Грех во спасение - Мельникова Ирина Александровна - Страница 72

– Барыня, Мария Александровна, – ворвался в ее сознание голос Лукерьи и отвлек от кошмарной картины, нарисованной воображением. – Гость тут до вас! Говорит, из самого Петербургу...

За спиной Лукерьи виднелась высокая, без сомнения, мужская фигура в темном мокром плаще. Человек откинул с головы капюшон. Маша сквозь сумрак, затопивший избу, вгляделась в его лицо и, тихо ахнув от изумления, отступила на шаг назад. Перед ней стоял не кто иной, как его сиятельство граф Лобанов собственной персоной.

Граф должным образом оценил ее удивление, усмехнулся с очевидным ехидством, но тут же его лицо вновь приняло серьезное выражение. Он снял с себя плащ, бросил его на руки Лукерье и шагнул навстречу Маше. Склонив голову в легком поклоне, Лобанов приложился губами к ее руке. Маша, оцепенев от неожиданности, молча проследила, как граф опять отступил от нее на шаг и вновь поклонился:

– С великой радостью приветствую вас, Мария Александровна, в этой богом забытой глухомани. – Лобанов обвел глазами избу, остановился взглядом на ее лице, потом повел им вниз, охватывая всю ее фигуру разом, и тут же вернулся к Машиному лицу. Тонкие губы графа скривила едва заметная улыбка, и он произнес почти игриво: – Для жены ссыльнокаторжного вы, ma ch?re, смотритесь очень и очень неплохо и, бесспорно, весьма очаровательно и соблазнительно!

Удивительно, но эти слова привели Машу в чувство. Она смело взглянула в насмешливые глаза неожиданного визитера и холодно улыбнулась:

– Никак не думала, ваше сиятельство, что вы снизойдете до общения с женой ссыльнокаторжного. Признаюсь, ваш приезд был для меня полной неожиданностью. Притом я очень удивлена тем, что вы пренебрегли дурной погодой и решились нанести визит женщине, лишенной каких-либо прав и несвободной так же, как и ее муж.

Граф скептически усмехнулся, опять окинул ее быстрым взглядом, прошел к окну, снял и бросил на стол перчатки и опустился на лавку, на которой перед этим сидела Маша. Заметив, что она продолжает стоять, приглашающим жестом показал на место рядом с собой.

Маша с язвительной усмешкой посмотрела на него:

– Простите, ваше сиятельство, но мне не дозволяется сидеть в вашем присутствии!

– Ради бога, Мария Александровна, я все понимаю, только не надо изображать из себя жертву! – устало молвил Лобанов. – Я в Терзе с самого утра и уже достаточно наслышан о вашей, так сказать, полной лишений жизни среди сибирских просторов. И о свадьбе уведомлен, и о ваших добрых взаимоотношениях с Мордвиновым...

– Константин Сергеевич ни в чем не отступает от правил, но он справедлив и милосерден! – перебила графа Маша.

– Да-да, вполне с вами согласен. – Лобанов задумчиво посмотрел на Машу. – Весьма справедлив и милосерден, особенно с такой красивой женщиной, как вы, Мария Александровна. – Он поднялся на ноги, несколько раз качнулся с пятки на носок. – Должен вам сказать, ma ch?re, вы действительно и против моих ожиданий выглядите сейчас несравнимо лучше, чем во время нашей последней встречи в Петербурге. Да, кстати, у меня к вам письмо от Гагариновых...

– Простите, ваше сиятельство, но я не имею права получать письма без ведома коменданта...

– Да бросьте, ch?re amie, дурить мне мозги. – Граф лениво усмехнулся. – Зная вашу настойчивость и изворотливость, склонен думать, что вам известно не менее дюжины способов, как обвести Мордвинова вокруг пальца. И дружба ваша с купцами Кузевановыми, полагаю, затеяна не только для того, чтобы исправно получать от них провизию и книги, которые вы заказали для своего дорогого Мити. – Он положил на стол конверт и припечатал его ладонью. – Получите письмо – и можете ничего не опасаться. Я как-никак лицо тоже официальное, да и чином выше, чем ваш Мордвинов.

Маша протянула руку к конверту, но Лобанов перехватил ее за запястье и с силой притянул к себе:

– Сколько бы вы, ma bonne, ни изображали из себя святую простоту, обмануть меня вам не удастся. – Двумя пальцами он приподнял ее подбородок. Губы его перестали кривиться в улыбке, а взгляд стал жестким и даже слегка презрительным. – Ваши хорошенькие глазки смотрят так по-детски невинно и кротко, что я поначалу даже усомнился, так ли уж верны слухи, которые упорно ходят в Петербурге вокруг вашего имени... – Лобанов внезапно отпустил ее руку и подтолкнул к лавке. – Садитесь, сударыня, и будьте добры выслушать меня внимательно.

Маша почувствовала, как внезапно заледенели ее руки и ноги, но, стараясь не показать, что напугана словами графа, послушно опустилась на скамью.

Лобанов несколько раз прошелся взад и вперед по кухне, потом оглянулся на притаившуюся за печью Лукерью и приказал:

– Зажги-ка, голуба, еще пару свечей да самовар, – он дотронулся ладонью до медного бока самовара, – приготовь, а то остыл совсем. – Лобанов окинул взглядом стол. – Я так полагаю, что помешал милым дамам отужинать?

– Вы правильно полагаете, – проговорила Маша сухо и кивнула Лукерье. Та мгновенно подхватила самовар и, согнувшись от тяжести, понесла его в сени, где принялась громко звать Цэдена. Через секунду просунула голову в приоткрытую дверь и недоуменно сказала:

– Исчез куда-то бурят!

Лобанов усмехнулся:

– Никуда не денется ваш «амур», я его к плац-майору послал с поручением. – Заметив Машин удивленный взгляд, рассмеялся. – Видите, я даже знаю, как вы между собою Гурджиева называете.

– Кого? – изумилась Маша. – Вы имеете в виду Цэдена?

– Да, я имею в виду именно его, жандармского ротмистра Гурджиева, только его православное имя Георгий, а Цэденом он лишь в редких случаях называется...

– Насколько я понимаю, ваше сиятельство, это как раз те случаи, когда он занимается столь постыдным делом, как шпионаж? – Маша почувствовала, что еще мгновение, и она не сдержится, вцепится в эту наглую и самоуверенную физиономию с циничной усмешкой на тонких губах. Как она могла так глупо попасться в ловушку? Почему не сообразила, что ее безмятежный и молчаливый «амур» всего-навсего подлый и бесчестный сбир?[47]

– Что ж, вы вольны называть это шпионажем, – граф пожал плечами, – но без таких, как Георгий Гурджиев, нам бы не удалось держать в строгой узде комендантов и начальников заводов, а каторжные давным-давно разбежались бы по тайге, ищи тогда ветра в поле!..

– Если я не ошибаюсь, вы, ваше сиятельство, пожаловали ко мне не только из-за письма от Гагариновых и не для рассказа о подвигах вашего шпиона. Очевидно, есть что-то очень важное, что заставило вас не дожидаться, когда прекратится ливень, и прийти в это скромное жилище.

– Вы плохо думаете обо мне, Мария Александровна, я передвигаюсь по Сибири не пешком, а в собственном, весьма удобном экипаже, где все приспособлено для длительных переездов. К слову, я вожу с собою своего повара, не дай бог заработать в этих местах несварение желудка. Верная гибель, не так ли?

Маша промолчала, но про себя пожелала ему провалиться сквозь землю вместе с великолепным экипажем и с не менее великолепным поваром. Но, видно, что-то все-таки промелькнуло в ее глазах. Граф Лобанов озадаченно хмыкнул, посмотрел на Машу исподлобья. И этот взгляд, прежде насмешливый, слегка циничный, вдруг налился гневом, и граф со всего размаха припечатал сиятельнейшую ладонь к столу:

– Ну, хватит, голубушка Мария Александровна, довольно ходить вокруг да около! Действительно, в Терзю я приехал не для того, чтобы ручки целовать и комплименты расточать! У меня на руках приказ генерал-губернатора Муравьева о препровождении вас в Иркутский острог. У него есть серьезные опасения, что вы готовите побег государственного преступника, вашего мужа Дмитрия Гагаринова.

– Побойтесь бога, граф! – Маша вскочила на ноги. – На каком основании вы смеете делать подобные выводы?

– Подобные выводы, ma ch?re, не делаются с бухты-барахты. – Лобанов презрительно усмехнулся. – Неужели вы думаете, что ваш душевный порыв остался вне внимания Третьего отделения? Вы или слишком наивны, или так уж хитры, что не хотите показать, насколько озадачены моим заявлением. Но вам следует знать, что с момента принятия вами решения отправиться в Сибирь, якобы вслед за женихом, вы подверглись неусыпному наблюдению. И полученные от наших агентов сведения позволили нам сделать закономерный вывод: Мария Александровна Резванова лелеет несколько иные планы, а ваше объяснение, что вы желаете связать свою судьбу с осужденным, – жалкая ложь и преследует одну-единственную цель: подготовить побег Дмитрия Гагаринова.