Дыхание осени (СИ) - Ручей Наталья - Страница 17

А я — это я. Самоедством не занимаюсь, но и цены себе не набиваю.

В общем, сижу, чаевничаю, всем, как мартовская кошка, довольная и вот на кухню заходит мрачный Егор. Вместо доброго утра пробубнил что-то невразумительное и на стул напротив взобрался.

— Ты чего такой задумчивый с утра? — спрашиваю, пока повариха балует его блинчиками с земляничным чаем. А сама прикидываю, что Яр, наверное, тоже на кухне завтракает и только я по-королевски, с доставкой.

— Настроения нет, — говорит он и еще мрачней делается.

— Создай, — делюсь опытом.

— Интересно, как? — бросает язвительный взгляд, и прям расцветает от перспективы, что можно с кем-то погрызться. — Пройтись в парк, выпить по сладкой газировке?

— Это мне от чая плохо было, — вру.

— Ну коне-ечно, — тянет недоверчиво, и прыскает в кулачок. А я и сама готова рассмеяться, как вдруг… одна мысль подкрадывается, окапывается незаметно и елозит, елозит… А с чего все решили, что плохо мне именно от газировки?

Отставляю чай, и мчусь в комнату. Набираю Яра, потом до меня доходит, что он может быть очень занят, но раз взял трубку, спрашиваю, что хотела.

— Яр, а с чего ты решил, что я отравилась газировкой?

— А ты не отравилась? — подшучивает.

— Нет, — говорю, — мне было плохо…

— Ах, все-таки?

— Да, — киваю, будто он может меня видеть, — но почему ты решил, что плохо мне было именно от газировки?

— Ну а что ты еще ела вне дома? Сладкую вату и мороженое? Да, но Егор чувствовал себя хорошо.

— Я пила чай, — выдавливаю, холодея от осознания, что попала в точку.

— Я тоже пью по утрам зеленый чай, Злата, — говорит муж сдержанно, но видно, что ему разговор перестает нравиться.

— Да, но…

Не знаю, говорить ему или нет, потому что одно дело — мои подозрения, и другое — факты.

— Что «но»? — въедливо интересуется.

— Пока ничего. До вечера, — нажимаю отбой, но тут же идет вызов.

— Что «но», Злата?

Ох, голос как вечная мерзлота, и я застываю в нерешительности. Не хочется оговорить человека просто так, тем более что сама вчера за него вступилась, и вообще, на все должны быть причины, а я их здесь в упор не вижу. Только знаю, что права, но не знаю, почему все именно так.

Но если не скажу мужу о своих сомнениях, так и буду терзаться и возводить мысленно напраслину — лучше уж выговориться, выслушать, как я заблуждаюсь и закрыть тему.

— Яр, — решаюсь, — я вчера пила чай в салоне.

Он молчит, и я сожалею, что начала этот разговор, к тому же, он наверняка занят, а тут я…

— И он был теплым и каким-то… невкусным…

Не понимаю, зачем продолжаю рассказывать об этом чае, уже хочу снова нажать отбой, когда слышу спокойный голос Яра.

— Я тебя понял. — И отбой нажал он.

Ругаю себя, чертыхаюсь, как сапожник, и конечно, мало мне выглядеть дурочкой перед мужем, нужен еще и свидетель моего сквернословия. В дверях совершенно беззастенчиво стоит Егор. Ситуация его явно развеяла, потому что и следа нет мрачности и дурного настроения. Смотрит задумчиво, будто в уме геометрическую задачку решает, а потом говорит мне совершенно безэмоционально:

— Она была его любовницей.

— Кто? — это вопрос из разряда обычных, когда знаешь о ком речь, но оттягиваешь момент.

— Администратор в салоне.

Егор выходит из комнаты — типа, цирк уехал, а забытый клоун уже не весел. Через минуту, правда, возвращается. Я слышу его шаги по ковролину, слышу вздох, удачно сымитированный под сочувственный, слышу шорох на кровати. Перевожу взгляд и вижу карандашные рисунки на альбомных листах. На них темноволосая девушка с короткой стрижкой идет в длинном сарафане по пляжу. Темноволосая девушка сидит на берегу, словно в ожидании своего Грея. Темноволосая девушка дремлет, прислонившись к окну покрытого инеем трамвая…

Смотрю на нее и не вижу ничего, что бы могло вскружить голову такому мужчине, как Яр. Я представляла ее совсем иначе, девушку, чьи портреты мой муж хранит уже несколько лет.

Насмотревшись, собираю рисунки, иду в кабинет Яра, кладу в верхний ящик.

— Я хочу, чтобы ты перестала питать иллюзии, — говорит Егор, но я отодвигаю его, возвращаюсь в комнату и запираю дверь: хватит с меня на сегодня его визитов.

Но мальчишка упрямый, я стою по одну сторону двери, он прислоняется с другой и говорит:

— Ты видишь, что тебе хочется, даже не вглядываясь толком. Посмотри на моего брата внимательней. Посмотри на меня. Да весь этот дом — мишура.

Я отмалчиваюсь, опускаюсь вдоль двери и глубоко дышу, чтобы не расплакаться от обиды. Почему когда ты нараспашку, кто-то норовит плюнуть, чтобы ты запахнулся? Брат моего мужа меня не переносит. Мой муж дорожит незнакомой девушкой, а я…

Губы начинают подрагивать, но не поддаюсь. Пусть так, один ненавидит, второй любит другую, но зато теперь я знаю, что в моей виртуальной сопернице нет ничего особенного. Как и во мне, впрочем.

Но у меня преимущество: она неизвестно где, а я с Яром.

Прежде чем распахнуть дверь, предусмотрительно отхожу на шаг. Так и есть, мальчишка вваливается спиной в комнату и сопит обиженно — мол, че разбудила? А потом замечает мою улыбку и, сдается мне, собирается покрутить пальцем у виска. Но только действительно идиот поделится стратегическими планами ради минутного оправдания. Пусть думает себе, что хочет, пусть взламывает еще какие-нибудь секреты Яра, а я буду идти по осколкам своих грез, но не в сторону, а приближаясь.

— Ты сюда? — спрашиваю мальчишку и пока соображает, что ответить, обхожу, оставляя открытой дверь. Пусть копается в вещах, пусть палит, если денег брата не жалко, а я хочу вдохнуть свежего воздуха, хочу вырваться из золоченого окружения.

Водитель настаивает, чтобы сопровождать меня, пожимаю плечами — пусть. Иду вдоль особняков за высокими заборами, в ту часть парка, что не тронута деньгами и цивилизацией. Вдали слышны детские голоса, но здесь почти никого нет. Один-два прохожих с маленькими собачками. Люди одеты просто, не на показ, а именно для прогулки с животными, под шорох высоких деревьев.

Одинокая лавочка с пылью и облупленной краской. Сажусь на нее. Рядом присаживается водитель. Молчим, пока звонок мобильного не разрывает приятную тишину. Не мой мобильный, а водителя.

— Да, Ярослав Владимирович. — Пауза. — Да.

Водитель передает трубку мне.

— Да? — спрашиваю спокойно, так, будто не видела рисунков девушки и будто меня они не задели. Но радость от звонка мужа изобразить не выходит. Чувствует или скорее — уже в курсе, что я видела портрет его незнакомки. Голос его так же спокоен, но почти осязаю пульсирующее в пространстве недовольство.

— Я хочу, чтобы ты еще раз подумала о моем вчерашнем предложении, — и уточняет, не дожидаясь встречного вопроса. — Ты хочешь руководить салоном? Я сегодня уволил администратора.

Водитель усиленно притворяется деревом, делая вид, что не слышит нашего разговора, но я ловлю его взгляд и становится дико неловко. Небось, думает, что я расчищаю себе дорожку к карьерной лестнице и капиталам. И мне все равно, но не хочу, чтобы даже подобие такой мысли мелькало у Яра.

— Нет, — говорю, — не хочу. Я ничего в этом не понимаю.

А потом у меня мелькает почти сумасшедшая идея, хотя и не более сумасшедшая, чем идея со свадьбой.

— А что, если Лариса? Это ее мир, она обожает все эти пилинги, маски, спа…

Слышу, как Яр вздыхает. Не привлекает его эта кандидатура, хотя она в разы лучше моей, но помедлив, он соглашается.

— Как хочешь.

— Спасибо! — восклицаю радостно.

И уже думаю, как осчастливлю подругу, и сколько будет восторга и вообще, когда Яр добавляет:

— Тебе нужно научиться думать не о ком-то, а о себе, Злата.

Пытаюсь придумать логичные доводы против, не успеваю.

— Иначе ты не выживешь в моем мире.

Двумя руками вцепляюсь в телефон, боюсь, что выскользнет из повлажневших ладоней. Прижимаю сильно к уху и жду, когда скажет дальше, потому что это еще не все, чувствую, знаю, и не хочу слышать, что скажет, а придется. Ну же? Мысленно поторапливаю, и получаю свою порцию соли.