Сын Человеческий - Мень Александр - Страница 61

В середине XIX века возродить мифологизм пытался немецкий философ-гегельянец Бруно Бауэр (1809-1882). Оспаривая историчность Иисуса, он утверждал, что христианство возникло вовсе не в Иудее, а в Риме или Александрии. Даже Ф.Энгельс, которого нельзя заподозрить в симпатиях к христианству, признавал, что Бауэр “хватил через край”. “Бауэру, — писал он, — пришлось отнести возникновение новой религии на полсотни лет позже, отбросить не согласующиеся с этим сообщения римских историков и вообще позволить себе большие вольности при изложении истории. Вследствие этого у Бауэра исчезает и всякая историческая почва для новозаветных сказаний о Иисусе и его учениках; эти сказания превращаются в легенды”[3].

Замысел Бауэра успеха не имел, но на рубеже XIX и XX веков, когда стал популярен сравнительный метод в изучении религий, мифологизм, казалось, обрел “второе дыхание”. Тем не менее представителями его опять оказались не историки. Джон Робертсон был экономистом и литературоведом, Уильям Смит — математиком, Андрей Немоевский — журналистом, Георг Брандес — литературным критиком, Эдуард Дюжарден — поэтом, редактором парижского органа символистов, Поль Кушу — врачом[4]. И наконец, самый активный пропагандист теории мифа Артур Древс (1865-1936) также не являлся специалистом в области истории, а преподавал философию в Карлсруэ. Он был поклонником Ницше и пессимистического учения Гартмана и в последние годы жизни сблизился с идеологами фашизма[5]. Главная работа Древса “Религия как самосознание Божества” (1906) посвящена пантеистической “религии будущего”.

В 1910 году философ предпринял турне по Германии с лекциями, целью которых было убедить широкие массы слушателей в мифичности Христа. Одновременно Древс с апостольским энтузиазмом возвещал близкое крушение традиционного христианства[6].

Все аргументы против историчности Иисуса философ суммировал в книге “Миф о Христе”, но при этом откровенно заявлял, что делает это главным образом в интересах укрепления новой пантеистической религии. Суть этой доктрины заключается в том, что Божество как Душа Вселенной ищет в лице человека выход из круга страданий и несовершенства. “Прямой целью религии, — писал Древс, — является освобождение человека от подчиненности миру, а также от зависимости и условности временного бытия. Следовательно, какой-либо исторический факт, вроде жизни и смерти человека Иисуса, ни в каком смысле не может быть возведен в степень основного символа веры... Религия будущего либо будет верой в божественную природу человеческой сущности, либо ее вообще не будет. Но если нет другого спасения человека, кроме спасения через самого себя, через духовное божественное свойство своей сущности, то для этого не нужно никакого Христа... Вера в историческую действительность Иисуса является главным препятствием для религиозного прогресса”[7].

Чтобы завоевать больше сторонников, Древс уверял, что хочет “спасти” в христианстве самое ценное — его ядро, что “символ Христа” будет иметь некоторое значение и после того, как христианство окончательно сольется с пантеизмом. Сторонник Древса П.Кушу называл даже дату этого события, а именно 1940 год...

Тем временем на Западе исследователи Нового Завета Адольф Юлихер, Иоганн Вайс, Герман фон Зоден и др., а в России профессора Д.Хвольсон, С.Булгаков и С.Зарин подвергли мифологизм уничтожающей критике[8]. Не поддержал Древса и ни один из крупных историков ХХ века.

Философ отчаянно защищался. Он выпустил целую серию памфлетов, но в конце концов ему пришлось стать свидетелем почти полного разгрома его теорий. Единственным “заповедником” их надолго остались страницы нашей атеистической пропаганды, представители которой, по собственному признанию, охотно “заключили союз” с идеалистом Древсом.

Показательно, что только за первые пятнадцать послеоктябрьских лет массовыми тиражами вышло более ста работ (не считая газетных публикаций), направленных против историчности Христа. Что касается Запада, то надо отдать должное советским антирелигиозным авторам: они не скрывают того факта, что в зарубежной литературе, в том числе и марксистской, мифологическая теория сейчас совершенно оставлена[9].

Продолжатели Древса в сравнении с ним не выдвинули ничего нового. Их книги, брошюры, лекции, поражают удивительным однообразием аргументов, которые они постоянно переписывают друг у друга. Румянцев, Ранович, Виппер, Ковалев, Ленцман, Крывелев излагают в основном все того же Древса, лишь варьируя и перелицовывая его, чтобы приспособить к историческому материализму[10]. Их тезисы целиком укладываются в следующие пять пунктов:

1. Образ Христа создавался постепенно, путем очеловечивания божества Иешуа (Иисуса).

2. Миф о Христе есть вариант античных и восточных мифов, а также отголосок дохристианских легенд.

3. Об Иисусе не упоминают современные Ему нехристианские писатели.

4. Евангелия содержат противоречия и ошибки, и поэтому их нельзя считать достоверными.

5. Евангелия возникли почти на полтора века позже описываемых ими событий, и поэтому они не могут быть историческими источниками.

Так выглядит арсенал, с помощью которого хотят доказать, что Основатель христианства есть миф. Рассмотрим теперь, насколько обоснованы эти аргументы.

Если Иисуса Христа не существовало, в кого же тогда верили и верят христиане На это у мифологистов готов ясный ответ. За образом, нарисованным в Евангелии, стоит архаическое восточное божество Иешуа, или Иисус. “Очеловечили” его лишь во II веке, о чем свидетельствует сама новозаветная литература. В наиболее раннем ее произведении — Апокалипсисе — мы находим лишь мистического Христа, лишенного земных черт; в Посланиях ап. Павла, возникших в конце I и начале II века, появляются указания на Его земную биографию, и, наконец, написанные в середине II века Евангелия рисуют жизнь и учение Христа в рамках псевдоисторического окружения[11]. Апокалипсис отражает первый этап, когда христианство еще не оторвалось от своих иудейских корней, Послания — памятник раскола с иудаизмом, а Евангелия — это уже “окончательное” христианство с “историческим” Христом.

На первый взгляд подобное построение не лишено убедительности. Спрашивается, однако, на каком основании устанавливается эта датировка новозаветных книг? Нам отвечают, что именно на основании вышеуказанных признаков, то есть разной степени “очеловечивания” бога Иисуса. Но в таком случае мы имеем дело с порочным кругом: мифологисты хотят доказать гипотезу, построенную на датировке, которая в свою очередь покоится именно на этой гипотезе.

На самом же деле Апокалипсис, Послания и Евангелия отражают не столько фазы развития христианства, сколько различие в жанрах проповеди, различие целей и задач у авторов и особенности тех или иных церковных общин. Мы вернем ниже к вопросу о хронологии книг Нового Завета, но пока отметим, что датировка мифологистов теперь уже давно отвергнута наукой. Самыми ранними признаны Послания, большинство из которых написано между 50-ми и 60-ми годами; Евангелия возникли между 60-ми и 90-ми годами, а Апокалипсис — одно из позднейших произведений Нового Завета. В окончательной форме он был написан при Домициане — около 90-го года. Его тесная связь с иудейскими апокалипсисами означает лишь, что автор книги мыслил образами этой эсхатологической литературы[12].