Эрдейский поход - Мельников Руслан - Страница 35

– Поговорить-то поговорим. Но ты бы того... Поостерегся бы, – отчего-то не нравился Всеволоду этот беженский обоз. И не то чтобы он сильно радел сейчас за безопасность Золтана. Но – вдруг подвох какой? А начальник перевальной стражи нужен живым и невредимым. Ну, живым хотя бы. Чтоб смог отдать приказ верхним дозорам, чтоб открыть дорогу русичам. Всеволод еще надеялся убедить Золтана...

– Чего стеречься-то? – изумился угр. – Рамук вон спокоен. Значит, нечисти в обозе нет.

Громадного белого волкодава, в самом деле, уже подвели к воротам. Пес принюхивался, но признаков беспокойства не проявлял.

«Интересно, а кто же тогда сейчас добро заставное охраняет?» – невольно подумалось Всеволоду. Глянул со стены. Добро охранял Раду – тот самый юный воин, что играл ночью на гуслях-цимбале и распевал песни о славе.

Золтан уже стоял над воротами, когда к Всеволоду подошел Бранко. Волох был озабочен и насторожен – Всеволод сразу уловил настроение проводника.

– Что, тоже беженский обоз не нравится?

– Не сбеги то, – твердо сказал Бранко.

Всеволод почувствовал, как и его собственная тревога возрастает многократно.

– Отчего так думаешь?

– Оттого, что прежде много беженских обозов видеть приходилось, – чуть помедлив, ответил Бранко.

– И что?

– Скотина где? Быки, коровы, козы, овцы? Здесь только лошади, что не в упряжь, а под седло больше годятся. А птица домашняя? Ни в одной повозке ни куры не кудахчут, ни гуси не гогочут. Почему так?

Почему? Всеволод насупился:

– Золтан говорит, богатые поселяне могли взять самое ценное и...

– Золтан Эшти – воин. В воинском искусстве Золтан разбирается хорошо, но ему никогда не понять простого мужика. А какой же крестьянин бросит корову-кормилицу, да еще направляясь на чужбину? Для него ж корова и есть самое ценное, самое дорогое. Уж поверь мне, русич, даже зажиточные поселяне Трансильвании не столь богаты, чтобы оставлять скот и птицу.

– Домашняя скотина замедляет ход, а если надо бежать быстро...

– То и от прочего добра избавляются. А эти повозки гружены сверх всякой меры – не видишь, как тяжело идут?

Всеволод видел...

– А где бабы? Где детишки? – продолжал Бранко. – В иных обозах их больше половины бывало, а здесь – мужики одни.

А ведь в самом деле...

– В повозках, наверное, бабы и дети прячутся, – неуверенно сказал Всеволод, – где ж им еще быть-то?

– А ты слышишь? Плач детей слышишь? Как бабы причитают, слышишь?

Всеволод не слышал. И мрачнел все больше.

– И почему, скажи на милость, все повозки крытые? Простой крестьянский скарб так не прячут.

– Тогда кто же это?

– Кто-то, кто очень хочет пройти перевал. И потому прикидывается беженцами.

Глава 29

Всеволод позвал десятников. Приказал дружине быть начеку. Сам сбежал к воротам. Там уже закончились переговоры с прибывшими.

На заставе царило оживление. Шекелисы бегали, суетились, хватали оружие, влезали в доспехи, отвязывали лошадей от коновязи. Похоже, готовились к бою. Значит, все-таки тревога? Но почему тогда угры отворяют ворота перед странным обозом? Почему не засыпают повозки стрелами? Почему Золтан даже не смотрит на подозрительных беженцев, а вглядывается со стены куда-то вдаль, в глубь ущелья?

Всеволод же видел, как первая повозка уже въезжает на заставу. Возница торопился вклинить ее в ворота, не дожидаясь, пока створки распахнутся достаточно широко. Да они что, все с ума посходили, эти шекелисы?! Не видят разве?!

– Закрыть ворота! – крикнул Всеволод, не особо задумываясь, понимают ли воины Золтана русский. – Не пускать!

Замахал руками, замотал головой. Чтоб поняли.

На него даже не взглянули. Начальником перевальной заставы был другой. Ему и надлежало отдавать приказы.

– Золтан!

– Не мешай, русич, – процедил сквозь зубы шекелис.

По-прежнему не отводя взгляда от ущелья.

– Что?! – Всеволод подбежал к нему. – Что тебе наговорили эти сбеги?!

– Что за ними по пятам гонится черная смерть. Что они едва ушли от нее.

– Сейчас?! При солнце?! Врут! Вся нечисть давно попряталась по норам.

– Не врут. Беженцы говорят не о нечисти – о черных хайдуках.

– Да никакие это не беженцы! Закрой ворота, Золтан!

– Закрою. Впущу обоз – и закрою.

– Ты веришь в их россказни?

– А ты – нет? Тогда во-о-он туда посмотри, русич.

Золтан Эшти простер руку, указывая на ущелье. Далеко внизу, в узкой горловине, стиснутой скалами, маячили вооруженные всадники. Немного, но и не так, чтоб мало. Около сотни. Над головами верховых Всеволод различил большой стяг. Черный. Беспросветно черный.

– Хайдуки никогда прежде не осмеливались подбираться к перевалу так близко, – хмурился Золтан. – Оттуда уже можно достать стрелой до заставы. Если из хорошего арбалета бить.

– А почему на лиходеев не сыплются камни? Где обвал? Спят твои верхние дозоры, а?

Если так, то самое бы время самим вырваться из западни да проскочить опасное ущелье...

– Не спят. Ждут, пока все душегубы в ущелье войдут. Я уже послал туда человека. Приказал не обнаруживать себя прежде времени.

– А если не войдут? Покрутятся да отступят?

– Мои воины уже седлают коней. Отступят разбойники – так догоним. Хайдуки привыкли иметь дело с беженцами и в настоящем бою не устоят. Судьба сегодня благоволит к нам, русич. Злодеи, за которыми мы не можем гоняться по всему Эрдею, сами пришли сюда. А такую возможность упускать нельзя.

– Ты готовишься к вылазке?

– Это будет не вылазка, это будет возмездие. Черные хайдуки перехватывают обозы, идущие к перевалу, убивают сбегов...

– И лишают тебя законной добычи? Пошлины, я хотел сказать...

Золтан резко обернулся, вскипая от гнева:

– Русич, ты – гость, но мое гостеприимство не беспредельно. Не забывай об этом. И еще... Молись, чтобы меня сегодня ненароком не убили. Ибо на верхние посты я послал еще один приказ: не выпускать с перевала вас, даже если вы погонитесь за хайдуками.

Тем временем первая повозка обоза – большая, высокая, тяжелая, наглухо закрытая шкурами, покачиваясь и поскрипывая, уже вкатилась на территорию заставы. Крепенький и низенький бородатый мужичок держал вожжи в левой руке. Правой возница настегивал длинным кнутом.

Бородач зычно покрикивал с козел на двух гнедых лошадей. Заставная стража расступилась, пропуская упряжку. Вслед за повозкой протиснулся всадник с топором у седла. Остальной обозный люд тоже споро подтягивался к воротам.

– Золтан, ты совершаешь ошибку!

– Не лезь не в свое дело, русич!

Впрочем, слова эти начальник перевальной заставы кричал уже в спину Всеволоду. Всеволод не слушал.

Прыжок с невысокой стены – и воевода русской дружины стоит на пути обоза. Не стоит – висит. Вцепившись обоими руками в конскую сбрую. Одна рука – на узде испуганной лошади первого въехавшего за ворота верхового. Вторая пытается сдержать упряжку гнедых.

– Стоять! Стоять, говорю!

Схваченная под уздцы кобыла норовит подняться на дыбы. Всеволод – не дает. Всадник – широкий, плотный, в грязной залатанной овчине – тянет из седельной петли топор. Упряжная пара, подстегиваемая бородачом-возницей, хрипя, втягивает на заставу повозку, впихивает, вталкивает Всеволода.

– Да как ты! – ярится, брызжа слюной, где-то наверху, на стене, Золтан. – Как смеешь, русич!

К воротам бегут шекелисы. И дружинники Всеволода бегут тоже. Снова мелькает обнаженное оружие. А за стеной кричат, ругаются, напирают сбеги. Те, кто прикрывается личиной сбегов. Обозный люд не желает оставаться снаружи. Обоз ломится внутрь, на территорию заставы.

А где-то в ущелье дико воют черные хайдуки.

Движение в узком проходе застопорилось.

Возница страшно орет, поднимает длинное кнутовище, норовя стегануть уже не коней, а человека, заступившего дорогу. Всадник достал топор. Тоже замахивается...

Вряд ли на такое решились бы простые мужики – чтоб вот так, без раздумий, оружного дружинника – кнутом да топором.