком леденец, красиво расчерченный сеточкой вен и аорт, с безупречно красной, рубиновой, переливающейся кровью.

Конечно же, она не могла отказать своему другу в такой малости. Конечно, она пригласит Натали в гости и… уедет, оставив их одних.

И пусть Дантес делает с ней все, что хочет – изомнет ее, растерзает, оставит синяки на ее белой коже и царапины на спине… Пусть вылезет на улицу весь в помаде и румянах этой неживой, бледной, жеманной тихони, удовлетворенный и счастливый, и пусть побыстрей забудет ее навсегда, оттолкнув от себя; а она будет бегать за ним, и смотреть на него долгим, призывным взглядом, заводная кукла, и манерно закатывать свои желтые глазки, и нервно тискать в пальцах роскошный резной веер…

– К вам Наталья Николаевна Пушкина, Идалия Григорьевна.

– Глаша… скажи ей, что я ненадолго уехала и скоро вернусь. Или нет… скажи, что графиня Юлия Павловна заболела и я срочно вынуждена была уехать к ней… Подай чаю в гостиную, накрой на двоих, поставь свечи. И еще, Глашенька, смотри, чтобы Лизочка была потеплее одета – она кашляет…

– Дочку-то с собой не возьмете разве, Идалия Григорьевна? Она так к дедушке хотела…

– Нет… И распорядись, чтобы экипаж был быстро подан к заднему входу. Поиграй с Лизочкой… конфет ей только не давай – от них у нее красные пятна на щечках…

Наталья удобно уселась в изящное неглубокое креслице на витых ножках и стала разглядывать журналы мод, небрежно сваленные на туалетном столике красного дерева с инкрустациями. Визит к сестрице обещал быть приятным, потому что она собиралась показать ей новые модели парижских шляпок и платьев с корсетами, которые граф Григорий Александрович Строганов привез дочери из Франции.

Вот эта должна быть очень ей к лицу… Charmant. Заказать такую завтра же у mademoiselleLucie… а вот и еще одна, с перьями, на парадный выход… Tresbeau. А еще…

– Nathalie!..

– Жорж? Что вы здесь делаете? – Натали изменилась в лице, но, испугавшись, что на шее могут выступить некрасивые красные пятна, быстро взяла себя в руки и привычно потупилась, опустив длинные ресницы и стиснув на коленях руки. – Idalie пригласила вас в гости, не правда ли? Как это мило с ее стороны… – тихо пролепетала она, быстро обдумывая тактику на случай внезапной атаки.

Наверняка попытается добраться до меня… Но мы ему не позволим… только подразним… чуть-чуть, самую малость…

Милый мальчик… как трогательно. Легкая закусочка перед горячим блюдом… Аппетит не испортит… А уж горячее блюдо – оно-то явно не остынет…

Дантес продолжал в нерешительности топтаться у двери, глядя на красавицу сверху вниз. Он не знал, с чего начать тяжелый и неприятный разговор с очаровательной женщиной, с которой, наверное, проще всего было бы договориться, стиснув ее в объятиях.

Но желание обнимать ее проходило с каждой секундой, пока он смотрел на нее, представляя ее в страстных позах в обнимку с государем – как она, готовая на все, жадно раскрывает ему свои объятия… он спешит, он всегда занят, он знает, что его могут застукать с ней в любой момент, а она обнимает его своими тонкими белыми ручками и прижимает свои губы к его губам, и он принимает ее ласки как должное, потому что…

– Натали… Идалия уехала. Ей сообщили о внезапной болезни матушки, и она вынуждена была покинуть нас… Но я так счастлив видеть вас… Наташа…

Он подошел к креслу и опустился на пол у ее ног, сжав в своих руках ее узкие, унизанные кольцами пальцы и покрывая их поцелуями.

– Наташа… вы мой белокрылый ангел… простите мне – я так соскучился… Когда я долго вас не вижу – я начинаю сходить с ума…

Она легко провела пальчиками по его льняным белым волосам, по высокой скуле, скользнула по губам. Одним хорошеньким пальчиком, затем другим… на целых два пальца ближе к поцелую. Дантес сделал вид, что хочет укусить ее, и тихо рассмеялся, удивляясь сам на себя.

Он вовсе не собирался целовать ее. Он только хотел знать правду. Он был теперь в полшаге от этой правды, на которую ему намекал Хромоножка… и которую знал Бенкендорф.

И которая, несомненно, известна ей.

Кажется, все сходится – ему велели приударить за ней, зная, что он не сможет устоять, и он легко увлекся ею, был вызван на дуэль, и все теперь только об этом и говорят…

И никому не приходит в голову, что его купили, подставили, обманули, надругались над его чувствами…

Но почему же он должен за нее умирать? Неужели только ради того, чтобы русский государь смог лишний раз обладать ее прекрасным телом?

– Вы преследуете меня, Жорж? – пропела Натали, стараясь не встречаться глазами с кавалергардом, и повернулась вполоборота, выгодно выставив напоказ голую шейку и крошечное ушко со сверкающей алмазной сережкой. – Послушайте… Если вы не ищете страшных неприятностей на свою голову – оставьте меня… Я разговаривала на днях с вашим papa – он такой удивительный, благородный человек… Он так вас любит… Он просил меня… Ах… – Она покраснела и глупо захихикала. – Он сказал… чтобы я была с вами честна до конца, чтобы не лгала вам… Вы понимаете, о чем я?

– Да, Наташа… Я тоже хочу, чтобы вы были со мной предельно откровенны – пожалуйста, я умоляю вас… Я вам никогда не лгал и впредь не стану этого делать. Я думаю, вам хорошо известно о том, что ваш супруг вызвал меня на дуэль…

Да что такое с ним сегодня? Полноте – да он ли это? Ее влюбленный белокурый рыцарь, подняв голову, в упор смотрел на нее тяжелым, мрачным взглядом, без тени улыбки, и она испугалась, почуяв неладное, и заметалась, не ожидая ничего подобного… Она была, пожалуй, готова к тому, что он накинется на нее с поцелуями и пылкими признаниями, но не к суровому допросу.

И вообще… Что он себе позволяет – кажется, его фамилия пока еще Геккерн, а не Бенкендорф!

Вместо ответа она томным, медленным жестом поправила колье на тонкой шее и, полуоткрыв влажный красный ротик и чуть прикусив нижнюю губу, уставилась в окно, на тусклый и промозглый ноябрьский день, не имеющий ничего общего с осенью – холодный и промозглый, зимний, сырой, рано клонившийся к темно-серому свинцовому закату.

– Что вы хотите услышать от меня, Жорж? При чем тут я? – Натали чувствовала, что ее нервы натянуты до предела, терпение вот-вот иссякнет, а быстренько закончить весьма опасный разговор страстными поцелуями скорее всего не удастся, что было непонятно и странно и совсем уж не похоже на обычное поведение влюбленного мужчины. – Зачем вы пришли – чтобы учинить мне допрос? Может, вы еще начнете кричать на меня? – В ее нежном голосочке зазвенели серебряные колокольчики, послышались слезы, и янтарные глазки, прекрасно натренированные перед зеркалом, безупречно выразили смесь смятения и страха. Нижняя губка ее дрогнула, и ей удалось наконец благополучно выжать слезу.

На Дантеса это, кажется, произвело должное впечатление, и он мучительно покраснел, не сводя с нее печальных голубых глаз, в которых так явно светились пронзительная жалость и тягостный упрек.

– Натали, – по-детски жалобно протянул он, – ну скажите мне правду, я не знаю, что мне делать… Ваш муж может убить меня… А за что, скажите, – за что? Любите ли вы меня? Если да, то я готов немедленно, сей же час умереть за вас. – Он снова взглянул ей в глаза, и она увидела настоящие, непритворные слезы, готовые вот-вот хлынуть градом. – Но если я вам безразличен… и если меня убьют, то это просто польстит вашему самолюбию, да? Вы быстро утешитесь и найдете себе новую жертву? Вы готовы так просто перешагнуть через чью-то смерть, потом легко забыть о ней, потом наметить себе другую жертву… потому что все сойдет вам с рук? Потому что надежное прикрытие всегда будет вам обеспечено?

Ах вот как ты теперь заговорил… пытаешься во всем обвинить меня, дрянной мальчишка – а я-то думала, что пришел поговорить со мной о любви!