Три дня без чародея - Мерцалов Игорь - Страница 75

Бурезов слушал хвалы чудесным зерцалам с таким лицом… только что не мурчал, а вообще был до крайности похож на шкодливого кота, нашедшего в углу позабытую кринку сметаны. И Упряму это крайне не понравилось. Опять и опять! Неведомая, не виданная прежде в Дивном магия объявлена будет безвредной безделушкой.

— Безделушка совершенно безвредна, — благосклонно объявил Бурезов.

Он что, издевается?

— Именно что безделушка, — вставил слово Нещур. — Не слишком ли много безделушек выставлено на торги в этом году?

— Мы не можем приказывать миру, когда и какое новшество имеет право появиться на свет, — прохладно заметил ему Бурезов и вновь обернулся к князю: — Я не вижу причин, почему мы должны запретить сотовые зерцала.

— О запрете речь и не идет, — кивнул Велислав. — Наш гость вправе усомниться, как и всякий, кто присутствует на Смотре, однако решение остается за Надзорным.

Нещур обратился к Абрахаму:

— А какие еще свойства у этих… «клушек»?

— У «курочек», — миролюбиво поправил Тоц. — Более свойств никаких.

— А можно ли наложить на них другие заклинания?

— Нельзя. Сами по себе зерцала магии почти не содержат, лишь откликаются на нее. Все заклинания лежат в «курятнике» под охраной служащего мага. «Курочки» не могут причинить никакого вреда, это уже проверено опытом Индии. Персии и Вязани. Они также ничуть не умаляют магической мощи властителей, ведь их зеркала позволяют связаться с кем угодно, а «курочки» — только с десятью другими людьми — по количеству сот, как и было сказано ранее, — растолковывал Тоц, все еще удерживая на лице улыбку, но, чувствовалось, не без труда.

— Оставим бесполезные споры, — вмешался Бурезов, поднимая оберег и направляя на зерцала магическую печать. — Дозволяю продажу этого товара на Дивнинской ярмарке!

Вот и еще один «пустячок» запущен. Смотр заканчивался, а Бурезов так и оставался неприщученным.

Трижды встречались Надзору купцы с явно преступным товаром, последним был мелкий шаман из половцев, с детской наивностью предлагавший к продаже средства наведения порчи на домашний скот — давненько не встречавшееся на ярмарке событие. Каждый раз Упрям набрасывался на нарушителей с яростью раненого медведя, шаману даже пригрозил за пререкательства проклятием, которого не сумел бы наложить. И каждый раз оставался осадок в душе — Бурезов снисходительно подтверждал приговор «помощника», Нещур хмурился, а князь кивал головой, имея при этом на лице такое выражение, что удавиться тянуло.

Вязанты получили грамоту, и Смотр завершился. Зазвучала музыка, рядом со знаменами и хоругвями представительств взметнулись и заплескались на ветру праздничные полотнища. Толпы народа хлынули на площадку Волшебного ряда.

Торг открыт! Целый месяц будут здесь устраиваться завлекательные представления и учиняться небывалые зрелища. Будут люди дивиться чудесам заморским, запасаться острогами-самобойками, охранительными оберегами и зачарованными средствами борьбы с сорняками на полях. И — гоняться за пустячками и безделушками.

Которых слишком уж много в этом году.

В то время как вся Словень находится под ударом. В то время как в Дивный вот-вот хлынут обрадованные удачной женитьбой принца венды с бургундскими деньгами. В то время как Ладога вот-вот может сказать: Твердь опозорила славянские земли, князь Велислав недостоин править.

Наконец, в то время как дольная дружина будет лить кровь из-за несуществующей вины славян в Ромейском Угорье!..

Звенья одной цепи — только где ее начало? И где конец — хоть виднеется ли вдали?

Скорее, как можно скорее нужно вернуть Наума. Он разберется, он поймет, предугадает и подскажет, что делать.

Поезд начал подъем по холму, и Упрям подъехал к Велиславу:

— Пора мне, князь-батюшка, поеду к себе…

— Нет, ты поедешь с нами в кремль, — без выражения ответил тот.

И Болеслав подал знак. Бойцы Охранной дружины — и то хорошо, что не ласовичи — заняли места по сторонам от Упряма. Они не выглядели довольными, скорее смущенными, однако на ученика чародея посматривали с приязнью.

Полон! Но почему?!

В кремле Велислав удалил посторонних, велев остаться Упряму, Бурезову, одеснику и ошуйнику. Непряд, не получив прямого приказания, устроился в уголке. Нещур заявил, что у него есть что сказать, потому князь и ему дозволил присутствовать. Еще был оставлен Лас — для охраны от Упряма, что ли?

— Ты все видел своими глазами, Велислав Радивоич, — выступил вперед Бурезов. — Смотр совершился именно так, как я предполагал.

— Князь-батюшка! — воскликнул Упрям. — Что происходит? Если вину на меня возлагают, скажи хоть, какую?

— Чародей Бурезов обвиняет Наума в потворстве незаконной торговле запретной магией, — ровно ответил князь. — Хотя нет, это не обвинение как таковое… только лишнее доказательство в пользу уже существующих подозрений. По меньшей мере, двенадцать лет назад Наум преступил закон — и скрылся теперь, когда понял, что вина его обнаружена. А ты помогал преступному чародею — вот суть обвинения Бурезова.

— Но это ложь! Предатель — Бурезов!..

— Мальчишка! — загремел чародей, — Подумай, прежде чем сотрясать воздух! Сегодня ты, по малоумию своему, с неопытности, прекрасно показал всем, кто способен увидеть правду, как вел дела твой Наум. Сговор с купцами, а если кто слишком мало платил за торговлю запретным товаром, Наум его прогонял, давая дорогу лишь тем, кто набивал его карманы золотом. Но сегодня это не получилось бы — Наум сбежал, а сам ты бессилен, возгряк. Тех, о ком ты знал наверное, что они попадутся на запретном колдовстве, ты прогнал. А с кем у Наума сговор был — тех пропустил. Я ведь намеренно позволил тебе дать «добро» на персидские самобранки. Ты хорошо разыграл сомнение, но просчитался! А ну-ка, Лас, дружочек, яви подарок братьев ладожских!

Десятник, не меняясь в лице, хоть видно было, что обращение «дружочек» его отнюдь не радует, выполнил просьбу чародея и развернул скатерть.

— Смотрите все! — Бурезов подержал над самобранкой обepeг — и тот, покачиваясь на цепочке, закрутился противосолонь. — Это знак, что в скатерти есть скрытый вредоносный узор. — Подняв полотнище, он провел по нему пальцами, задумчиво глядя в окно. — Сегодня же вечером Бекеша и Микеша будут схвачены и во всем сознаются, Но, я думаю, и так все ясно: в самобранку вплетены отравленные блюда. Сильнейшие яды, в чужой стране не распознаваемые… Нужны ли другие доказательства сговора? Я могу привести их. Вот например — попытка задержать заведомо безвредные товары. Все объясняется просто: Наум не пропускал забавные новинки именно из-за их безвредности. Всякому ясно, что сотовые зерцала и очки-духовиды принесут купцам больше всего денег — но ни куны, ни ногаты не осядет в карманах Наума. Не за что приплачивать купцу честному!

— Что скажешь ты, Упрям, на все это? — спросил князь. — Вчера чародей Бурезов, поразмыслив, предсказал твое поведение на Смотре — с великой, убедительной точностью. Что ответишь ты, ученик Наума?

Упрям ответил — но не сразу. Горло перехватило от обиды и беспомощности. Все вдруг ясно сделалось.

Конечно, Марух пришел в башню за княжной, тут сомневаться нечего. И, не выполнив задания, был обречен на гибель, не по силам ему с Бурезовом тягаться. Но перед тем как убить упыря, вызнал у него коварный враг все подробности провала. И про Невдогада все узнал, и про рассказ Маруха…

— Если я правильно понял предательство Наума и твое участие в нем, — опережая Упряма, сказал еще Бурезов, — то у тебя должен быть список купцов. Ты ведь не знаешь всех наизусть, наверняка составил себе памятку, чтоб не запороться на Смотре. Сам его покажешь или Ласу велеть обыскать тебя?

Ученик чародея выдернул список и протянул Бурезову, как-то по-детски досадуя, что на второй раз обошелся без сокращений. Тот, лишь мельком глянув, передал грамотку князю:

— И снова я оказался прав.