Схаас - Мерцалов Игорь - Страница 25

— Убей его! — крикнула Истер.

Первое мгновение ей даже нравилось смотреть на ужас, исказивший лицо вождя разбойников, но она тут же поняла, что может лишиться помощника. Длинный Лук, конечно, парень отнюдь не рядовой во всех смыслах, и последние события все больше укрепляли уверенность Истер в нем, но ничто человеческое ему не чуждо. Что поделать, ну не видел он раньше живых скелетов… Впрочем, Истер и сама их не видела, но ей доводилось встречать и не такие вещи, так что она была морально готова ко многому. А вот Длинный Лук…

Нет, он не растерял своего азарта. Но как будто забыл про него.

Едва ли он слышал вскрик юной ведьмы. Вой скелета был настолько же ужасней недавно отзвучавших заклинаний, насколько заклинания ужаснее нормального человеческого голоса. От этого воя что-то бесповоротно рвалось внутри, и услышавший его, если бы выжил, уже не мог надеяться стать прежним. Но какое-то свойство — ума ли, души ли, тела ли — услышало Истер и довело до разума приказ: убей!

Ноги настаивали на своем варианте поведения: развернуться и удирать без оглядки, покуда не задымятся подошвы. Но Длинный Лук успел взять себя в руки и встретил призрачно мерцающий клинок противника ответным ударом. Они сшиблись у подножия кургана.

Скелет едва не опрокинул человека, однако вождь разбойников каким-то чудом выдержал первый натиск. Сталь звенела о сталь с частотой ударов пульса. Дыхание давалось с трудом. Чуткий череп мелькал так близко от лица, что становилось не до дыхания. И все же Длинный Лук отступал без паники, неторопливо. После первого наплыва ужаса он обнаружил, что его противник, несмотря на свой необычный вид, немногие отличается от поединщика-человека и дерется соответственно разве что удар у него сильный, и наверняка он вынослив — чему там уставать?

Длинный Лук заставил себя забыть о страхе.

Вернее, он заставил себя не думать о противнике как таковом, только следить за его движениями, за полетом мечей да землей под ногами. Это сразу усилило оборону, скелет же, напротив, стушевался, ослабил напор. Создавалось впечатление, что он тянет время. Но Длинный Лук не пошел у него на поводу.

Интуитивно он чувствовал, что сейчас ему предоставляется шанс, другого такого может не быть. Неожиданно перейдя в наступление, он поймал меч противника, сильным ударом отбил его в сторону и погрузил свой клинок ему в грудь.

— Разруби его! — крикнула Истер.

Ее голос был как порция кипятка на руки. Длинный Лук отскочил, едва не забыв меч в груди врага, и понял, что еще чуть-чуть — и он расстался бы с жизнью. Нисколько не смущенный раной, скелет сделал обратное движение, и сталь его оружия рассекла воздух в том месте, где только что находился вождь Зеленой Вольницы.

Не встретив на своем пути сопротивления, меч пошел дальше, ничем не сдержанное движение открыло противника сбоку. И Длинный Лук, не теряя времени, рубанул его по руке, по тому месту, где из-под рваного рукава высовывалось костяное запястье. Меч вместе с охватившей рукоять белесой кистью упал на траву. Скелет отшатнулся, пронзительно полыхнули огоньки в его глазницах, и Длинный Лук, уже не сдерживая торжествующего вскрика, разрубил позвонки над ключицами.

Череп упал наземь и распался в прах, оставив после себя туманное облачко, быстро осевшее на траву. А в следующее мгновение и сам костяк осыпался такой же пылью, к ногам победителя пало гнилое тряпье, в котором было уже не узнать одежду чудовища. Даже меч, которым оно сражалось, вмиг обернулся куском ржавчины.

Длинный Лук перевел дыхание.

— Что теперь? — спросил он, не оборачиваясь, его глаза настороженно шарили по кургану.

Истер подошла к нему сзади и положила руку на плечо:

— Теперь надо подождать, пока не придет еще одна тварь. Не волнуйся, с ней проблем не будет. Ты убил Стража, худшего из двоих мертвецов, которыми был заговорен клад.

— Заговорен… Откуда ты все это знаешь?

— Духи нашептали, — улыбнулась она.

Больше Истер ничего не сказала, хотя и могла бы. Например, она могла бы сказать, что с некоторых пор духи куда охотнее говорят с ней, чем со старухой. Или что с некоторых пор в приносимых ими туманных и расплывчатых видениях она разбирается куда лучше своей учительницы — и быстрее разгадывает, и больше понимает. А могла бы и поделиться своим особым, как она не без оснований считала, секретом: уже давно удачно сложенное и чисто произнесенное заклинание, ясное видение или верно разгаданная тайна мира духов доставляют ей непередаваемое, ни с чем не сравнимое наслаждение; у старухи же, она точно знала, за все время их знакомства ничего подобного не бывало. «Я лучше!» — сперва несмело, а теперь уже с полной ясностью понимала Истер. И этим восторгом ей хотелось поделиться — с одним-единственным человеком на земле, с ее избранником. С Длинным Луком.

Она все еще порой задавала себе трезвый как будто вопрос: что я в нем нашла? Он же всегда был самовлюбленной дубиной, тупицей и упрямым ослом. Их связь, начавшаяся больше года назад, тогда же и должна была закончиться. И не прервалась она лишь по странной случайности: почему-то Истер привязалась к тому, кого презирала в лучшем случае, ибо даже сильного презрения он был недостоин. Собственные чувства оказались для нее куда более сложной загадкой, чем таинственные откровения духов.

Возможно, дело было в том, что Длинный Лук в своей ограниченности просто не понимал, насколько опасна Истер? Слегка побаивался, но не трепетал, не терял дар речи и не смотрел на нее как на воздевшую косу Смерть? Потому и отличалось его отношение к ней от всех остальных, и разнообразие забавляло юную ведьму? Отчасти, видимо, да…

В тот день, когда Длинный Лук вернулся побитым из леса, а его друзья, которым досталось немногим меньше, рассказали об измене Изабеллы и таинственном юродивом воине, какая-то времена произошла в самозваном короле. Истер сразу ее почувствовала. А сегодня сумела наконец и понять.

Злоба, самонадеянность и низость, служившие опорою его духа, только усилились от поражения. Но они не просто затопили Длинного Лука, затемняя и без того недалекий разум нет, они слились с тем единственным, но твердым стержнем, что имелся у него внутри, — с непробиваемым упрямством. Отныне и навсегда душа его воплотилась в страшном сплаве самых низменных чувств и побуждений, доселе бытовавших в нем разрозненно. Как будто валялись без дела палка, наконечник и жильная обмотка, а потом черешковое острие всадили в палку да обмотали для крепости — и получилось копье.

Истер приятно было бы думать, что в этом деле поучаствовали ее руки. Но даже если нет — какая разница, если в любом случае именно они держат копье?

Особых секретов от Длинного Лука она не заводила — знала, что он никогда не сумеет воспользоваться чем-то против нее. Но, конечно, были вещи, которых вожаку Вольницы просто не стоило знать. В частности, ее радость. Пока жива старуха, лучше вообще пореже открывать рот.

Лепрекон появился неожиданно, так что Длинный Лук даже вздрогнул, но пожатие руки Истер успокоило его. Все идет как надо? Отлично, посмотрим, что будет дальше.

А дальше началось мало кем из живых виденное зрелище.

Лепрекон оказался довольно неприятным низеньким созданием, ростом не более трех футов, в засаленном кожаном фартуке, надетом поверх безрукавки с несоразмерно большими пуговицами. От веку не мытые и не чесанные волосы висели космами, выбиваясь из-под широкополой шляпы странного покроя, с тремя небрежно загнутыми углами. Зато высокие башмаки с огромными, еще больше пуговиц, серебряными пряжками были новыми и крепкими, резко отличаясь от остального одеяния, хотя и запыленными до последней степени. Последнее обстоятельство, по всей видимости, сильно беспокоило лепрекона, потому что он постоянно опускал глаза и сокрушенно качал головой, бормоча что-то под нос. Недоумевая, Длинный Лук покосился на Истер — та едва сдерживала улыбку.

Мордочка существа в другой ситуации могла показаться симпатичной, избороздившая ее сеть морщин была похожа на ту, что украшает бесхитростных людей, привыкших проводить большую часть жизни в веселье. Выделявшийся на бледной коже красный нос тоже наводил на мысль, что обладатель его, хоть и не является человеком, все же не чурается некоторых простых человеческих радостей и не прочь бывает залить проблемы кружечкой-другой доброго эля. Однако сейчас не могло быть и тени сомнения — этой тварью двигала безрассудная алчность, которая и уродовала ее внешность до безобразия.