Сибирская амазонка - Мельникова Ирина Александровна - Страница 34

Иван вздохнул, пробормотал что-то явно нелестное в адрес бестолковых басурман и направился к входу в палатку. Сэр Корнуэлл сидел внутри, а чернобородый Ахмат накрывал стол к завтраку. Даже в этой, весьма неприятной ситуации англичанин не менял своих привычек. Иван с удивлением посмотрел на армейскую миску с овсянкой, которую Ахмат поставил перед ним, затем перевел взгляд на Корнуэлла. Тот улыбнулся и пояснил по-английски, а Алексей перевел, как мог:

– Лучший завтрак для джентльмена – овсяная каша.

– Да уж, – расплылся в ответной улыбке Иван и с явным намеком на лошадиную челюсть Корнуэлла заметил: – Поешь столько овса, зубы точно как у жеребца вырастут!

– Джеребтса? – удивился Корнуэлл. – Что есть «джеребтса»?

– Господин Вавилов согласен с вами и говорит, что силы после овсяной каши, как... – Алексей напрягся, пытаясь вспомнить, как по-английски «жеребец». Не вспомнил, и перевел его как «father-horse».[32] Англичанин посмотрел на него с изумлением, но переспрашивать больше не стал. А «переводчик» показал Ивану из-за спины кулак и многозначительно насупил брови.

В дополнение к овсянке им пришлось съесть по одному сваренному всмятку куриному яйцу и выпить по крошечной чашечке кофе с деревенскими сливками. Алексею вдруг вспомнилась высокая, щедро политая топленым маслом стопка блинов, которые в доме атамана подавали с медом, сметаной, икрой, вареньем – на выбор, что душа пожелает, да еще сожалели, когда гости отвалились от стола после первого десятка блинов. В семействе Шаньшиных это считалось за разминку.

Но отказываться от английского угощения не имело смысла, и они позавтракали с хозяином. Только те полчаса, которые они провели за столом сэра Корнуэлла, Алексею показались бесконечными. Иван, вспомнив о своих обетах быть вежливым с иностранцами, принялся рассуждать об особенностях английского и русского характера. При этом он изъяснялся столь витиевато и изысканно, что Алексей не раз за это время пожалел, что нет рядом палача, который прищемил бы язык Вавилову своими щипцами или вздернул не в меру болтливого приятеля на дыбу... Но об этом он мог только мечтать и еще надеяться, что завтрак когда-нибудь кончится.

Наконец они покинули палатку. К их радости, дождик прекратился. Солнце пробилось сквозь тучи, и сразу же тайга запарила, избавляясь от лишней влаги. Алексей посмотрел на откос. Казаки спешились и, пристроившись кто где, курили и неспешно переговаривались. Атаман до сих пор не вернулся, но зато сыщики заметили двух сорванцов, которые крутились возле взрослых, но к самому лагерю не подходили. Видимо, хорошо усвоили вчерашний урок.

– Иди поговори с пацанятами, – приказал Иван. – А я пока к реке спущусь и по опушке леса поброжу. Вдруг что-нибудь обнаружу...

Алексей поднялся на увал. Увидев его, близнецы тотчас шмыгнули в ближайший кустарник. Вели они себя как-то непонятно, то ли остерегались говорить с ним на виду у всех, то ли сотворили какое-то озорство и опасались справедливого наказания.

Сверху было видно, что Иван бродит по берегу, то и дело наклоняясь и подбирая какие-то веточки, а то переворачивает камни и заглядывает под выброшенные паводком деревья. Проделывал он это как-то лениво, то и дело останавливался, зевал, потягивался, чесал затылок... Казалось, он окончательно потерял интерес к исчезновению Голдовского и осмотр берега проводил скорее для очистки совести.

Алексей посмотрел в сторону кустарника. Близнецы не показывались, а лезть напролом сквозь непролазный глушняк на виду у казаков ему не хотелось. Он обошел лагерь сверху по косогору и спустился на берег к Ивану. Тот стоял, заложив руки в карманы штанов, и задумчиво цыкал зубом, уставившись на водный поток, что мчался мимо них с дикой скоростью, словно сорвавшийся с привязи застоявшийся рысак.

– Нашел что-нибудь? – справился Алексей.

Иван ничего не ответил и направился к опушке леса. Шел он вразвалку, не спеша, и на Алексея не оглядывался. Знал, что тот все равно идет следом. Но стоило лагерю скрыться за первыми деревьями, Вавилов вмиг преобразился. Спина его напряглась, он пошел быстрее и, несколько раз склонившись к густо усыпанной старой хвоей земле, удовлетворенно хмыкнул.

Алексей попытался разобрать, что же такое интересное углядел его товарищ среди рыжей хвои и мелких кустиков брусничника, затянувшего все окрестные горки и буераки. Хвоя явно была потревожена. Кустики брусники по ходу их движения тоже были слегка примяты. Глянцевые листочки словно кто-то вывернул наизнанку, и теперь они медленно приходили в себя, поворачиваясь к солнцу более темной стороной.

Так они прошли с четверть версты или чуть больше. Наконец Иван остановился и повернулся к Алексею.

– Точно, Голдовского в тайгу утащили. К лагерю подкрались ночью. Переплыли реку. Человека три, не больше. Один караулил, а двое подползли к палатке, выволокли Голдовского и прямиком в лес. Там их поджидали на лошадях не меньше пяти человек. Если бы не дождь, следы заметнее были бы. Трава не так быстро бы поднялась, да по хвое и по мху виднее было бы, где их порушили. – Он огляделся по сторонам. – Давай возвращаться. Наверно, Никита уже приготовил лошадей. Разобьемся на группы и будем основательно, квадрат за квадратом, прочесывать тайгу. Авось набредем на что-нибудь более существенное, если... – Он не договорил и перекрестился.

И Алексей понял, что Иван тоже не верит, что им вообще удастся найти Голдовского. Тем более казаки явно не горели желанием углубляться в тайгу. Или что-то знали бестии, или действительно боялись этих ратников как огня.

– Дядька Иван! – донеслось вдруг до них из кустов, а из-за ближайшего валуна показалась грязная, в цыпках рука, призывно помахала и скрылась опять.

Алексей озадаченно хмыкнул. Отчаянные лазутчики, однако! И неожиданно ловкие! Оказывается, крались следом за ними, а они даже не заметили. Выходит, ратникам и вовсе ничего не стоит обвести их вокруг пальца, если два еще сопливых казачонка, не ведая того, заставили сыщиков усомниться в собственной пригодности. Да что говорить? Им гораздо легче! Близнецы здесь у себя дома, а дома, как известно, и стены помогают. Втайне Алексей уже сомневался, правильно ли они поступили, заявив о своей службе в полиции, и не закончится ли их вмешательство полнейшим конфузом.

Близнецы пристроились на камнях между двух валунов. Заметить их со стороны было трудно, но обзор они себе обеспечили прямо-таки замечательный.

– Ходи сюда, – махнул рукой Сашка и прихлопнул ладонью по одному из камней. – Сидайте. Разговор есть. – Он стремился быть по-взрослому серьезным, но веселые чертики прыгали у него в глазах, а Шурка, тот вовсе едва сдерживал себя, чтобы не расплыться в довольной улыбке.

– Ну что, братцы-лазутчики, выполнили задание? – спросил Иван, опускаясь на камни, и усмехнулся. Нетерпение так и перло из мальчишек. – Говорите уже, вижу, что не терпится.

– Дядька Иван, – Сашка зыркнул глазами по сторонам, затем, склонив голову к Ивану, торопливо зашептал: – Мы видели, как эти, – кивнул он в сторону леса, – уволокли дядьку в очках. Они его в попону закутали. Четверо их было. – Мальчишка перекрестился и с испугом посмотрел в сторону лесной чащи, темнеющей за их спинами. – Его за Шихан поволокли.

– Кто поволок? Говори, не бойся! – Иван положил руку мальчишке на плечо. – Здесь никто не услышит.

– Не могу больше, – понурился Сашка. – Они все слышат. Узнают, ни мне, ни Шурке не жить. – Он посмотрел на брата. Тот сидел нахохлившись, словно воробей под застрехой, но глаза его смотрели с любопытством.

– Ну что ты на самом деле? – огорчился Иван. – Что ты, как девка, от куста шарахаешься? Кто тебя здесь услышит? Говори! У нас вон какие пушки! Отобьемся! – Он вытащил из внутреннего кармана револьвер и показал казачатам. – Расскажете все как на духу, пострелять дам.

– А не брешешь? – Сашка нервно облизал губы и покосился на лес. – И побожись, что бате не скажешь, что мы с Шуркой всю ночь в засаде пролежали.