Сибирская амазонка - Мельникова Ирина Александровна - Страница 3

– Да, винтовочки у них знатные, – согласился Иван, – только в наших краях, сам знаешь, без хорошей охраны вмиг без головы останешься.

Глава 2

Они заняли удобную позицию напротив входа в гостиницу и сделали вид, что поглощены разглядыванием витрины ювелирного магазина Вайтенса. В ней прекрасно отражались и обоз, и лошади, и угрюмые индусы, которые присели на корточки в тени здания, поставив карабины между колен, а также огромная реклама страхового общества «Изнуренов и сын», сверкавшая обилием красок на здании, расположенном рядом с гостиницей. Индусы изредка перебрасывались короткими фразами, но большей частью молчали, кидая хмурые взгляды на зевак, заполнивших тротуар напротив, да покрикивали на вездесущих мальчишек, снующих между телегами:

– Away! Go away![6]

– Ишь ты! Командуют как у себя дома! – пробурчал Иван. – Чего они там?

– Отгоняют мальчишек от телег, – пояснил Алексей.

По мостовой проехало несколько колясок с откинутым верхом. Извозчики громко ругались: приходилось заезжать на тротуар, чтобы обогнуть телеги с грузом. Появился городовой с длинной шашкой на боку. Летняя фуражка, обтянутая белым чехлом, не спасала от жары. Он то и дело снимал ее и вытирал бритую голову огромным платком, но поста своего не покидал и покрикивал на бестолковых извозчиков, чуть не сбивших колесами водяную колонку у края тротуара. Индусов он не трогал и посматривал настороженно: видимо, не получил приказа, как с ними следует поступать.

В этот момент из-за угла вывернула длинная дощатая телега, на которой высилась гора перевязанных цепями бревен. Тянула ее невзрачная мосластая лошаденка, а управлял ею совсем уж никудышный мужичонка в рваном армяке и войлочном капелюхе. Завидев телегу, городовой выскочил на мостовую ей наперерез и подхватил лошаденку под уздцы.

– А ну, подай, подай назад! Живей, свиное рыло! – заорал он истошно и, когда возница подчинился, замахал руками: – Давай в объезд! Давай, давай!

Телега со скрипом и грохотом разворачивалась поперек улицы. Возчик принялся нещадно хлестать несчастную животину плетью, побуждая ее руганью и угрозами вывернуть повозку на середину мостовой. Городовой, в свою очередь, тянул лошадь за уздцы, рвал мундштуком рот и выражался не менее щедро. С трудом, но они достигли успеха, развернув лошаденку и телегу в нужном направлении. Возчик взгромоздился на свое сиденье, и повозка, тяжело грохоча колесами по булыжникам мостовой, скрылась за поворотом.

В этот момент индус с черной бородой вышел на крыльцо и что-то громко прокричал, видно, на родном языке, так как Алексей не понял ни единого слова. Сидевшие индусы молча поднялись на ноги, перекинули карабины на спину и столь же молча вскочили на лошадей. Из коляски показалась голова еще одного человека, худого и светловолосого. Виден был только его затылок, однако, судя по движениям, его хозяин был молодым и энергичным человеком. Он жестом подозвал к себе бородача. Тот выслушал его, беспрестанно кивая головой, затем вновь что-то прокричал всадникам. Его лошадь ухватил под уздцы один из индусов, а сам чернобородый вернулся в гостиницу.

Пассажир коляски махнул рукой, и вся кавалькада медленно двинулась по улице вслед за ним, но без душераздирающих криков и ругани, столь обычных для русских обозов. Возчики и погонщики лошадей лишь изредка что-то гортанно выкрикивали и взмахивали бичами, подгоняя своих подопечных, да громко скрипели колеса телег и стучали по камням мостовой хорошо подкованные копыта.

Алексей и Иван проводили обоз и всадников взглядами. Человек в пробковом шлеме остался в гостинице, а чернобородый индус, судя по всему, был его слугой или охранником.

– Да-а, – покачал головой Иван, – такая свора да на бедных блошек-букашек... – И словно поперхнувшись, на мгновение смолк, а потом тихо произнес: – Гляди, только не верти головой! Филеры Ольховского пасут кого-то! Левее, левее! – прошипел он недовольно, заметив, что Алексей смотрит в противоположную сторону.

Тот повернул голову в нужном направлении и сразу же увидел бродягу, который со скучающим видом медленно брел по тротуару с калачом в грязных руках. То и дело он толкал кого-нибудь плечом, и прохожие сердито огрызались на него. Но он, не обращая на негодующие выкрики никакого внимания, раз за разом откусывал от калача изрядный кусок и, остановившись возле очередной витрины, рассматривал выставленные там товары с не меньшим тщанием, чем Алексей или Вавилов.

По противоположной стороне улицы вышагивал взад-вперед почтенного вида господин в котелке, светлом полотняном костюме и с букетом в руках. Он то и дело посматривал на уличные часы и вытирал обильный пот носовым платком. При этом его маленькие глазки по-рысьи сосредоточенно изучали лежащую перед ним улицу, ни на чем не останавливаясь, но ничего и никого не пропуская. По всему было видно: предстоящее свидание волнует господина не больше, чем бродягу товары, выставленные в витринах самых дорогих магазинов города.

– Я их знаю, – пробурчал за спиной Алексея Вавилов. – Лучшие агенты Ольховского. Начинали с простых филеров, поэтому кого угодно вокруг пальца обведут, но только не нас с тобой, – произнес Иван назидательно и кивнул головой в сторону бродяги. – Тот, который с калачом, – Кощей. Цепкий, как клещ. Еще не было случая, чтобы упустил кого из-под наблюдения. Второй, с букетом, Тумак. Этот тоже ловок, но при задержании. И стреляет, будь здоров, особенно по движущимся мишеням! Так что наверняка крупная птичка у них на поводке. – Он огляделся по сторонам и задумчиво произнес: – Нет, обоз их не интересует, хотя, как сказать, возможно, за ним тоже своего человека направили. Мы ведь не сразу их заметили.

– Может, филеры ждут, когда англичанин из гостиницы выйдет?

– Да кто их разберет? – вздохнул Иван и махнул рукой: – Пошли! Наше дело – сторона!

Они отошли от витрины, и тут же Иван схватил Алексея за рукав:

– Гляди!

Филер с букетом неожиданно уронил его себе под ноги и нагнулся, чтобы поднять рассыпавшиеся цветы.

– Кажется, знак подал, – прошипел Иван и толкнул Алексея: – Точно! Смотри! Монашка!

Но Алексей и сам заметил, как из-под арки между двумя домами вынырнула высокая, судя по походке, женская фигура в длинном черном одеянии с низко надвинутым на лицо капюшоном. Подпоясывала эту пыльную и довольно ветхую хламиду разлохмаченная веревка. А в правой руке монашка сжимала длинный посох с крючком на конце, напомнивший Алексею своим видом ерлыгу, которой чабаны ловят овец за заднюю ногу.

Спина ее была слегка согнута, голова вытянута вперед: ни дать ни взять древняя бабуся, плохо видящая перед собой дорогу. Только для древней бабуси она передвигалась слишком легко и быстро. «Монашка», постукивая посохом, почти бежала к одной ей ведомой цели и завернула за угол, как и обоз, в направлении постоялого двора.

Правда, на углу она на мгновение замедлила бег и бросила быстрый взгляд через плечо. И даже не походка, а этот поворот головы, резкий, совершенно не свойственный ее преклонному возрасту, заставил Алексея и Ивана переглянуться. И не сговариваясь, они поспешили следом.

Народу на улице в этот час было немного. Молодая нянька в сатиновом платье и белом переднике прокатила навстречу им плетенную из лозы детскую коляску. Медленно прогуливалась вдоль витрин магазина дородная дама со шляпной картонкой в руках. Шмыгнул с одного места на другое, убегая от солнца в тень, чистильщик сапог...

Тротуар перед ними был абсолютно пуст. Забывший про цветы Тумак спешил вслед за «монашкой» и тоже исчез за поворотом. Клещ пересек мостовую, нырнул под арку, и тут же из питейного заведения «Теремок» вывалился мужик в стоптанных сапогах и в армяке и шмыгнул следом за ним.

– Проходными дворами рванули, – прошептал одними губами Иван и показал глазами на арку: – Давай – туда!

Они убыстрили шаг и уже почти достигли арки, когда дорогу им заступил рослый офеня с лотком, на котором громоздились календари, дешевые книжонки, открытки с видами Кавказа, ластики, гребни, заколки и прочая на первый взгляд непонятная дребедень.