Сибирская амазонка - Мельникова Ирина Александровна - Страница 19

– Это ты здорово придумал, – обрадовался Алексей. – В тайге нам без нее не обойтись. Вдруг где скит обнаружим, близко к нему не подойдешь...

– Постой, какой еще скит? – уставился на него Иван. – Мы приехали тайменя ловить, а не раскольников по тайге. Оставь эту затею за-ради Христа!

– Подожди, не кипятись, – с досадой отмахнулся от него Алексей. – Я перед сном не стал тебе рассказывать, что от сотника узнал. Спать сильно хотелось, но теперь, похоже, уже не заснем, так что слушай. Кажется, об этих ратниках в балахонах или, как ты говоришь, в бахотне, здесь не понаслышке знают. Я старику про эту девицу рассказал, так он не меньше Гаврилы перепугался. Запретил мне даже упоминать о них. Дескать, повсюду у них уши. И самое главное... – Алексей выждал мгновение и с торжеством в голосе произнес: – Главное, что старик проговорился. Назвал ее имя. Евпраксия. И тут же сорвался с места и бегом в избу.

– Теперь я кое-что понимаю, – покачал головой Иван. – Ты это имя во сне несколько раз повторил, только я ничего не понял. По правде сказать, первый раз слышу, чтобы женщину так называли.

– Так у них не только вера старинная, но и имена. Тебя разве имя Измарагда не удивило?

– Меня все удивило, – проворчал Иван, – и прежде всего то, что мы, того не желая, все ж ищем на свою шею приключений. Ну скажи, на кой ляд нам вздумалось пялиться на этих индусов? Прошли бы мимо, на филеров не наткнулись бы, девку эту бесноватую не встретили бы... Нет, словно леший попутал! Так еще и здесь, оказывается, покоя нет. Что ж, получается, эти ратники где-то поблизости околачиваются? И чем же, спрашивается, они таким занимаются, что у местных сразу в штанах мокро, если спросишь о них?

– Ратники, рать, – задумчиво произнес Алексей. – Воины, воинство... Может, скиты защищают?

– Плохонько защищают, если позволяют им гореть. Видно, не успевают их обитатели вовремя от солдат скрыться, вот и жгут себя, чтобы в руки слуг Антихриста не попасть.

– Все это понятно, – отозвался Алексей, – но, если бы они просто предупреждали своих об опасности, разве кто-то бы их так боялся? Сдается мне, что делами они занимаются такими, о которых местное население хорошо наслышано. Страшные это дела, но, с другой стороны, разве их утаишь? Мы бы все равно разнюхали, если б они кого убивали.

– Про их дела, что самое удивительное, быстрее всех Ольховский прознал. – Иван уселся на перину, подогнув ноги по-турецки, и тоже накинул на себя одеяло. – Значит, занятия у них не уголовные, а скорее политические. Хотя одно другого не исключает. Может, какие-то ритуальные убийства? Может, жертвы человеческие идолам или духам своим приносят? Тогда нам точно их не отдадут. Это уже задачка для Ольховского и Лямпе. – Он с силой хлопнул ладонью по колену. – Только я все равно бы узнал, ну, пускай не я, но Федор Михайлович точно, случись где подобное убийство! А так все шито-крыто, топором брито!

– Давай, Иван, не будем гадать. – Алексей сладко зевнул и потянулся. – Утром постараемся как-нибудь узнать, кого нелегкая ночью к атаману занесла. И был ли ребенок на самом деле, или нам померещилось.

Вавилов ничего не ответил, лишь встал на колени и подполз к выходу с сеновала. Пару минут наблюдал за баней, потом поманил к себе Алексея. Тот последовал его примеру и устроился рядом.

– Что там? – спросил он шепотом.

– Смотри! – Иван кивнул в сторону бани. – Елена Сергеевна и Гаврюха до сих пор не вышли. И даже печь затопили.

И вправду, более темный, чем туман, дым хорошо выделялся на фоне белесой пелены. В маленьком окошке тускло светился огонек. Что же такое случилось и кого принесли в баню, если мать с сыном уже более часа не выходят оттуда? Но такое вполне возможно, если там находится больной или раненый человек...

– Гляди, Гаврюха! – встрепенулся Алексей.

На пороге действительно появился Гаврила. В руках он держал деревянный ушат. Отойдя от бани на пару шагов, он вылил из него воду. Иван возбужденно перевел дыхание и схватил Алексея за руку.

– Видел?

– Видел, – кивнул тот в ответ.

Занимающийся рассвет позволил им различить кое-какие детали. И главное. Вода в ушате была красной. Значит, и вправду в бане раненый? Но кто же он? Почему были предприняты такие предосторожности? И почему плакал ребенок? Неужто он и есть тот раненый, которому оказывают помощь Елена Сергеевна и Гаврюха? Судя по размерам парусины, на ней мог уместиться только ребенок. Но кто его ранил и почему лечить его надо тайно?

А то, что помощь оказывают таясь, не вызывало никаких сомнений. В станице имелся свой фельдшер, но его не пригласили. Выходит, станичный атаман не доверяет местному лекарю лечение раненого ребенка. Так что ж это за ребенок такой особенный?

Все эти мысли, догадки и соображения пронеслись в головах того и другого агента, но оба понимали, что их домыслы не имеют под собой ровно никакого основания, пока они собственными глазами не убедятся, есть ли ребенок и ранен ли он на самом деле.

Они отползли на перины и легли. Пес продолжал бегать внизу, громко лязгая и бренча цепью. Прямо под ними шумно вздыхали коровы, где-то пропел петух, и вслед за ним его голосистые собратья возвестили зорю всему свету. Начинался новый день, но агентам опять нестерпимо захотелось спать. Иван широко зевнул, но, прежде чем ухнуть головой в подушку, поинтересовался:

– Что ты во сне орал: «Евпраксия! Евпраксия!» Душила она тебя, что ли?

– Да нет, – засмеялся Алексей. – Как раз наоборот! Мы с ней целовались.

– Поцелуи к разлуке! – через силу произнес Иван и мгновение спустя уже громко сопел носом.

Алексей сомкнул веки, и тут же всадники в черных балахонах с красной каймой окружили его, и завертелась страшная карусель, из которой он, как ни пытался, не мог вырваться. Он тянул из-за пояса револьвер, но руки словно кто налил чугуном. Он не мог даже пошевелить ими, а когда все же с трудом поднес правую ладонь к лицу, увидел, что ее заливает кровь. Она бежала по его запястью, теплой струйкой скатывалась в рукав...

Ужас, казалось, проник в каждую клеточку его тела. Он закричал и тут вновь увидел Евпраксию. Теперь она была в длинной белой рубахе, черные волосы растеклись по плечам и почти закрывали лицо. В руках она держала внаклон деревянную чашу, из которой лилась отливающая красным вода. Алексей стоял как вкопанный, а она подошла к нему и вдруг выхватила из складок рубахи длинный и узкий нож и взмахнула им. Казалось, она метила прямо в его сердце.

Алексей хотел закричать, но спазмы сдавили горло. Он хрипел, кашлял, но звук не шел, он задыхался. К тому же ноги словно примерзли к земле, он силился их оторвать, но все напрасно. Нож ударил его в грудь, широким потоком хлынула почему-то не кровь, а ярко-зеленая, словно молодая трава, жидкость. Ему стало легче дышать. Он открыл глаза и улыбнулся. У него на груди сидел пушистый котенок и ловил передними лапками соломинку, которой его дразнил один из близнецов. То ли Шурка, то ли Сашка. Алексей еще не научился их различать. Он так и не спросил, почему их зовут одинаково...

Увидев, что гость проснулся, парнишка подхватил котенка на руки и весело заявил:

– Ну и спать вы горазды, дядька Лексей! Вставайте ужо. Дядька Иван небось вторую дюжину блинов со сметаной уплетают! Мамка послала вам воды полить, чтоб умылись со сна, да поспешайте к столу, а то, если Гаврюха вернется, точно вам блинов не видать.

– А что, Гаврюха уехал куда-то?

– Да нет, мамка его к фершалу послала за бинтами, – простодушно ответил мальчишка. – Свои, видать, вышли.

– А зачем ей бинты понадобились? – Алексей не упустил возможности узнать подробности.

– Да, говорит, руку сегодня с утра обварила. Намазала барсучьим салом, а оно вонят, приходится повязки часто менять, – охотно пояснил ему то ли Сашка, то ли Шурка. И опять позвал: – Поспешайте, дядька Лексей, а то мне от мамки попадет, если к холодным блинам вас приведу.

Алексей вслед за близнецом спустился с сеновала, внимательно оглядел двор. Никаких следов пребывания поздних гостей. Ни отпечатков копыт, ни даже непременных конских катышков. Судя по не затоптанным еще следам метлы, двор утром тщательно подмели.