Грех во спасение - Мельникова Ирина Александровна - Страница 104

Савва уже третий раз ходил по Амуру. Тут было раздолье. Река богата рыбой, лес – зверем. Земля стояла никем не паханная и никому сроду не принадлежала. Нет тут ни полиции, ни чиновников, вообще никакого начальства. Живи где хочешь и как хочешь! Среди гиляков и гольдов изредка встречались русские, а в жилах некоторых здешних жителей текла кровь русских казаков, когда-то осваивавших эти края. К тому же на Амуре гораздо теплее, чем в Забайкалье. Здесь и деревья другие растут, почти как в России: дуб, липа, клен, орешник. Ягоды всякой много, а к осени созревает виноград.

Вот в эти благодатные земли и решили перебраться «скрытники», надеясь, что жизнь в амурских землях окажется сытнее, чем в холодной забайкальской тайге.

На подходе к Сунгари остановились на три дня в устье небольшой речушки, где жил беглый казак Тихон, женатый на тунгуске. Промышлял Тихон охотой, помаленьку мыл золотишко да разводил оленей, которых у него, по его словам, было больше двухсот голов.

Изба у Тихона – большая, вместительная, светлая. Рядом с ней расчищенный участок тайги – огород, на котором растет картофель, лук, чеснок, морковь, бобы. Крыша из расколотых пополам лиственничных бревен. В избе белый пол из досок, стол, скамьи, кровать. Тихон хвастал, что все это собственноручно вытесал топором.

Здесь Маша впервые попробовала амурский виноград и сахаристые плоды лиан, чьи листья пахли лимоном.

Савва и Тихон были старыми знакомыми, еще с первой ходки старовера по Амуру. Тихон приглядывал за их лодками, которые были вытащены до поры до времени на берег и слегка рассохлись. Поэтому все три дня мужики занимались тем, что смолили их, ставили паруса из рыбьей кожи, упаковывали по новой груз и перегружали его с плотов на сампунки. Так, оказывается, назывались эти лодки. По Сунгари придется идти против течения на шестах, а где и волоком – не близкий и опасный путь, но зато староверы не рисковали встретиться с русскими казаками и солдатами, да у китайцев и товары, и провизия были в несколько раз дешевле, чем у русских купцов.

Митя купил у Тихона легкую и прочную лодку – оморочку, также снабженную парусом из рыбьей кожи. Они запаслись порохом, солью, вяленым мясом, картофелем, луком, сухарями. В реке было много рыбы, по берегам тучи дичи: фазанов, уток, гусей, так что при определенном умении и сноровке можно было разнообразить рацион. Но Тихон предупредил, что в устье Амура, где много гиляцких стойбищ, частенько заходят американские и китайские суда в погоне за морским зверем, но особенно много их бывает во время нереста осетра и калуги, которые здесь достигают зачастую гигантских размеров. Поэтому всегда нужно быть начеку. Чужая душа – потемки, и никогда не знаешь, что сулит тебе нечаянная встреча с незнакомыми людьми в этих диких краях с дикими пока еще обычаями...

Но бог их спасал от подобных встреч, погода тоже благоприятствовала, и Митя с Машей медленно приближались к цели своего путешествия, устью огромной и мощной реки, разделившей Азию почти на две равные части – северную и южную. Восточнее Сунгари река завернула влево и теперь текла почти на север, с легким уклоном к востоку.

Медленно наступала осень. Зажелтели на берегах осины и клены. Почернели дубовые рощи, первый снег белыми заплатами лег на черные хребты и косогоры. По утрам начались заморозки, и уберечься от холода им помогали теплые лосиные шкуры, которые им предложил купить все тот же Тихон, предупредив, что чем ближе к устью Амура, тем прохладнее. В это время идет осенняя рыба. Гольды встречают свой новый год, все сыты, радуются осенней добыче, усиленно готовятся к зимнему промыслу и долгой зимовке.

Но, к удивлению Маши и Мити, чем ближе они приближались к устью, тем безлюднее становились берега Амура. Многочисленные гиляцкие деревни были покинуты жителями. Торчали лишь голые палки и вешала. Не видно было тучных связок свежей юколы, не стучали деревянными молоточками женщины, выделывая осетриную и калужью кожу на паруса, на палатки и на охотничью одежду. Однажды, проплывая мимо такой брошенной деревни, молодые люди заметили двух тигров, вольготно раскинувшихся на солнышке среди развалившихся глинобитных жилищ. Огромные кошки проводили лодку ленивыми взглядами, а Митя огорченно сказал:

– Видно, и сюда оспа дошла. Вон сколько людей вымерло.

– Оспа? – испугалась Маша. – Неужели ее нельзя остановить?

– К сожалению, местное население и слыхом не слыхивало, что ее можно предотвратить, и, пока в эти края придет цивилизация, еще не одно поколение вымрет от оспы.

Река медленно несла их оморочку мимо пустынных берегов. С лодки были видны провалившиеся, гнилые крыши, прутья и жерди стен, выступившие из-под опавшей глины. Ветер хлопал открытыми дверями. Неотпиленные концы балок, как черные рога, поднимались над осевшими соломенными крышами. Жуткая картина, от которой окружающий пейзаж казался еще более чужим и неприветливым. И воды реки все сильнее стали отливать свинцом, и ветер с каждым днем делался все холоднее, он дул с низовьев реки, и из-за этого все чаще и чаще приходилось пользоваться веслами. Парус в этой части их плавания оказался почти бесполезен.

Теперь они вспоминали свое путешествие на плоту как череду спокойных, безмятежных дней, когда вода несла их на своей спине в неизвестные дали, где, они это знали точно, навсегда закончатся их несчастья. Стояли теплые, ясные дни, перемежаемые быстрыми ливнями с грозами. Молодые люди пережидали их в шалаше, сооруженном тут же на плоту, в котором проводили самые счастливые в своей жизни и самые шальные ночи, захватывали порой и день, любили без устали, до сей поры не сумев насытиться ласками и поостыть в желании обладать друг другом.

Маша старалась лишний раз не попадаться на глаза Савве, угрюмому и неразговорчивому мужику лет сорока, которого тем не менее остальные их спутники уважительно называли старцем и подчинялись ему беспрекословно. Вечерами, когда приставали к берегу на ночлег, разводили большой костер, готовили немудреный ужин, а после долго пили чай и вели длинные разговоры. И Маша с удивлением заметила, что поначалу чуравшиеся их староверы, смотревшие на чужаков-«никонианцев» с недоверием и опаской, постепенно оттаивают и с неподдельным интересом слушают бесконечные Митины рассказы о дальних землях, населяющих их людях, об их странных для русского человека обычаях и образе жизни.

Маша слушала эти рассказы не просто с интересом, а с изрядным удивлением, поражаясь, насколько мало, оказывается, знала о прежней Митиной жизни, службе, друзьях, увлечениях. Нет, совсем не ошиблась она, влюбившись в этого человека. Прежде она представляла его легкомысленным, слегка развязным бонвиваном, любителем женщин, несерьезным и ветреным. А он так много знал и умел, был ловок и смел, легко сходился с людьми, даже с такими недоверчивыми и угрюмыми кержаками, как их попутчики. Постепенно даже Савва стал приходить к их плоту и долго беседовал с Митей о погоде, советовался, как лучше пройти очередные пороги или основательно обмелевший участок реки. На Машу Савва не обращал внимания, да и она при его приближении всегда норовила спрятаться в шалаше, не в силах вынести тяжелый, словно проникающий в душу взгляд серых глаз из-под низко опущенных лохматых бровей.

На прощание он обнялся с Митей, похлопал его по спине и неожиданно сказал:

– Женку береги! Ноне осень рано падет, не застуди ее. – И, сняв с плеча теплый армяк, кинул его в лодку. – Пускай одеёт, коли застынет!

Маша потеряла дар речи от удивления, а Савва впервые за все это время усмехнулся и добавил:

– Девка ты, конешно, видная, но худа больно. Но ничего, были бы кости, мясо нарастет.

Митя развел руками и рассмеялся:

– Выходит, зря мы тебя, Маша, за мальчика выдавали?

– Да я поначалу-то и вправду за мальца ее принял, иначе не взял бы с собой. – Савва сконфуженно поскреб огромной пятерней под войлочным колпаком, прикрывающим его голову. – От бабы, вишь, одни несчастья в дороге. А потом пригляделся, смотрю, какой же это парнишка, если все ужимки у него бабьи: и ходит-то, и говорит, и волосы поправляет. Нет, думаю, девка, не иначе. Только что было делать с вами, не выбрасывать же на берег тигре в зубы? Молитву сотворил и рукой махнул, а, думаю, где наша не пропадала! На следующий год своих баб и ребятишек в эти края повезем, так что ты, почитай, первая из бабьего племени дорогу сюда проторила...