Ржавый Рыцарь и Пистолетов - Мельникова Ирина Александровна - Страница 27

Руки у нее затекли, но опустить букет не было никакой возможности. Даша огляделась по сторонам и не заметила поблизости ни одного мало-мальски знакомого лица. Все они, скорее всего, там, в авангарде толпы, рядом с церковью или в ней. Здесь же, на периферии, сгрудились те, кто не слишком заботился о том, что о нем скажут другие. Там все по регламенту, с учетом служебной иерархии и личных рейтингов. Здесь – только по совести, любви и признательности... Там официоз и боязнь что-то сделать или сказать не так. Здесь же обходятся без слов, и слезы искренни и чисты, как чисты и искренни книги того, кому эти люди пришли поклониться в последний раз...

– Дарья, – раздался за ее спиной хорошо знакомый голос. Она оглянулась. В паре шагов от нее пытался выглянуть из-за чужих голов Аристарх Зоболев, ее вечная мигрень, а попутно известный литературный критик из той когорты, которую она называла «педикулезом», а самого Зоболева, соответственно, Тифозной Педикулой.

– Привет! – выкрикнул Аристарх радостно, словно встретил давнюю подружку. – Как дела?

Даша ответила ему мрачным взглядом. Еще и месяца не прошло после появления в «Московском комсомольце» гнусного пасквиля, который Зоболев наваял аккурат к ее дню рождения. И хотя мнение редакции, по обычаю, с мнением автора не совпадало, но напечатали же. Зоболев привычно смешал три романа в один, переврал все цитаты и имена героев и даже порекомендовал ей вышивать крестиком, вместо того чтобы заниматься «бумагомаранием», но на эти эскапады мало кто обратил внимание. Более всего общественность интересовало, как Дарья Княгичева отреагирует на очередной выплеск помоев. А она промолчала, потому что понимала: Зоболев только и ждет гневных опровержений и сердитых заявлений. Когда-то на первый грязный выпад в ее адрес Даша ответила ему оплеухой, но вскоре поняла, что подобные выходки для Зоболева те же дрожжи, на которых поднимается его самомнение, и просто перестала Педикулу замечать.

Однако Зоболев периодически, раз в два-три месяца, появлялся в Питере и без приглашения заваливался к ней в гости. Частенько он выглядел как бомж – жалкий, обрюзгший, просил занять «сотнягу до понедельника». Деньги, естественно, никогда не возвращал, но исправно, раз в квартал, выдавал новый разгромный материал. Со временем Даша научилась не обращать на эти щипки внимания. При этом она всегда вспоминала слова Арефьева: «Пинки под зад тоже ускоряют прогресс!» или Пашины: «Скандал – двигатель продаж!». Правда, сам Лайнер всякий раз грозился набить Аристарху морду, но Педикула, выдав на-гора очередную, по его словам, «ругню», тотчас ложился в больницу лечить печень, изнуренную обильным потреблением горячительных напитков.

Со временем обиды притуплялись. И что Даше оставалось делать, когда Аристарх Зоболев звонил в ее дверь? Не пускать его на порог? Но она пускала, и после небольшой перепалки они шли пить чай на кухню. Аристарх тяжело отдувался, жаловался на болезни и льстиво заглядывал в глаза.

– Даша, ласточка! Давай сделаем с тобой интервью? Я буду задавать тебе гадкие вопросы, а ты мне будешь гадко отвечать.

– Хватит с меня твоих гадостей, – обычно отмахивалась она, – зарабатывай на тех, у кого шкура толще.

Но Зоболев не сдавался:

– Ты, мать, не понимаешь исторического момента! Скажи, кто остается в памяти поколений? Тот, кого критики облизывали, или тот, кого против шерсти чесали? Я тебе бессмертие обеспечиваю, народную тропу шириной с Кутузовский проспект, а ты меня так непотребно обзываешь!

– Ты мне, Зоболев, жизнь укорачиваешь своим паскудством, морщин прибавляешь! – сердилась она.

– Я за чистоту рядов борюсь, – бурчал он в ответ, – если назвалась писателем, бери барьер с ходу, а не подползай под него.

– Что ты городишь? Разве я подползаю? – сердилась она и того больше.

Зоболев брал ее за руку и повинно склонял голову, на которой было слишком много перхоти и совсем мало волос.

– Прости, ты ведь знаешь, как я тебя люблю.

И Даша понимала, что пришла пора расстегивать кошелек...

– А мне сказали, что ты не приехала, – сообщил первым делом Зоболев, когда пробился к ней сквозь толпу, и поинтересовался: – Ты почему здесь, а не в церкви? Я там Гусевых видел и аксакалов из Российского союза... У всех такие рожи многозначительные, словно их самих хоронят, а не Олеговича!

– Не фамильярничай! Он тебе не Олегович! – процедила сквозь зубы Даша. – Тоже когти на нем точил, а теперь только и разговоров будет, как на одной завалинке сиживали да самогон стаканами глотали.

– Ты что, совсем озверела? – опешил Зоболев. – Чего яришься? Или монополию на Арефьева откупила? Ишь ты, Ржавый Рыцарь, то да се... Знаем мы это то да се!

– Слушай, Педикула! – прошипела она, едва сдерживаясь, чтобы не взорваться от ярости. – Проваливай отсюда! А то я тебе покажу это самое то да се букетом по морде. Дмитрий Олегович мне простит, если твою рожу слегка покорябаю! Но могу и не слегка, а очень даже сильно, если ты сей момент не исчезнешь!

– Дашка, ты что? – Зоболев покаянно прижал руки к груди. – Я ведь не со зла!

Он был в кожаном пальто и без шапки. Глаза его слезились, а нос покраснел, и Зоболев то и дело снимал щепотью каплю с его кончика. Одет он был явно не по сезону. Даше стало его жалко.

– Чего тебе? – спросила она недружелюбно.

– Сотнягу, – быстро сказал Педикула, – или две! Свои бабки в машине оставил. До нее не пробиться, а нужно кровь разогнать, пока в холодец не превратилась.

– Нет у меня, до Краснокаменска не хватит доехать, – отрезала Даша и отвернулась от Зоболева.

– Так я ж верну, мне б только до машины добраться, – не отставал Аристарх. – Не жадничай, тебе ж раз плюнуть хоть с Гусевыми уехать, хоть в автобусе с короедами из союза...

– Отвяжись! – не сдавалась Даша. – Я тебе сотнягу, а ты мне опять нож в спину! Проваливай, Аристарх, нет у меня денег!

– А хочешь, я тебе девку твоего Макарова покажу, она ведь тоже здесь! – Аристарх самым непонятным образом оказался вдруг перед ней и заслонил дорогу. – Неужто на разлучницу посмотреть не желаешь?

– За сотнягу? – ласково справилась Даша. – Или за две?

– Лучше за две! – Зоболев преданно уставился на нее. – Она в машине сидит. В джипе. Номер 239 АУ. – Аристарху так хотелось ей угодить, что он даже пальцем нарисовал в воздухе и буквы, и цифры. И уточнил вдобавок: – Джип рядом с универмагом стоит. Серый.

– Рядом с универмагом? Серый? – еще более ласково посмотрела на него Даша и велела: – Прими розы!

Зоболев с готовностью перехватил букет. Даша нашла кошелек, достала две купюры и сунула их Аристарху. Руки у того были заняты, и он зажал сотни в зубах. Она взяла у него цветы и посмотрела ему в глаза.

– Я знала, что ты – грязная, последнего разбора тварь, Педикула, – сказала она тихо, – но не до такой же степени! Теперь проваливай отсюда, и лучше, чтобы я тебя не встретила сегодня! Если руки у меня при этом окажутся свободными, я тебя сию же минуту грохну! И грохну чем придется!

– Совсем с ума сбежала? – уставился на нее Зоболев. – Я ведь в курсе, что он ее не сдает!

– И что теперь? – прорвало наконец Дашу. – Решил устроить за мои же сотняги раешник? Набить девахе морду при массе свидетелей? Чтобы через день во всех газетах сообщили, как я лупцевала соперницу? – Она мотнула подбородком. – Двигай отсюда! Мне плевать и на эту девку, и на Макарова тоже плевать! А на тебя в первую очередь! Засунь эти деньги себе в задницу! И валяй отсюда, прошу тебя, иначе ты меня знаешь!..

Даша гневно фыркнула и стала вновь пробираться сквозь толпу. Она не слышала, что выкрикнул ей вслед Зоболев. Да и что хорошего он мог выкрикнуть в ответ на столь оскорбительные тирады?

Она была вне себя от бешенства. Нет, на Пистолетова она не злилась. Присутствие этой девицы лишний раз подтвердило подленькую сущность его натуры, и только. Более всего она злилась на себя. Зачем затеяла разговор с Педикулой? Давно ведь убедилась на собственном опыте: если на горизонте появился Зоболев, значит, жди неприятностей. И зачем опять сорвалась? Зачем набросилась на эту тифозную вошку при людях? Так бы никто не обратил внимания, а теперь ее наверняка узнали, и поползут слухи-пересуды, тараканами полезут из всех щелей сплетни.