Черный принц - Мердок Айрис - Страница 68

Я посмотрел на часы, они показывали восемь. Я проверил время по телефону, и там мне тоже ответили, что сейчас восемь часов. Я вышел во двор, отошел недалеко, чтобы слышать телефон, и остановился в оцепенении. Появился Ригби с одним из своих сомнительных дружков, и я так медленно и странно поднял руку, приветствуя их, что они еще долго на меня оборачивались. Потом я решил было добежать до цветочного магазина, но передумал. А вдруг она просто не позвонит? Я вернулся домой, опять посмотрел на часы и с остервенением тряхнул их. Прошло бог знает сколько времени, а они показывали четверть девятого. Я перешел в гостиную и попробовал уткнуться носом в ковер, но почему-то это уже не помогало, мне нужно было двигаться, суетиться. Я кружил, я метался по квартире, у меня стучали зубы. Я попробовал засвистеть, но у меня ничего не вышло. Я старался глубоко дышать, но между двумя вздохами переставал ощущать себя и судорожно втягивал воздух, не в силах выдержать паузу. Мне было дурно.

Примерно в девять в прихожей позвонили. Я подкрался к дверям и посмотрел сквозь матовое стекло. Это была Джулиан. Я попытался быстро овладеть собой и открыл дверь. Она влетела в квартиру. Я едва успел захлопнуть дверь ногой, как она уже тащила меня в гостиную. Она обвила мою шею руками, и я обнимал ее в яркой тьме, и зубы у меня уже не стучали, я смеялся и плакал, и Джулиан тоже смеялась и дрожала, и мы опустились на пол.

– Брэдли, господи, я так боялась, что ты передумал, я не могла дожидаться десяти.

– Глупышка. О господи, ты пришла, ты пришла…

– Брэдли, я люблю тебя, люблю, это настоящее. Я поняла это совершенно ясно, когда мы вчера расстались. Я не спала, со мной бог знает что творилось. Такого со мной еще не было. Это – любовь. Сомневаться ведь невозможно! Правда?

– Нет, – сказал я, – невозможно. Когда сомневаешься, значит, уже не то.

– Вот видишь!

– Ну а мистер Беллинг?

– Ах, Брэдли, хватит мучить меня мистером Беллингом. Это была просто прихоть, детский каприз. Нет никакого Беллинга. Ничего нет, кроме моей любви к тебе, правда. Да он никогда меня по-настоящему и не любил, никогда не любил так, как ты…

– Конечно, я произвел на тебя впечатление. Может, в этом все дело?

– Я люблю тебя. Я волнуюсь ужасно, но в то же время совершенно спокойна. Разве это не доказывает, что произошло что-то исключительное? Я прямо как архангел. Я могу говорить с тобой, могу убедить тебя, вот увидишь. Ведь у нас масса времени, да, Брэдли?

От ее вопроса – вернее, утверждения – на меня повеяло отрезвляющим холодом. Время, планы, будущее.

– Да, любимая, у нас масса времени.

Мы сидели на полу: я – поджав под себя ноги, она – на коленях, слегка склонившись надо мной. Она гладила мои волосы и шею. Потом начала развязывать мой галстук. Я рассмеялся.

– Все в порядке, Брэдли, чего ты всполошился, я просто хочу посмотреть на тебя. Я ни о чем думать не хочу – только смотреть на тебя, трогать тебя, чувствовать, какое это чудо…

– Что А любит Б, а Б любит А. Это действительно редкость.

– Какая у тебя красивая голова.

– В свое время я просунул ее сквозь полог твоей колыбели.

– А я влюбилась в тебя с первого взгляда.

– Я готов положить ее под колеса твоей машины.

– Хоть бы вспомнить, когда я увидела тебя в первый раз!

– Мне вдруг подумалось, что ведь я могу припомнить все свои дела по одной из старых записных книжек (они все у меня сохранились). Все, что я делал в тот день, когда родилась Джулиан. Решал, наверно, какую-нибудь налоговую проблему или завтракал с Грей-Пелэмом.

– А когда ты в меня влюбился? Ведь теперь можно спрашивать?

– Теперь можно. Мне кажется, это началось, когда мы рассуждали о Гамлете.

– Только тогда! Брэдли, мне страшно. Правда, ты лучше еще подумай. Может, это у тебя только минутный порыв? Может, ты просто что-то напутал? Вдруг через неделю ты переменишься ко мне? А я-то думала…

– Джулиан, ну неужели ты серьезно? Нет, нет, ты же видишь, что со мной. Прошлого нет. Истории нет. Все поставлено на карту.

– Знаю…

– Тут нельзя взвешивать, подсчитывать. Но… ох, любимая… нам придется трудно. Пойди ко мне. – Я привлек ее к себе и прижал ее головку с львиной гривой к своей груди.

– Не вижу ничего трудного… – проговорила она в мою чистую голубую в полоску рубашку и расстегнула верхние пуговицы. – Конечно, не надо спешить, надо выдержать проверку временем… нечего торопиться.

– Верно, – сказал я, – не надо спешить…

Легко сказать, когда она засунула руку мне под рубашку и, вздыхая, теребила завитки седых волос у меня на груди.

– Правда ведь, я ничего плохого не делаю? Я не бесстыдница?

– Нет, Джулиан, любимая моя.

– Мне надо тебя потрогать. Как здорово, что я имею на это право. – Джулиан, ты с ума сошла… это безумие.

– По-моему, нам надо спокойно и не спеша узнать друг друга и говорить друг другу правду, говорить все и смотреть друг другу в глаза, вот как сейчас, и… по-моему, я могу годами так смотреть тебе в глаза… этим можно кормиться… просто смотреть, и все… Да? Ты тоже так чувствуешь?

– Мало ли что я чувствую, – сказал я. – Кое-какие из моих чувств уже выразил Марвелл [44]. Но главное, я чувствую – нет, дай мне сказать – вот что. Я совершенно недостоин твоей любви. Не стану разглагольствовать о том, почему и отчего… но поверь мне. Ладно, я готов плыть по течению, медленно, как ты говоришь, а ты убеждай меня и себя, что ты и вправду все это чувствуешь. Но ты не должна быть связана, никаких обязательств…

– Но я связана…

– Ты должна быть совершенно свободна.

– Брэдли, не надо…

– По-моему, нам нельзя произносить некоторых слов.

– Каких слов?

– «Люблю», «влюблен».

– По-моему, это глупо. Но раз у нас есть глаза, можно обойтись и без слов. Смотри. Разве ты не видишь того, чего ты не хочешь произносить?

– Ну не надо. Правда, не надо это никак называть. Наберемся терпения и подождем, что будет дальше.

– Ты так странно говоришь – ты волнуешься…

– Я в ужасе.

– А я нет. Никогда еще не чувствовала себя такой храброй. Чего бояться? И почему ты говоришь, что нам придется трудно? Какие трудности ты имел в виду?

– Я намного старше тебя. Гораздо старше. Вот в чем трудность.

– О… Ну, это условность. К нам это отношения не имеет.

– Нет, имеет, – сказал я. (Я уже ощутил, что имеет.)

– Больше ты ничего не хотел сказать?

Я колебался.

– Нет.

Мне еще многое предстояло ей выложить. Но не сегодня.

– А это не…

– О Джулиан, ты не знаешь меня, ты же меня не знаешь…

– Это не Кристиан?

– Что? Кристиан? Господи, конечно, нет!

– Слава богу. Знаешь, Брэдли, когда папа говорил о том, чтобы помирить вас с Кристиан, я так мучилась… до того… тут, наверно, я и поняла, как я к тебе отношусь…

– Как Эмма к мистеру Найтли [45].

– Точно. Понимаешь, с тех пор, как я тебя знаю, ты был всегда один. Абсолютно один.

– Столп в пустыне.

– Я и вчера волновалась насчет Кристиан…

– Нет, нет… Крис прекрасная женщина, и у меня даже ненависть прошла, но она для меня – ничто. Ты высвободила меня из стольких силков. Я еще расскажу тебе… потом… про все.

– Ну а возраст не имеет значения. Многим девушкам нравятся мужчины старше их. Значит, все ясно. Я пока ничего не говорила родителям ни вчера, ни сегодня утром, я хотела убедиться, что ты не передумал. А сегодня скажу…

– Постой! Что ты скажешь?

– Что я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж.

– Джулиан! Это невозможно! Джулиан, я старше, чем ты думаешь…

– Ты стар, как мир. Знаем, знаем.

– Нет, это невозможно.

– Брэдли, ты говоришь чепуху. Ну почему ты так смотришь? Ведь ты любишь меня? Ведь ты же не хочешь соблазнить меня и бросить?

– Нет, я правда люблю тебя…

– Разве это не навсегда?