Нянька для олигарха - Мельникова Ирина Александровна - Страница 14

Из боковых дверей показалась рослая полная девушка в форменном платье и с белой наколкой в темных волосах.

– Чего кричите? – Она уставилась на Андрея по-коровьи печальным взглядом. – У Татьяны Борисовны – мигрень. Велела не шуметь!

– Мигрень? – хмыкнул Андрей. – Сейчас мы ее вылечим.

И, отстранив горничную, направился к двери, из-за которой та только что появилась. Но девушка неожиданно резво его обогнала и, расставив руки, встала на пороге.

– Не пущу! – сказала она строго. – Хозяйка отдыхает!

– Хозяйка? – Андрей застыл на месте и произнес уже угрожающе: – Хозяйка? Ну, полный звездец! С каких это пор она здесь хозяйка?

Но горничная, кажется, не слишком испугалась и позиций своих не сдавала.

– Вам она, может, и не хозяйка, а мне она деньги за то платит, чтобы не мешали отдыхать!

– Отдыхать? – поразился Андрей. – С каких великих трудов отдыхать?

– Я же сказала: мигрень у нее! – перешла вдруг на плаксивый тон горничная. – С утра приказала не беспокоить.

– Людмила! – повысил в свою очередь голос Андрей. – Дуй отсюда! Покажи лучше Надежде Дмитриевне комнату для гостей. Она хочет принять душ... – Он обернулся и оглядел Надежду. – Подбери ей халат и... спортивный костюм или платье какое. Поройся в Татьянином гардеробе, там пропасть всякого тряпья.

– Не надо платье! – быстро сказала Надежда. – Достаточно брюк и футболки.

Горничная бросила на нее откровенно негодующий взгляд и перевела его на Андрея. Открыла было рот, но Андрей ухватил ее за плечо и произнес с расстановкой:

– Я кому сказал, иди и помоги Надежде Дмитриевне!

Горничная дернула полным плечиком, язвительно фыркнула и, не глядя на Надежду, продефилировала мимо. Андрей же, толкнув дверь ладонью, вошел в комнату. Тотчас послышался возбужденный, с истеричными нотками, женский голос.

Надежда замедлила шаг, но дверь захлопнулась, и голос стих.

– Вы кто? – спросила горничная, поднимаясь неторопливо по лестнице на второй этаж. – По дому работать будете или во дворе? – Она вышагивала важно, как королева, и вопросы тоже задавала важно, не поворачивая головы.

– Нет! – коротко ответила Надежда, но так, чтобы горничная поняла, что ее нужно оставить в покое.

Та оказалась догадливой и вопросы задавать перестала. Равно как и что-либо объяснять. Молча проводила Надежду до дверей спальни, бросила на постель полотенце и халат, прошла в ванную, покрутила краны горячей и холодной воды и удалилась с плохо скрываемым презрением на лице.

Надежда посмотрела ей вслед. Кажется, придется остаться в прежней одежде? Она оглядела себя в зеркало. Вид, конечно, неважнецкий, но если принять душ, вымыть голову, то ничего, сойдет! Здесь не модельное агентство, чтобы демонстрировать свои прелести.

Ванна ее порадовала. Новомодная, с гидромассажем. К тому же на полочках оказалась масса всякого приятно пахнущего добра, которого стоит немного добавить в воду, и через полчаса чувствуешь себя посвежевшей, помолодевшей и более терпимой к чужим недостаткам.

К тому же, по выходе из ванной, она обнаружила в комнате свой чемодан и сумочку. Проверила. Все на месте – документы, деньги, лицензия... Надежда с облегчением вздохнула. Наверняка Николай подсуетился. И в подтверждение тому обнаружила в кармане джинсовой куртки сложенную пополам бумажку. В ней была всего одна фраза: «Я тебя найду!» Без подписи, без числа. И Надежда улыбнулась. Все-таки ей повезло с попутчиком. Каков молодец, позаботился, чтобы ее багаж не исчез в неизвестном направлении. От этой мысли она несколько повеселела. И когда горничная все-таки появилась, Надежда уже переоделась в светлые брюки и красную маечку без рукавов. Правда, майка слегка обнажала живот, но, дочь сказала, теперь так носят. Тем более если на животе ни одной складки...

Она снова оглядела себя в зеркало. Долгожданная встреча на самом деле совсем не прибавила ей радости. Тот, о ком она мечтала много лет, изменился гораздо сильнее, чем она ожидала, к тому же рядом с ним эта деваха! Татьяна! Надежда шепотом произнесла ее имя и скривилась. А чего, собственно, она ожидала? Что он тотчас ее узнает и бросится на шею? Да он и думать о ней забыл. Столько лет прошло, все быльем поросло! Впрочем, он никогда не давал ей авансов... Гуляли, танцевали, целовались... Месяц! Всего только месяц! И писем он ей не писал, не просил верно ждать... Надежда всегда это помнила и сейчас все прекрасно понимала, а тогда? Тогда, почти тридцать лет назад, что она знала в этой жизни, что понимала?

Евгений уехал в Новосибирск, а она несколько раз на дню справлялась у вахтерши общежития, не поступала ли почта, нет ли писем на ее имя? Только напрасно! Письмо так и не пришло! На следующее лето Евгений вовсе не появился, но она встретила его друга, и тот ей все рассказал – и про генеральскую дочку, и про Москву...

Надежда рыдала как безумная, пыталась даже выпить какие-то таблетки, но ее вырвало, а в ванной, где она пыталась придумать, чем перерезать себе вены, ее нашла комендант общежития Вера Артемьевна, женщина лет сорока с редкой красоты лицом и безобразным горбом на спине. Она отвесила ей не столь сильный, сколь оскорбительный подзатыльник, привела в свой кабинет, напоила крепким чаем, а потом отвезла к себе домой.

В ее маленькой скромно обставленной квартире Надежда провела четыре дня. И навсегда врезались в ее память слова, которые Вера Артемьевна сказала ей на прощание:

– Никто и никогда, Надька, не сделает нас счастливыми, если мы сами о себе не позаботимся. Только своим трудом, только своим горбом, – она похлопала себя по искривленному плечу, – можно добиться чего-то стоящего в жизни. На чужой спине в рай не въедешь! И не горюй по этому парню! Но и не проклинай! Он ничего тебе не обещал! Поэтому чист перед тобой! Отпусти его с богом!

– Но мы целовались... – Это был ее единственный аргумент, который после долгих разговоров с Верой Артемьевной несколько потерял в весе, но именно он не дозволял Надежде успокоиться.

Комендант покачала головой.

– Целовались, эка беда! Бога благодари, что не понесла от него!

Понесла?! Тогда она восприняла это как оскорбление. Но сейчас только улыбнулась! Те поцелуи и поцелуями нельзя было назвать, так, легкое касание губами щеки или мочки уха. Он за руку лишний раз боялся ее взять, не то что осмелиться на более решительные действия. И это притом, что числился завзятым сердцеедом. Девчонки косились и сплетничали за ее спиной, а иногда, будто случайно, показывали ей на какую-нибудь сногсшибательную красавицу и шептали торопливо: «Женькина подружка в прошлом году...» или «А это его позапрошлогодняя. Говорят, жениться хотел...»

Но вид этих красавиц, таких ухоженных, разодетых, умело накрашенных, неожиданно прибавил ей уверенности в себе и в собственных силах. Она поняла, что ничуть не хуже этих самоуверенных див, а, вернее, даже лучше, если Евгений бросил их ради нее, сопливой, совсем недавно деревенской девчонки. Правда, хватило его всего на месяц. Ее он тоже бросил, как бросал, несомненно, всех, в ком переставал нуждаться. Как эту несчастную буфетчицу, мать Андрея, как генеральскую дочку, которая со временем тоже постарела, и Меньшиков сменил ее на более свежий продукт...

Надежда вздохнула. Но с какой стати он объявился тогда в Саратове? Откуда узнал, что она поступила в школу милиции? Хотя какие в том сложности? В общежитии все вахтерши были в курсе, что она бросила техникум и поступила учиться на милиционера. Единственная девушка на весь Белогорск...

Она опять вздохнула и переступила порог. Как ни тяни, а к обеду надо спуститься, и надо вести себя не просто сдержанно, а крепко стиснув зубы, чтобы никто не заметил, как гнусно, как пусто у нее на душе. Чтобы никто не понял, как разбита она и подавлена. Чтобы никто не догадался, как все-таки она хочет этой встречи и как отчаянно ее боится! Надежда перекрестилась, набрала полную грудь воздуха и стала спускаться по лестнице на первый этаж.

Из комнаты Татьяны не доносилось ни звука. Голоса раздавались справа, из-за двустворчатых дверей. И Надежда решила, что там, вероятно, и расположена столовая. Двери автоматически разъехались, пропуская ее в комнату. Надежда усмехнулась про себя. За хозяином не заржавеет поставить на входе металлоискатель, чтобы не уносили в кармане ложки и вилки. Эта зловредная мысль мелькнула и погасла...