Сын Человеческий - Мень Александр - Страница 24

Однажды, когда Иисус посетил некоего фарисея, кто-то из гостей, слушая Его слова, воскликнул: “Блажен тот, кто вкусит хлеба в Царстве Божием!” Тогда Иисус рассказал притчу: «Сделал человек большой ужин и позвал многих. И послал раба своего в час ужина сказать приглашенным: “приходите, уже готово”. И начали все, как один, извиняться. Первый сказал ему: “я купил землю, и мне нужно пойти посмотреть ее. Прошу тебя, извини меня”. И другой сказал: “я купил пять пар волов и иду испытать их. Прошу тебя, извини меня”. И третий сказал: “я женился и потому не могу прийти”. И придя, раб сообщил это господину своему. Тогда, разгневавшись, сказал хозяин дома рабу своему: “выйди поскорее на улицы и переулки города и введи сюда нищих, и увечных, и слепых, и хромых”. И сказал раб: “Господин, сделано то, что ты приказал, и еще есть место”. И сказал господин рабу: “выйди на дороги и к околицам, заставь людей войти, чтобы наполнился дом мой. Ибо говорю, что никто из мужей тех приглашенных не вкусит моего ужина»[78].

Памятуя о том, что далеко не все люди готовы откликнуться на призыв, ученики Христовы должны следовать своему Учителю, Который поступал подобно крестьянину, бросающему зерна во вспаханную землю.

На евангельской ниве может вырасти и бурьян. Но это не должно смущать истинных учеников Христовых. Им нужно лишь хранить трезвость и бдительность.

Сорняки проникнут в Церковь незаметно, и подчас их будет трудно отличить от настоящей пшеницы Божией. «Подобно Царство Небесное человеку, посеявшему доброе семя в поле своем. Когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницей плевелы, и ушел. А когда взошла зелень и дала плод, тогда явились и плевелы. И придя, рабы домохозяина сказали ему: “Господин, не доброе ли семя посеял ты на своем поле? Откуда же в нем плевелы?” Он сказал им: “Враг-человек это сделал”. Рабы же ему говорят: “Так хочешь, мы пойдем выберем их?” Он говорит: “Нет, чтобы, выбирая плевелы, вы не вырвали с корнем вместе с ними и пшеницу, дайте им всем расти до жатвы, и во время жатвы я скажу жнецам, выберете прежде плевелы и свяжите их в связки, чтобы сжечь их, а пшеницу соберите в житницу мою»[81].

Только суд Божий произведет окончательный отсев и отделит доброе от злого. Суд же, как и Царство, уже начался. По слову Евангелия, он “состоит в том, что свет пришел в мир, но люди более возлюбили тьму, нежели свет”[82]. В результате возникает цепь кризисов и катастроф, вызванных столкновением правды Божией и человеческого зла. Последний Суд станет огненным очищением мира, когда руда истории будет переплавлена для Царства. Это новое рождение, трудное, как и всякие роды, принесет плод — обновленную тварь...

Эти притчи подводят нас к теме, которая издавна составляла мучительный вопрос для христианской мысли. Что имел в виду Иисус, говоря о “муке вечной”?

Тот факт, что образы “огня”, “геенны”, “червя” взяты Им из иудейской апокалиптики, мало что поясняет[84]. Однако Христос не прибегнул бы к ним, если бы за ними не крылась определенная реальность. Слова об “изгнании во тьму” не подразумевают, конечно, пространства или “места”, где пылает физический огонь. Этот символ, передающий атмосферу отверженности, содержит лишь намек на состояние вне Бога, вне света и истинного бытия.

Но главное: может ли Бог любви, возвещенный Христом, бесконечно карать за грехи временной жизни? Неужели могущество зла столь велико, что оно будет существовать всегда, даже тогда, когда “во всем” воцарится Господь? Впрочем, ведь наши нынешние понятия о времени едва ли применимы к вечности. Не обещает ли Слово Божие, что “времени уже не будет”?

Человеку пока не дано проникнуть в эту тайну. Но весь Новый Завет свидетельствует против той мысли, будто геенна — некая реальность, противоположная Царству. Она есть “смерть вторая”, небытие, уход в ничто. “Жизнь” в эсхатологическом смысле слова есть только “жизнь вечная”, Царство Божие.

Толкователи уже давно заметили, что притчу Христову о разделении на “овец и козлищ”, на добрых и злых, нельзя понимать буквально, ибо грань между светом и тьмой чаще всего проходит через сердце одного и того же человека. Однако, чем больше в нем света, тем полнее сохранится его личность, после того как огонь Суда выжжет все нечистое[85].

Величие человека как образа и подобия Творца в том, что он может стать участником созидания Царства. Когда победа над злом будет полной, тогда осуществится то, о чем грезили, чего жаждали и что приближали миллионы разумных существ. Все самое прекрасное, созданное ими, войдет в вечное Царство. Наступит эра сынов Божиих, которую лишь в отдаленных подобиях описывала Библия.

Однако уже и теперь, в этом несовершенном, полном ужаса и страданий “веке”, сила и слава Грядущего могут быть обретены. Иисус говорил, что Его ученики увидят Царство еще в этой жизни. Оно пришло на землю в лице Сына Человеческого, в Его благовестии, в Его торжестве над смертью и явлении Духа.

Призывный свет Царства горит вдали, но в то же время отблески его рядом с нами: в простых вещах и событиях жизни, в радости и скорби, в самоотверженности и одолении соблазнов. Предчувствие его — в звездах и цветах, в весенней природе и золоте осени, в кипении прибоя и ливнях, в радуге красок и музыке, в смелой мечте и творчестве, в борьбе и познании, в любви и молитве...

Возможно ли, посильно ли для людей то, к чему зовет Евангелие? Ведь человек, даже полюбив идеал, часто не находит в себе сил подняться до него. Другое могучее притяжение владеет им, пригибая к земле; и человек служит Маммоне, носит на шее камень заботы, проводит отпущенные ему драгоценные дни, погрязая в мелочах. Ему более внятен голос того, кто искушал Иисуса в пустыне: он готов жить “хлебом единым”, он требует чудес, он опьянен насилием. К Богу человек приходит с сердцем, полным корысти и себялюбия, и странно звучат над нашим мятущимся и заблудшим миром слова: “Будьте совершенны, как Отец ваш небесный совершен...”

Кто же может проложить путь к Царству? Кто подведет к нему человека?