Зима, когда я вырос - ван Гестел Петер - Страница 24

— Фу-ты ну-ты, Зван, — крикнул я, — ты хочешь от меня удрапать? Но я тебя все равно…

Он размахивал на бегу руками, нырял между прохожими, бесстрашно запрыгивал на сугробы и при этом ни капли не боялся поскользнуться.

А меня вот здорово занесло, я грохнулся на коленки, с трудом поднялся и продолжил преследование; но я бежал уже совсем плохо, после падения так и не набрал скорость.

Зван исчез. Вот хитрец.

В главном зале Центрального вокзала я увидел его сразу же. Он стоял неподвижно среди людей, которые все куда-то шли. Забавно, что человек может броситься в глаза именно из-за того, что единственный стоит на месте. Я спокойно подошел к нему.

— Я дал тебе выиграть соревнование, — сказал я с кислой физиономией.

— А ты так хочешь победить? — спросил Зван.

— Еще бы, — сказал я, — особенно тебя! Весь день только об этом и думаю.

Я купил в кассе два перронных билета. Зван стоял у меня за спиной и непрерывно что-то бормотал себе под нос, я не понимал ни слова.

Я обернулся и спросил:

— Что ты там бубнишь?

— И зачем только я сюда пришел? — сказал Зван.

Но все же он пошел вместе со мной на один из перронов, все время мотая при этом головой: нет, нет, нет. На перроне мы сначала стали смотреть на поезд, из которого люди выходили. Потом смотрели на поезд, в который люди садились.

— Ненавижу вокзалы, — сказал Зван.

— А я люблю, — сказал я. — Но я терпеть не могу, когда другие уезжают, а мне нельзя.

— Но тебе ведь и сейчас нельзя.

— Это правда, — сказал я. — Но мне и не надо никого провожать. И еще: мы с тобой можем просто зайти в поезд, и он нас увезет. Когда придет кондуктор, я скажу: «Зван, покажи наши билеты!» А ты скажешь: «Томас, я думал, что они у тебя». «Послушай, Зван…» — отвечу я.

— Какая чушь, — сказал Зван.

— А ты не любишь чушь?

— Я обожаю чушь. Но не на вокзале.

Зван выглядел очень несчастным и напоминал маленького старичка, забывшего, за какими покупками он пришел в магазин.

Зван показал рукой.

— Там восток, — сказал он.

— Ну и что?

— Там Восточная Европа. В прошлом году мы с Бет приходили сюда каждый день. Встречали поезда с востока.

— Зачем?

— А вдруг. Красный Крест сказал: возможно, кто-то и вернется.

— А-а, — сказал я.

— Ну да, — сказал Зван.

— А что там, в Восточной Европе?

— Ничего, — сказал Зван.

Он посмотрел на меня и подмигнул так, как кроме него никто не умеет.

— Когда-нибудь я тебе расскажу, Томми.

Я не стал протестовать; мне показалось, сейчас неподходящий момент напоминать, что меня зовут Томас.

— Знаешь что, — сказал я, — пошли в читальный зал!

— Зачем?

— Там уйма книг. Можно читать до посинения, и совершенно бесплатно.

Идя от вокзала по Ниуверзейдс, мы вели себя как ненормальные. Раз двадцать переходили с одной стороны улицы на другую. На задней площадке переполненного трамвая висел — очень опасно! — какой-то дядька. Я толкнул Звана в бок и крикнул дядьке: «У тебя шнурки развязались!» Но Зван не засмеялся.

Мы пришли в детский читальный зал на Вейдестейх, громко топая, поднялись по широкой деревянной лестнице. Переговариваясь вслух, вошли в большой читальный зал, где выдавали книги.

Там было тихо-тихо. От испуга мы замолчали.

— Я здесь никогда не был, — вдруг сказал Зван.

Тетенька в сером шерстяном платье приложила палец к губам; она старалась приветливо улыбаться.

Я шепнул на ухо Звану:

— Ужасно много книг, да?

— Да, прилично, — прошептал Зван.

— Что вы здесь собираетесь делать, мальчики? — тихо спросила тетенька.

Я показал рукой на низкие столики и маленькие стульчики посередине зала и сказал:

— Мы сядем здесь читать.

— Тогда покажите ваши руки, — сказала она.

Мы показали руки.

— Иди вымой, — сказала она мне.

— А ему что, не надо? — спросил я сердито.

— Чистые руки мыть незачем, — сказала она.

Почему у меня руки были грязные, а у Звана чистые?

Ничего не понимаю — мы же в последние дни вели одинаковый образ жизни.

Минуту спустя я с чистыми руками и в забрызганных водой брюках сидел за одним из длинных низких столов напротив Звана. Кроме нас, детей в зале не было.

— Здесь можно читать сколько хочешь, — сказал я. — Но нельзя брать книги домой. Вон из тех шкафов можно, но для этого нужен читательский билет, а за него надо заплатить деньги, а денег у меня нет. Подожди, я сейчас принесу хорошую книжку.

Я встал, подошел к низкому шкафчику, присел на корточки, провел указательным пальцем по корешкам и быстро нашел «Пиг-Паг-Пенгел».

Зван внимательно осмотрел книгу.

В ней обалденные рисунки Ри Крамер и уйма стихов, которые я когда-то обожал. Если Зван скажет хоть одно плохое слово об этой книге, он у меня схлопочет.

— Стихи сочинил какой-то Пэ ван Ренссен, — сказал Зван. — Книжка для маленьких детей.

Зачем он так сказал? Он имел в виду, конечно, не книжку, а меня, что это я маленький. Ну почему ему хотелось испортить такой хороший день!

— А вчера вечером ты смеялся, когда я тебе читал стишок из этой книжки. Помнишь: «Горя от возмущения, сверкнул глазами он…»

Я решил не давать Звану по уху, потому что читальный зал — неподходящее для этого место. Дрожащими пальцами я нашел этот стишок и придвинул книгу, открытую на нужной странице, к Звану.

Зван прочитал стишок и несколько раз усмехнулся.

— А «Фритса ван Дюрена» у них здесь нет, — сказал я, — и забавных книг про Дика Трома и Питье Белла[13] тоже; они считают, что такие книжки нам читать не положено, потому что это мальчишки-безобразники.

— Кому — нам? Глупой малышне?

— Ну да, — сказал я.

— Цензура, — сказал Зван с презрением, — фу!

— У них здесь только книги о послушных детях. Однажды я спросил у библиотекарши, где стоит книжка «Бычок и Дылда»[14]. Она чуть не упала в обморок.

Зван хотел было что-то сказать, но прямо над нами появилась большущая голова библиотекарши; я страшно испугался — когда с кем-то болтаешь, то часто не замечаешь, когда к тебе подходят, ужас.

— Мальчики, — сказала библиотекарша, — здесь полагается сидеть тихо и читать, а то вы мешаете другим.

— А других тут нет, — сказал я.

— Почему здесь у вас цензура? — спросил Зван.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, мальчик, — сказала тетенька. — У нас производится тщательный отбор книг, с педагогической точки зрения, да-да, здесь есть книги, которые можно читать для развлечения, и книги поучительные. Мы отделяем зерна от плевел.

— А комиксы — это, конечно, плевелы?

— Не хочу о них даже разговаривать!

— А «Гекльберри Финн» у вас есть? — спросил Зван.

— Нет, — библиотекарша взглянула на Звана с испугом.

— Там рассказывается о мальчишке, который дружит с негром, — пояснил Зван, — о юном беспризорнике, который курит трубку и ругается с вечно пьяным отцом.

Библиотекарша сказала тихо-тихо:

— Лучше уходите отсюда!

— Но я только что дал ему прочитать один стишок в книжке с полки! — поспешно сказал я.

— Вы еще не доросли до того, чтобы посещать читальный зал.

— Идем, — сказал Зван, — я никогда не читаю больше одного стишка в день. Мы прочитали хороший стишок, Пэ ван Ренссен знает свое дело.

Выйдя на воздух, мы побродили по площади у библиотеки. По средам здесь собираются филателисты: марки покупают, продают, обменивают. Повсюду стоят хмурые деды. Под мышкой у каждого по толстому альбому, а на лице написано, что они никому и ничему не верят. Каждую марочку рассматривают с диким недоверием. Как все взрослые, играющие в игры (папа говорит, что коллекционирование — самая глупая разновидность детских игр), они терпеть не могут детей. Ненавижу амстердамских дедов, они вечно ругаются мне вслед на улице или сплевывают жевательный табак мне под ноги.