Бесы Черного Городища - Мельникова Ирина Александровна - Страница 55

Однако она, похоже, справилась с первым приступом отчаяния и срывающимся от слез голосом ответила:

– Тема попросил покатать его на лошадках. Знаете, такие деревянные, расписные, на детской карусели. В прошлое воскресенье нас возили в парк, и ему там очень понравилось. И мне показалось, что я запомнила дорогу и без труда доберусь туда пешком.

– Простите! – перебил ее Алексей. – Вы можете описать внешность похитителей?

– Я ничего не успела разглядеть. – Воспитательница побледнела. – Но зачем Тему украли?

– Я бы сам хотел это узнать! – сказал Алексей не слишком приветливо. Девушка выглядела сущим ангелом, хотя и заплаканным, но по прежнему опыту он знал, что порой за невинным обликом скрывается настоящее исчадие ада, и все же не стал делать скоропалительные выводы. Просто более пристально оглядел ее с ног до головы. И, видно, промелькнуло в его глазах нечто такое, отчего Лиза тотчас помрачнела и, обратившись к гувернантке без прежней симпатии, довольно резко заметила:

– Вам, милочка, доверили присматривать за ребенком, а вы, простите меня за откровенность, повели себя как последняя дура! Это преступление – быть такой легкомысленной и беспечной особой!

Конечно, Алексей знал о Лизиных талантах не лезть за словом в карман и выражать свои мысли слишком прямолинейно, но даже он был поражен столь быстрой сменой ее настроения и превращением из защитницы бедной девушки в обвинителя.

Та снова захлюпала носом, но Лиза отвернулась от нее и требовательно спросила:

– Что будем делать? Как я поняла, похитителей вы не догнали, и если вернулись пешком и в расхристанном виде, значит, с коляской что-то случилось!

– Случилось! – махнул рукой Алексей. – Но я все исправлю, вы не беспокойтесь!

Лиза смерила его скептическим взглядом, но не успела открыть рот. Алексей жестом подозвал к себе извозчика, таращившегося на толпу с высоты своего облучка, и тихо попросил Лизу:

– Поезжайте, пожалуйста, в полицию и сообщите о происшествии. – Он вынул часы из кармана жилета и посмотрел на них. – Федор Михайлович должен находиться на месте. Значит, агенты тоже еще не разошлись. Расскажите Вавилову, а лучше самому Федору Михайловичу, что здесь случилось. В деталях, которые вам удалось заметить. Экипаж, внешность похитителей, при каких обстоятельствах им удалось выхватить ребенка из рук воспитательницы. А я проеду сейчас вместе с мадемуазель к ее хозяевам и сообщу им печальное известие.

Лиза негодующе фыркнула, смерила Алексея негодующим взглядом и поднялась в пролетку. Ей явно не понравилось, что ее отсылают, но она была дочерью полицейского и знала, что в подобных случаях капризы и неповиновение сродни предательству. И хотя ее прямо-таки с дьявольской силой тянуло поступить наперекор указаниям Алексея, она боялась изрядно навредить расследованию преступления. И потому смирилась со своей печальной долей и согласилась в одиночку отправиться в управление сыскной полиции, возглавляемое ее бесценным папенькой, Федором Михайловичем Тартищевым.

– Всего хорошего! – буркнула она Алексею и с неожиданным высокомерием произнесла, обращаясь к воспитательнице: – Как это ни прискорбно сознавать, но места своего, милочка, вы лишитесь! Причем сегодня же и с очень плохими последствиями. Репутация ваша пропала даже в том случае, если ребенка найдут очень быстро. А если с ним что-нибудь случится, то вам и вовсе грозят арестантские роты...

Несчастная с ужасом уставилась на нее, затем закрыла лицо руками и вновь зашлась в громком плаче. Алексей с недоумением посмотрел на Лизу. Куда девалась ее способность сострадать всякому страждущему и сочувствовать всякому нуждающемуся в сочувствии?

Но Лиза ответила на его взгляд не менее высокомерным кивком головы. И, выпрямив величественно спину, а также вздернув подбородок, велела извозчику следовать на Тобольскую улицу в управление полиции.

Алексей огляделся по сторонам и заметил вдруг знакомый экипаж. Карп Лукич Полиндеев собственной персоной стоял возле открытых дверей небольшой кареты и с жадным любопытством взирал на Алексея и плачущую барышню. Зеваки, в полной мере удовлетворив свое любопытство, постепенно растеклись в разные стороны, и купец прямо-таки горел желанием разузнать подробности случившегося здесь происшествия из первых уст.

– Приветствую вас, Карп Лукич, – сказал Алексей и пояснил тоном, не терпящим возражений: – По служебным делам вынужден использовать ваш экипаж и вашего кучера.

– Ради бога, ради бога! – засуетился купец. – Мы завсегда рады помочь, и с превеликим удовольствием! Сами недавно испытали! Тут пара шагов до моих складов, дойду как-нибудь! – И, бросив быстрый и опасливый взгляд по сторонам, понизил голос почти до шепота: – И что? Много взяли?

– Чего много? – поразился Алексей.

– Ну, денег, стало быть! – Глаза купца горели жадным любопытством.

– Денег? – уставился на него Алексей. – Каких денег?

И тут же вспомнил предупреждение Тартищева, насколько критически следует подходить к показаниям свидетелей. Зачастую они замечают то, что хотят заметить, слышат только то, что хотят услышать, и видят большей частью то, что не представляет для розыска особой ценности.

Поэтому, настроившись на интонацию Полиндеева, ответил ему:

– Много! Много взяли! Миллион!

И, оставив окончательно одуревшего от столь сногсшибательной новости купца на обочине, помог девушке подняться в экипаж Полиндеева. Сам пристроился рядом. Кучер гикнул что есть мочи, взвился в воздух кнут, и карета понеслась по направлению к Конногвардейской улице, где в массивном двухэтажном особняке из красного кирпича проживал председатель губернской судебной палаты Иван Генрихович Гейслер.

По дороге Алексей продолжал задавать вопросы неудавшейся воспитательнице. Отчасти чтобы остановить поток рыданий, отчасти по чисто профессиональной причине, чтобы не позволить мадемуазель собраться с мыслями. Конечно, он мог предполагать, что Елена отправилась на прогулку злонамеренно, сговорившись со своими сообщниками. На эту мысль его наталкивало поведение девушки за несколько минут до появления коляски с похитителями. Впрочем, повозка с хворостом тоже могла подвернуться не случайно... Алексей не верил в подобные совпадения, и поэтому расспрашивал Елену довольно строго, не выдавая возникшей к ней симпатии. За время службы в полиции он неоднократно убеждался, что отъявленные мошенники зачастую имеют располагающую внешность и приятны в обращении.

Но, глядя на ее растерянное лицо и заплаканные глаза, он все больше склонялся к мысли, что девушка невиновна. Сейчас она походила на затравленного зверька, сжавшегося в комочек на сиденье экипажа. И чем ближе они подъезжали к дому ее работодателя, тем бледнее и испуганнее она выглядела.

Но чувства чувствами, а службу никто не отменял, и Алексей продолжал настойчиво допытываться:

– Объясните мне, почему вы направились на прогулку вечером? С какой стати вам позволили уйти из дома так поздно?

– Тема – болезненный и очень избалованный мальчик, – тихо ответила она. – Если он чего-то захочет, то тут же начинает реветь во весь голос, чтобы исполнили его прихоть. На этот раз ему захотелось покататься на лошадках, и меня выпроводили из дома. У Ивана Генриховича завтра важное заседание в суде, а крики и рев Темы были слышны даже в его кабинете.

– Хорошо, причину вашей поздней прогулки вы объяснили вполне убедительно, теперь скажите, вы не заметили ничего подозрительного, когда вышли из дома?

– Нет, ничего, – прошептала девушка, – все было очень мирно! Я и представить такого не сумела бы...

– Но почему вы пошли в обратную от парка сторону? Неужели вы не могли прежде разузнать дорогу, а после отправиться на прогулку? Все нормальные люди поступают именно так.

– Я понадеялась на собственную память. – Девушка совсем сникла, а слезы вновь покатились по ее щекам. – Не знаю, кто меня наказал! За какие грехи? Ведь все так хорошо начиналось! Я приехала в Североеланск из Томска по рекомендации. Меня очень хорошо встретили, определили жить в отдельной комнате рядом с детской... Жалованье хорошее положили, питание за одним столом с хозяевами. Об этом можно только мечтать такой бедной девушке, как я. И вот все пошло прахом! – Она прижала ладони к лицу и зарыдала. Сквозь всхлипы доносились только отдельные слова: – ...выгонят с волчьим билетом... не примут больше... ни в одно приличное... семейство...