А.П.Чехов в воспоминаниях современников - Сборник Сборник - Страница 112

Епископ этот (Михаил Грибановский) незадолго до того умер. Это был один из умнейших архиереев наших, с большим характером. Считается он в духовной среде как бы основателем нового, так называемого ученого монашества. Помнится, в речах при его погребении это было высказано всенародно. Во всяком случае, преосвященный Михаил имел большое влияние на многих, и, по слухам, почитатели пророчили его в патриархи русской церкви. Перед тем как приехать в Крым, он жил в Афинах, был там настоятелем нашей посольской церкви.

Лично А.П-ч его не знал.

Преосвященный Михаил был еще не старый, но жестоко страдавший от чахотки человек. На карточке он был снят вместе со старушкой матерью, верно какой-нибудь сельской матушкой, вдовой дьякона или дьячка, приехавшей к сыну-архиерею из тамбовской глуши.

Лицо его очень умное, одухотворенное, изможденное и с печальным, страдальческим выражением. Он приник головой к старушке, ее лицо было тоже чрезвычайно своей тяжкой скорбью.

Впечатление от карточки было сильное, глядя на них - мать и сына, - чувствуешь, как тяжело бывает человеческое горе, и хочется плакать. /466/

Помню, когда Чехов показал карточку Горькому, последний тоже заинтересовался и воскликнул, рассматривая лицо епископа:

- Какой мужчина, какой мужчина!

А.П-ч расспрашивал о преосвященном Михаиле, потом я ему посылал книжку преосвященного "Над евангелием" - думы покойного епископа по поводу некоторых евангельских речей и событий.

Мысль об архиерее, очевидно, стала занимать А.П-ча.

- Вот, - сказал он как-то, - прекрасная тема для рассказа. Архиерей служит утреню в великий четверг. Он болен. Церковь полна народом. Певчие поют. Архиерей читает евангелие страстей. Он проникается тем, что читает, душу охватывает жалость ко Христу, к людям, к самому себе. Он чувствует вдруг, что ему тяжело, что он может скоро умереть, что может умереть сейчас. И это его чувство - звуками ли голоса, общей ли напряженностью чувства, другими ли, невидными и непонятными путями - передается тем, кто с ним служит, потом молящимся, одному, другому, всем. Чувствуя приближение смерти, плачет архиерей, плачет и вся церковь.

И вся церковь вместе с ним проникается ощущением смерти, неотвратимой, уже идущей. Преосвященный Петр (архиерей чеховского рассказа) тоже служил прежде за границей, к нему приезжает мать, вдова сельского дьякона, он читает евангелие страстей. О служении его всенощной под вербное воскресенье говорится так: "И почему-то слезы потекли у него по лицу. На душе было покойно, все было благополучно, но он неподвижно глядел на левый клирос, где читали, где в вечерней мгле уже нельзя было узнать ни одного человека, и - плакал. Слезы заблестели у него на лице, на бороде. Вот вблизи еще кто-то заплакал, потом дальше кто-то другой, потом еще и еще, и мало-помалу церковь наполнилась тихим плачем".

Если припомним все это, то связь рассказа с карточкой преосвященного Михаила и с планом рассказа, о котором говорит Антон Павлович, будет очевидна.

Впрочем, рассказ появился в печати года три спустя. Таврическим епископом был уже преосвященный Николай, ныне архиепископ варшавский. И когда рассказ /467/ был напечатан, в Ялте заговорили, что А.П-ч описал в рассказе именно этого епископа.

Почему заговорили об этом?

Может быть, потому, что преосвященного Михаила уже мало кто помнил;* может быть, слышали, что по делу о греках А.П-ч был у преосвященного Николая.

______________

* Помните конец рассказа: "Через месяц был назначен новый викарный архиерей, а о преосвященном Петре уже никто не вспоминал. А потом и совсем забыли". Это удивительно хорошо отмеченная черта. (Прим. С.Н.Щукина.)

Эти разговоры дошли до Чехова. Помню, он сказал:

- Слушайте, говорят, что я описывал вашего архиерея; вздор, я не имел его в виду. И если кто при вас будет это говорить, так и скажите, что вздор.

Кого же А.П-ч описал в своем рассказе, какого архиерея?

Очевидно, никакого в частности. Его архиерей имеет некоторое отношение к преосвященному Михаилу, нов общем, как характер, как личность, не похож на него.

Л.Н.ШАПОВАЛОВ. КАК БЫЛ ПОСТРОЕН ДОМ ЧЕХОВА В ЯЛТЕ

Я попал в Ялту совершенно случайно.

В 1896 году, после окончания Московской школы живописи, ваяния и зодчества, меня пригласили на строительство здания Московской консерватории. Через год здание консерватории было закончено, и я приступил к работе на строительстве здания Курского вокзала. Две эти ответственные стройки, доставшиеся мне сразу же после студенческой скамьи, потребовали от меня большого нервного напряжения и отняли много сил. В 1898 году, закончив строительство вокзала, я решил ненадолго уехать отдохнуть в Крым.

Уезжая на юг, мне и в голову не могло прийти, что эта поездка изменит все мои дальнейшие жизненные планы и сделает меня в течение нескольких десятилетий постоянным жителем Крыма.

И виной всему - встреча с Чеховым.

...На набережной Ялты, в самом центре города, находилась книжная лавка известного ялтинского книгопродавца Синани. К слову сказать, продавал он не только книги, но и всевозможные табачные изделия. Торговля шла бойко, в его лавке всегда было шумно и людно. Лавка Синани была, пожалуй, единственным местом, куда охотно приходили и где встречались друг с другом отдыхавшие в Ялте известные русские писатели, поэты и художники. Я стал часто навещать Синани и постепенно сблизился с ним. Однажды Синани взял меня под локоть и, не говоря ни слова, подвел /469/ к высокому, худощавому человеку в пенсне, который, стоя у прилавка, просматривал только что полученные книжные новинки.

Как сейчас помню:

- Антон Павлович, позвольте представить вам нашего гостя - молодого московского архитектора Шаповалова. Его, так же как Толстого, зовут Лев Николаевич, - сказал Синани улыбаясь.

Антон Павлович обернулся, пристально взглянул, улыбнулся и протянул руку.

- Чехов, - сказал он глухим грудным голосом.

Так состоялось мое знакомство с Антоном Павловичем.

Я был тогда очень молод и до крайности застенчив. Чехов же в то время был уже знаменитым писателем, и неожиданное знакомство с великим человеком меня буквально ошеломило. Я долго стоял растерянный, смятенный, не зная, что сказать. Чехов, очевидно, уловил мое смущение и заговорил сам - сейчас уже не вспомню, о чем мы говорили, одно только могу сказать с уверенностью: через несколько минут я поймал себя на том, что смущения и растерянности как не бывало.

С этого дня знакомство мое с Чеховым стало крепнуть, отношения становились теплее, и вскоре Антон Павлович покорил меня окончательно. Обаяние его было поистине удивительно. Мы встречались почти ежедневно в лавке Синани, гуляли по набережной и, греясь на солнышке, беседовали на самые различные темы.

В начале ноября 1898 года мы, как обычно, гуляли с А.П.Чеховым по набережной. И вдруг совершенно неожиданно Антон Павлович сказал:

- Прошу вас, Лев Николаевич, построить мне в Ялте небольшой дом...

Признаюсь: я уже успел полюбить Антона Павловича и душевно привязаться к нему, и это его предложение, хотя и льстило моему самолюбию, все же испугало меня. Сумею ли я, молодой архитектор, только что сошедший со студенческой скамьи, построить дом великому писателю? Найду ли я в себе творческие силы, чтобы построить такой дом, в котором Антон Павлович смог бы и работать, и жить, и отдыхать?

Антон Павлович со свойственной ему чуткостью уловил мое колебание и повторил предложение. /470/

Делать было нечего - я согласился. На следующий день я навестил Антона Павловича на его квартире в доме Иловайской. Здесь же я впервые увидел Марию Павловну и познакомился с ней. Антон Павлович поручил мне составить проект и изложил свои требования: дом должен быть очень скромным, простым, уютным и удобным. Мы долго обсуждали проект будущего дома - живейшее участие в обсуждении всех вопросов, связанных с проектированием и строительством дома, принимала и Мария Павловна.