Михаил Ульянов - Марков Сергей Николаевич - Страница 67

«…Да вам не Жукова надо играть, а предателя Власова!..»

— Всё, давай закончим эту нашу болтологию, — сказал жёстко Ульянов; я понял, что хватит — были прежняя, ульяновская решимость и металл в голосе. — Больше не могу.

— Но почему?

— Прости, пожалуйста. Всё думаю, думаю, как дальше, что, зачем… Ты меня пойми. Я ведь привык работать. Пахать. А что ж я теперь за пахарь?..

…Когда Ульянова не станет, артист, режиссёр Лев Дуров вспомнит:

«„Мы с тобой, Лёва, пахари“, — говорил мне Ульянов. И ещё, когда я, посмотрев „Мастера и Маргариту“ (фильм Юрия Кары, который так и не вышел на экраны. — С. М.), позвонил ему на Пушкинскую и сказал, что его Понтий Пилат — это потрясающе, он ответил, помолчав, грустно так: „Спасибо тебе, Лёва. Мне давно никто не говорил хороших слов. Очень давно. Может, там скажут…“».

Глава вторая

Вторая (и последняя в этой жизни) встреча с Ульяновым произошла тоже в театре, зимой. Мы зашли к нему в кабинет вместе с актёром Театра Вахтангова Михаилом Васьковым. Он пытался отстоять знаковый вахтанговский спектакль «Принцесса Турандот», в котором играл, накануне исключенный худсоветом из репертуара.

— …Да как же мы останемся-то, Михаил Александрович, без нашей афиши, без символа?! — горячился Васьков.

— Как жили до 1968 года, когда её восстановили, так и будем жить, — отвечал устало Ульянов.

— Время было другое.

— Другое, другое…

— Я не хотел бы про это говорить, но у «Турандот» особенная, мистическая судьба: снял Евгений Рубенович Симонов спектакль — и его вскоре сняли с должности главного режиссёра и вообще…

— Вообще? — усмехнулся невесело Ульянов. — Да, только меня-то это никак не касаемо: я сам попросил соизволения уйти, сам ухожу…

— Пускай другой придёт режиссёр и разберётся, починит спектакль! А если спектакля не будет — и разбираться будет не с чем. Я принесу вам завтра свои соображения в письменном виде…

— Пиши на имя худсовета. Будет чем заняться. Только что я заявил в интервью, что вахтанговцы мусор из избы не выносят…

— Мы и не выносим. Но не надо убивать спектакль! Его уже нет в репертуаре! Декорации увезут на Магистральную, а потом и вовсе выкинут со склада на свалку. Вы знаете, что у нас нет больше декораций?

— Да знаю я…

— Я принесу вам открытое письмо.

— Давай неси. И шашку захвати.

— Простите, конечно, что я так темпераментно разговариваю. Но как ещё бороться?

— Со мной-то что бороться, Миша?..

Васьков вышел.

— А почему «Принцессу Турандот» сняли, Михаил Александрович? — поинтересовался я. — Это ведь действительно лицо Театра Вахтангова…

— Было лицом. Но с 1922 года, когда спектакль был поставлен, и театр, и жизнь, и вообще всё изменялось. Та манера многих уже не устраивает. Считается, что плохо идёт спектакль.

— Пустые залы?

— Нет, залы полные, народ идёт. Но кому-то нравится, кому-то нет, считают, что барахло, они сами себя этим знаменем запачкали, потому что недотягивают до высот… Да и тогда, в 1920-х, с высотами относительно было. Условно. Просто молодые они были, стоявшие у истоков, так сказать, нашего театра, двадцатилетние… Сейчас у нас «Собаку на сене» молодёжь играет. Примитивно довольно, но мы с Юрием Васильевичем Яковлевым и Юлией Константиновной Борисовой так играть уже не можем. Можем мастерить, а задохнуться от радости и счастья уже не можем. Это, кажется, Игорь Моисеев сказал, когда его спросили, может ли балерина танцевать и в зрелом, бальзаковском возрасте: танцевать-то может, только смотреть на это нельзя… Худсовет снял, голосовали двадцать человек за снятие и только трое — за то, чтобы оставить.

— А вы?

— Я как член коллектива против запрещения. Но как художественный руководитель не могу, оказавшись в полнейшем меньшинстве, наплевать на решение художественного совета. Формально, конечно, мог бы, потому что всё решаем мы с директором, но… Я раза три пересмотрел спектакль от начала до конца. И каждый раз говорил себе: ну жара нужно, энергии, молодости!.. Чистое решение должно быть, восторг… Я ведь тоже сравнительно недавно ещё играл — Бригеллу. Хотя нет, уже давно. Всё, кажется, было недавно… А на периферии «Турандот» никогда не понимали. Вот эту промежуточность между реальностью и театром не понимали и не принимали. Потому, может быть, что реальность наша такова… А Мишка Васьков — бузотёр, сейчас скандал устроит, как на профсоюзном собрании.

За несколько дней до этого Первый канал показал «Тихий Дон» — последнюю в жизни работу Сергея Бондарчука, Васьков в картине играл Кошевого.

— Как вам «Тихий Дон», Михаил Александрович? — поинтересовался я. — Смотрели?

— Смотрел. Честно говоря, я не понял, зачем это нужно было Сергею…

— Этого, кажется, никто не понял: Дельфин Форрест — такая Аксинья, что казачки, небось, плачут от смеха, как и чисто голубой Руперт Эверет — Григорий Мелехов. Это после глыбы Глебова и потрясающей Быстрицкой!..

— Не знаю. Плохого ничего говорить не хочу. Просто не знаю: зачем? То есть почему сын Фёдор взялся закончить картину — понятно, а вот Сергей…

— А вообще какой-нибудь телесериал из последних вам пришёлся по душе?

— Я не очень их смотрю — что-то говорят, говорят, взрывают, бегают, но все одинаковые какие-то… Был фильм о Есенине, с Сергеем Безруковым в главной роли. Я — за. Хотя многие ругали…

— Можно водички? — спросил я, давно поглядывая на целлофановую упаковку минеральной воды.

— Плохо тебе? — по-родственному улыбнулся вдруг, вновь став синеглазым, Ульянов. — То-то я гляжу, с каким вожделением ты взираешь на воду.

— Да, позволил вчера себе лишнего…

— Бери, конечно. Так на чём мы с тобой в прошлый раз остановились?

— На предателе Власове. А вот интересно, вы бы его сыграли?

— Была бы пьеса достойная, характеры убедительные, наполненные веществом, годным для лепки, — конечно, взялся бы. А почему нет? Я актёр. Был актёром…

— Зачем вы так? Вы сейчас где-нибудь снимаетесь?

— Нет. Не востребован стал современным кинематографом. Не только я. И Алёша Баталов уже не снимается, и Юра Яковлев, а актёры замечательные!..

…Когда Ульянова не станет, Алексей Баталов вспомнит:

«Его герой казался совершенно живым человеком. Ни на сцене, ни в кино он не выделывался, казалось, он не использует никакие приёмы, выразительные средства, а — живёт. Если просто перечислить роли Ульянова, такие разные, разноплановые, то сразу станет ясно, что это был необыкновенный актёр! Председатель-колхозник, главнокомандующий Жуков, Тевье-молочник, Бригелла, Цезарь, Понтий Пилат… И это один и тот же человек играет! Он совершенно незабываем с точки зрения человеческой, а главное, это был высочайшего уровня именно нашей, русской культуры актёр. Называйте его как угодно — мхатовским, вахтанговским… Михаил был такой актёр, который должен быть в этой культуре. Который может играть и Шекспира, и Достоевского, и Булгакова, и Вампилова, и Шукшина…»

И Юрий Яковлев вспомнит:

«…Незадолго до моего шестидесятилетия Михаил Александрович Ульянов, тогда уже художественный руководитель Театра Вахтангова, сказал: „Думаю возродить добрую традицию актёрских бенефисов. Начнём с тебя. Выбери любую пьесу, любую роль и любого режиссёра, которые тебе по душе“…

…На гастроли, помню, мы ездили весело… По пути в Болгарию кто-то сделал снимок, как мы дуемся в карты. Миша Ульянов в объектив не попал, но почему-то решил подписать мне мою фотографию. „Юрка! Желаю тебе всегда играть и выигрывать! Твой М. Ульянов“. Надпись передаёт наши тогдашние отношения и прекрасное настроение.

…Инсценировка бабелевской „Конармии“… Когда дело дошло до сцены стычки Хлебникова с Гулевым, которого играл Михаил Ульянов, мы стали импровизировать с такой отдачей, что Рубен Николаевич воскликнул:

— Боже мой! Как это прекрасно! Повторим эту сцену! Нет! Не надо… Так и зафиксируем! А драка получилась красивая… по-вахтанговски!..