Дыхание осени (СИ) - Ручей Наталья - Страница 20

— Может, я к себе пойду? — спрашивает мальчишка с надеждой, что легко отделается.

— Как?! — всплескивает руками Яр. — И я так и не узнаю новость дня?!

Егор протискивается к двери, с опаской посматривая на меня — не выдам ли раньше, чем он скроется. Но у меня слегка кружится голова от выпитого и от планов на мужа, и я незаметно благосклонно киваю.

— О, нет, — каким-то невероятным образом Яр оказывается у двери раньше, закрыв путь к отступлению. Мы с Егором почти синхронно вздыхаем, понимая, что не удалось объяснения перенести на завтра.

— Ну что, каяться? — шепчет мне мальчик.

— Давай, — пожимаю плечами, а пока каверзник перебирает свой словарный запас для смягчения приговора, любуюсь его будущим истязателем. Какая прыть, какая грация — мой собственный лев, вот же меня угораздило!

— Ну ладно, — сокрушается Егор и начинает исповедь.

Лицо моего мужа с каждым словом мрачнеет и вот когда уже кажется грянет гром, я быстренько достаю из заначки громоотвод.

— А не пора ли ребенку спать? — оттесняю озадаченного супруга от двери.

Ребенок усиленно кивает, мол, да, никто детей до утра на кухнях не держит, вдали от компьютеров, айфонов и телевизоров, и ужом проскальзывает на волю. Я запираю дверь и оборачиваюсь к мужу. По блеску в темных глазах и прищуру догадываюсь, как много он хочет мне сказать, но мне не до разговоров.

— Я соскучилась, — делаю шаг в клетку к зверю, обнимаю его за пшеничную гриву. — Очень.

А дальше не до объяснений становится и ему, потому что я жарко целую его губы и не позволяю отстраниться даже на секунду. Мои руки зарываются под рубашку и брюки, а потом на освобожденные от одежды участки тела набрасывается мой жадный язык. Новый для меня опыт, удовольствие полностью для партнера, но дрожу почему-то я, и желание пронзает меня, и вскрик Яра делю с ним своим приглушенным стоном…

Он поднимает меня с колен, гладит по голове.

— Так что это за страшная тайна? — спрашивает, восстанавливая дыхание.

— Ты же не думаешь, что я…

— Нет, — гладит утешительно по спине, — я не думаю, что ты сделала мне очень приятно и незабываемо ради вашего маленького секрета. Я просто падок на тайны.

— Ох, — выдыхаю невесело и признаюсь: — Яр, тебе очень скоро предстоит познакомиться с моими родственниками.

Замерев на секунду, его руки возобновляют рисование у меня по спине.

— Сразу со всеми?

— Нет, — успокаиваю, — только с некоторыми.

— А по правде?

Мои словечки в его устах вызывают улыбку, и я успокаиваюсь сама.

— А по правде, Егор пригласил тяжелую артиллерию: маму, папу и бабушку.

— Могло быть хуже?

— Могла быть атомная атака, если бы он зазвал мою крестную. Она бы не уехала раньше, чем переженила всех твоих охранников, не выдала замуж повариху и горничную. Да и соседям-холостякам брачного возраста до ста было бы чего опасаться.

— Да с поварихой проблем нет, она-то согласна, — смеется Яр, — это доктор все присматривается к ее пирожкам. Слушай, а как же ты не оказалась замужем при такой свахе?

— А я ведь первая в семье получала высшее образование, — поясняю, — для замужества рановато было. А потом, сразу по окончании института, сюда уехала. Но можешь себе представить, как крестная расстроилась, узнав, что я вышла замуж, и предполагаемым на меня кандидатам пришлось дать отставку.

— Я оказался прытким, — хвалится Яр.

— Или я? — намекаю, кто с кем познакомился.

— Если бы я не хотел, у тебя бы ничего не вышло. Ты собиралась уйти, если помнишь. Я тебя удержал.

— Да, а я набросилась на тебя прямо у дверей клуба.

— И это видели очень многие, — охотно подхватывает он, видимо, кайфуя от моего смущения. Я-то думала, поспорит для приличия, скажет, что это он все, а я просто поддалась его чарам…

— Не вздыхай, — целует меня в макушку, — они не осуждали тебя.

— Правда?

— Да. Они мне завидовали.

Мы уходим в комнату, и после совместного принятия ванны, лениво лежим в кровати, любуясь, как лунный свет ползет по ковролину. Моя очередь рисовать узоры на теле Яра; расположившись вполне уютно на его грудной клетке, я выбираю вместо холста живот.

— Слушай, — вдруг вспоминаю, — а кто мне чай по утрам приносит?

— Повариха. Я мог бы сам, но пока ты проснешься, он будет совсем остывшим. А записку пишу я, — подмигивает.

— А Лариса тебе звонила сегодня?

— Звонила.

Говорить о моей подруге не хочет, отвечает коротко — да, нет, но этого хватает, чтобы сложить картинку. Зарплату они согласовали, правда, подруга пыталась сумму нагло повысить, но после вопроса, какой у нее опыт в данной сфере, быстро согласилась на все условия.

— А то, говорит, подумала, что еще чуть поторгуемся и ей придется бесплатно на меня работать, — рассказывает Яр. — Сегодня звонила, сказала, что осваивается. Завтра заеду, посмотрю, помогу: в салон все-таки вложены деньги и терять их по дружбе глупо.

Я поцелуями набиваюсь в компанию, и сходимся на том, что когда Яр будет в салоне, меня туда же подвезет Макар.

— Не жалеешь, что уступила работу подруге?

— Нет, это не мое.

— А что твое?

Я надолго замолкаю.

— Уснула?

— Нет, думаю.

— Повторить вопрос утром?

Поднимаю к нему лицо, целую чуть колючий подбородок и пока не завелась, отрываюсь от мужа.

— Знаешь, — говорю, — я не очень люблю говорить об этом… Я сказки пишу.

Яр ждет, а я жду его реакции. Так и молчим, рассматривая друг друга. Наконец он откликается своим фирменным:

— Ну-ну?

А я уже почти все сказала, и как по мне доступным русским языком, но раз нужны пояснения, продолжаю.

— Мне нравится писать сказки. А многие люди считают творческих… эм… странноватыми…

— Правда? Я пока ничего не замечал, но буду к тебе присматриваться…

— Вот ты не веришь, а я когда-то встречалась с одним парнем, а он взял, прочитал некоторые мои сказки и меня бросил.

— Не скажу, что я сожалею о его поступке.

— Яр!

— А что такого было в твоей сказке?

— Да ничего! — возмущаюсь, несмотря на то, что обида старая. — Там просто одна из жаб курила, как паровоз, и от нее несло так, что вокруг все цветы вяли.

— А тот парень был из партии зеленых?

— Да нет, — мнусь, — он тоже курил много и… там еще эта жаба… пыталась поцеловать царевича, который от нее уворачивался… и… жабу тоже звали Толик…

Кровать начинает трястись от хохота, а я волнуюсь, как бы мы не оказались на полу. Там, конечно, мягкий ковролин, и чистенький, и вдвоем везде уютно и тепло, но я как-то быстро разнежилась после свадьбы. В общежитии и солдатская односпалка с одеялом вместо матраса считалась за счастье.

— Интересно, а какую сказку ты написала последней? — отсмеявшись, спрашивает Яр.

— Да вот как раз сегодня одну начала писать… она еще не закончена…

— Ясно, пока почитать не дашь. И о ком она?

Я закрываю глаза и передо мной встает целый подземный мир, пропитанный невозможностью и любовью.

— Она о гноме, который очень сильно любил одну фею, фею Недовольства.

— Фея красивая?

— Для него очень.

— А гном для нее?

— А красоту гнома не каждому дано увидеть. Я потом тебе дам почитать. Если хочешь, — добавляю поспешно, а то вдруг ему неинтересно, а я здесь со своим доморощенным творчеством…

— Да, хочу, — говорит он, и целует.

А мне кажется, я совсем скоро расплавлюсь, и мои чувства из категории «чуть-чуть» перейдут в «это очень опасно, детка!».

Обнимаю его, пристраиваюсь на плече и почти уже сплю, когда слышу шаги по лестнице, такие, как у моего папы, «мертвяки, на зарядку!» — называется.

— Ты Егору пожелал спокойной ночи? — вскидываюсь.

— Забыл, — трет лицо Яр, и кряхтит совсем как его братец, вставая. — Думаешь, стоит сходить?

— Думаю, стоит.

Он оборачивается ко мне для поцелуя на дорожку, когда дверь распахивается.

— Не успел, — расстроено говорю я и утыкаюсь ему в спину.