Грех во спасение - Мельникова Ирина Александровна - Страница 13

– В свое время я был самым маленьким среди однокампанцев,[3] и товарищи часто подшучивали надо мной. Особенно популярна у нас была шалость под названием «закусить и выпить». Весьма неприятный розыгрыш, особенно если тебя подвергают ему чуть ли не еженощно. Делалось это так: к кому-нибудь из спящих подкрадывался юный пакостник и давал ему оплеуху, и когда жертва открывала глаза, ей прямо в лицо выливался ковш ледяной воды. Другая шутка называлась «спустить корабликом». Для этого подходили к спящему, один из озорников брал простыню за два конца у ног, другой с головы, и спавший внезапно оказывался на полу. Естественно, я чаще всех подвергался подобным экзекуциям, и моим злейшим врагом был граф Глазенап. Наконец мои вопли, очевидно, надоели Мите, он надрал уши Андрюше Глазенапу, и тот оставил меня в покое, зато с Митей мы стали близкими друзьями и, поверьте мне, Маша, никогда не ссорились. – Алексей пожал плечами. – До сих пор не пойму, какая муха его укусила? – Он мягко улыбнулся. – Митя научил меня не бояться высоты. И, когда мы отправлялись во время каникул в двухмесячное практическое плавание в пределах Маркизовой лужи,[4] нас с ним всегда выбирали в марсовые.[5] И с гордостью могу сказать, что равных нам по проворству и силам никого не было. Еще бы, за годы учебы в Морском корпусе мы полностью освоились с его поистине спартанскими нравами, ведь, что греха таить, за шалости нам с Митей доставалось сполна. Но мы никогда не кричали под розгами, а таких в корпусе называли молодцами, чугунами и стариками. Последнее звание было особенно почетным. И мы с Митей в числе «стариков» выполняли самые трудные работы: отдавали и крепили паруса, стоя на портах,[6] привязанных к реям,[7] брали рифы[8] ... Работали мы на огромной высоте, и было лишь несколько смельчаков, которые поднимались до конца мачты. И Митя был единственным марсовым, кто добирался до клотика[9] и становился там на колени. – Алексей вздохнул и, улыбнувшись, покачал головой. – Однажды все марсовые лежали на реях, убирали паруса, а на ноке марсореи, то есть на самом ее конце, оказался Андрюша Глазенап. Рею спустить-то спустили, но она, вероятно, не дошла до конца и осела вниз почти на четверть. Все, конечно, испугались, а Андрюшка, у которого было самое опасное место, вдруг побледнел, не удержался и заскользил вниз. Митя успел схватить его за шиворот и держал почти на весу, пока не подоспела помощь и мы не спустили бедолагу на марс. – Барон перевел дух и смущенно посмотрел на Машу. – Наверное, вам не все понятно из моего рассказа?

– Ну что вы, – улыбнулась Маша, – я прочитала много романов о морских приключениях, так что достаточно прилично разбираюсь в ваших реях, марсах, марселях[10] и даже знаю, что бом-брамсели расположены выше, чем просто брамсели.[11]

– Поразительно, – удивленно сказал Алексей, – вот уж не думал, что найду в вашем лице не только хорошую слушательницу, но и знатока морского дела.

– Знатока – это слишком громко сказано, – улыбнулась Маша. – Хотя некоторые познания в этой области у меня имеются, в основном я их почерпнула из книг.

– И что бы вы хотели еще узнать о нашей учебе в Морском корпусе? – спросил барон. – Надеюсь, то, что я сейчас рассказал, было интересно и достаточно забавно?

– Спасибо, Алеша. – Маша неожиданно для себя назвала жениха так, как его обычно называл Митя. – Возможно, ваш сын тоже будет моряком...

– Наш сын, Машенька, – тихо поправил ее Алексей.

– Да, наш сын, – Маша смущенно улыбнулась и слегка покраснела, – и если он решит стать моряком, ему, несомненно, будет легче привыкать к жизни и учебе в Морском корпусе, потому что вы научите его не бояться трудностей, и в первую очередь высоты...

– Да, – улыбнулся барон, – наш сын обязательно станет моряком и не будет в числе тех слабонервных, которые не хотят добровольно идти на мачты, и их поднимают туда на веревках. Особенно эти трусы пугаются путенс-вант,[12] которые от мачты идут к марсу первой площадки, так что надо лезть спиной вниз и держать тело на весу. А мы с Митей порой устраивали целые представления, соревнуясь, кто быстрее преодолеет эти злосчастные путенс-ванты.

– Алеша, – Маша погрозила ему пальцем и рассмеялась, – я начинаю бояться, не являетесь ли вы неисправимым хвастунишкой и так ли уж правилен мой выбор?

– Машенька, – протянул укоризненно барон, – я не сказал ни одного слова неправды. Что было, то было! Во многом благодаря Мите я стал неплохим моряком, и тем более обидно, что наша дружба дала трещину по непонятной для меня причине...

– Маша, очнись! – ворвался в ее сознание голос княгини. – Чай давно уже остыл, а ты уставилась в одну точку и точно заледенела. Что-то неприятное вспомнила?

– Да нет, – Маша пожала плечами, – хорошее. Алексей Федорович незадолго до отъезда рассказывал мне, как они с Дмитрием Владимировичем проказничали в Морском корпусе...

– Дмитрий Владимирович? – удивилась Зинаида Львовна. – С каких это пор ты стала называть Митю по имени-отчеству?

Маша постаралась перевести разговор:

– Что, почта сегодня была?

– Привезли, но совсем недавно. Видно, из-за дождя задержались. Ты от Алеши письмо ждешь?

– Нет, я недавно от него получила сразу два письма. – Маша слегка покраснела. – Пишет, что ждет не дождется, когда мы приедем в Петербург.

– А вот от Мити опять ничего нет, – вздохнула Зинаида Львовна, – кроме того письма, в котором он сообщил, что Недзельские дали свое согласие на его брак с Алиной и вскоре, сразу же после нашего приезда, они обвенчаются. – Княгиня перекрестилась. – Только бы ничего не случилось. Да, а Алексей ничего такого про Митю не пишет?

– Нет, – покачала головой Маша, – да разве я не сказала бы вам, если бы он написал о нем.

– Конечно, конечно, – торопливо согласилась Зинаида Львовна. – Он может ничего о нем не знать, они ведь теперь в разных экипажах служат. – Она взглянула на часы и озадаченно произнесла: – Почему-то Владимир Илларионович к чаю задерживается. Уж не произошло ли что?

И тут же, словно в ответ на ее вопрос, распахнулись двери столовой, и на пороге появился князь Гагаринов с какими-то бумагами, которые он прижимал к груди. Княгиня взглянула на него и ахнула от удивления. Белый как мел, Владимир Илларионович, будто немощный старец, едва передвигающий ноги, подошел к столу и медленно опустился в кресло, положив дрожащую руку поверх бумаг. Маша разглядела, что это письмо, написанное крупными корявыми буквами.

– Что такое? – спросила испуганно Зинаида Львовна и прижала руку к сердцу. – Что это за письмо?

– Матушка, – князь посмотрел на жену и вдруг заплакал, – с Митей несчастье. Антон, его камердинер, написал мне, что наш сын заключен в Петропавловскую крепость за попытку убийства племянника императора великого князя Василия...

– Господи! О чем ты говоришь? Наш Митя? Не может быть! – закричала княгиня и перекрестилась на образа. – Разве он способен на такое?

– Матушка, успокойся. – Князь всхлипнул и прижал голову жены к своей груди. – Он ранил князя Василия в плечо из пистолета и, кроме того, жестоко избил его, сломал, кажется, челюсть...

Зинаида Львовна, не дослушав, коротко вскрикнула, оттолкнула руки мужа и потеряла сознание.

6

До Петербурга они добирались больше двух недель. Осенняя распутица, разбитые дороги, обеды на скорую руку, а то и всухомятку, с жидким чаем, который на почтовых станциях им подавали прямо в карету, – все это было ничто по сравнению с их отчаянием и горем.