Тевтонский крест - Мельников Руслан - Страница 20

— Слушай, а почему бы Конраду просто не взять в жены твою мать и самому не родить наследника?

— Я же говорила — Конрад уже женат. На Агафи черниговской. И портить отношения с ее родствениками он не желает. К тому же мазовецкий князь и Грымыслава уже слишком стары, чтобы заводить наследников. Потому и мечтают повязать брачными узами меня и Казимира.

Глава 20

— Погоди-ка, княжна, — перебил Бурцев. — Ты ведь и сейчас на невесту не больно-то тянешь: возрастом не вышла, а раньше вообще ребенком была. О каком браке может идти речь? Этак и под статью попасть можно за совращение малолетних. Или у вас здесь совсем дикие законы?

Княжна гордо вскинула голову:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, русич. Для династических браков — возраст не помеха. Моя сестра Саломея была повенчана с восьмилетним королевичем Кальманом, когда ей исполнилось только три года…

Бурцев присвистнул.

— А брат мой Болеслав женился четыре года назад. Ему было тринадцать, невесте же — Кунигунде, или, как ее называют в народе, Кинге Венгерской, — всего пять лет.

— Свадьбу твоего брата тоже устроил Конрад?

— Нет, здесь мазовецкий князь оплошал. Если бы у Конрада была дочь, он непременно выдал бы ее за Болеслава. Но Бог не дал ему дочерей. Этот брак организовали венгры, уже породненные с родом Лешко Белого через Соломею и тоже рассчитывающие усилить влияние на краковский стол. Венгерские послы принудили Конрада отпустить Болеслава на встречу с соскучившейся сестрой. Брата, правда, сопровождал сильный отряд мазовецких рыцарей, однако разговор Болеслава и Саломеи проходил наедине. Уж не знаю, что они там обсуждали, но, к великому неудовольствию Конрада, Болеслав заявил о намерении жениться на Кунигунде — дочери венгерского короля Беллы. Дипломатия венгров, подкрепленная появлением их несокрушимой конницы на границе с Малопольским кяжеством, вынудила Конрада дать согласие на брак.

— Бедняга твой брат, — посочувствовал Бурцев. — Еще один марьяж без любви…

— А вот тут ты ошибаешься, Вацлав, — с доброй улыбкой покачала головой Аделаида. — Болеслав и Куникунда как нельзя лучше подошли друг другу, к детская дружба уже переросла в нечто большее, так что я искренне рада за брата — ему досталась достойная супруга. Уже сейчас о Кинге Венгерской расказывают легенды. Говорят, что, едва появившись свет, она сразу же восславила Богоматерь. Да-да, смейся, Вацлав, родившаяся Кунигунда так и сказа: «Да здравствует Царица Небес!». А потом, как положено новорожденным, не произносила ни слова, пока не научилась говорить. Еще рассказывают, чтто перед свадьбой с Болеславом Кинга опустила свое обручальное кольцо в венгерскую соляную шахту Марамуреша и пожелала, чтобы такая же чистая соль появилась на ее новой родине в Польше, позднее соляные залежи действительно переместились под землей из Венгрии чуть ли не к самому Кракову — в Величку. Кинга показала слугам, где нужно рыть шурфы, и через некоторое время там обнарунли соль. Причем в первой же отколотой соляной глыбе нашлось и кольцо Кинги. Подобные чудеса, Врацлав, Господь не творит зря. Это добрый знак: браку Болеслава и Кунигунды благоволят Небеса.

— Честно говоря, верится с трудом. Но как бы то и было, Конрад теперь может грызть себе локти, рдь истинным наследником краковского престола станет сын твоего брата и этой венгерки Кунигунды, не так ли?

Аделаида помрачнела.

— Боюсь, что наследника не будет.

— Ну, не сразу, конечно. Сейчас-то ваша Кинга Венгерская еще ребенок, заводить детей рановато. Но со временем…

— Ты не понял меня, Вацлав. Наследника не будет вообще.

— Бесплодие? — Бурцев уже пожалел, что затронул столь деликатную тему.

— Нет. Дело в другом. Болеслав и Кинга хоть и юны еще, но набожнее многих старцев. Они мало интересуются земными делами и бренной жизнью, проводя почти все свое время в постах и молитвах. По сравнению ними я — величайшая грешница.

— И что? — не понял Бурцев.

— Их стремлением к праведной жизни воспользовался Конрад. Да, он не препятствовал этому брак, но вернув Болеслава и Кингу в Краков, подослал к ним красноязычных немецких духовников. Долгими беседами и посулами вечной жизни они заставили брата и его жену дать клятву перед святым крестом.

— Клятву?

— Брат и его жена поклялись блюсти обет целомудрия. Отныне их помыслы чисты. Оба думают лишь об обретении Царствия Небесного. И… — По лицу Аделаиды разлилась краска стыда. — Семя Болеслава ни когда не попадет в лоно Кинги.

— Чушь! Сейчас они неразумные дети, готовы по клясться чем угодно и в чем угодно. Но позже, когда заиграют гормоны…

— В их чистых душах и светлых головах будут вечно играть лишь церковные гимны, — не то с жалостью, не то с завистью проговорила Аделаида. — Такие клятвы преступать нельзя. Болеслава уже сейчас люди называют Стыдливым. А Кингу — Благочестивой. И это на всю жизнь[5].

— Так, — начал рассуждать Бурцев. — Саломея за мужем за венгерским королевичем, у Болеслава никогда не будет ни сына, ни дочери. Остаешься ты, Аделаида. Выходит, твой ребенок станет основным претендентом на Малопольское княжество. Значит, ты у нас совсем не простая княжна. Прямо-таки золотая.

— Вот именно. Конрад это прекрасно понимает. Да и венгры тоже спешно подыскивают мне жениха. Но у меня нет никакого желания отдавать им в качестве приданого вотчину отца. И уж тем более я не соглашусь присоединить Малую Польшу к дядиной Мазовии и Куявии его сына Казимира.

— Погоди-ка. Ты же сказала, что Казимир без ума от Констанции Силезской.

— Любовь в развратном сердце Казимира — гость мимолетный, Вацлав, — горько вздохнула княжна. — Он непостоянен в своих чувствах. Да, пока я была сопливой девчонкой, куявский князь предпочитал обольстительную Констанцию. Но время идет. А время — враг уже расцветшей красоты. Казимир охладел к своей прежней возлюбленной. Да и уговоры старика-отца не проходят бесследно. Когда мне только исполнилось шестнадцать, Казимир приезжал в Краков вместе с Конрадом. Думаю, это были смотрины. О, знал бы ты, как куявский князь пожирал меня глазами!

Аделаида скрипнула зубами, вспоминая неприятный визит.

— Думаю теперь, Казимир только и мечтает о том, как бы уложить меня на свое ложе.

— А тебя эта перспектива не устраивает?

— Я впадаю в бешенство, едва подумаю об этом! Выходить замуж за сына того, кто причастен к убийству моего отца?! Выходить замуж за собственного двоюродного брата?! Выходить замуж за развратника и через несколько лет оказаться в положении несчастной отверженной Констанции?!

— Ясно, — кивнул Бурцев.

— Да ничего тебе не ясно, русич! — в сердцах вскрикнула Аделаида. — Ты хоть видел это чудовище куявское?! Страшный, лысый, старый! Ему уже лет сорок, наверное. Вот кому я предназначена по воле Конрада и Грымыславы!

— М-да, неравный брак вещь неприятная. Особено на фоне политических интриг и инцеста. Но все-таки не ошибаешься ли ты, Аделаида? То, что наговорил тебе воевода Клеменс, могло ведь оказаться, гм, неправдой. Да и Казимир ведь не предлагал тебе еще руки и сердца?

Княжна аж подскочила. Лицо ее пылало от нег дования.

— Владислав Клеменс всю жизнь считал ложь тяжким грехом и всегда говорил правду, сколь бы горькой она ни была. За это его и ценил отец.

— Аделаида, — мягко произнес Бурцев, снова ycаживая разгоряченную собеседницу на шкуры. — Чтобы выдвигать такие серьезные обвинения против близкой родни, все-таки нужны более весомые доказательства, чем свидетельство одного человека.

— А то, что я оказалась здесь одна, — не доказательство?! Люди Конрада вывезли Грымыславу и брата из Кракова перед приходом татар. А меня начали готовить к дороге Казимировы слуги и дружинники. На прощание мать… хотя какая она мне мать… «Увидимся на свадьбе в Куявии, дочка», — заявила она уезжая. И, смеясь в лицо, сказала, что Казимир будет мне хорошим мужем. Лучше, чем ей — Лешко. Подумай, Вацлав, какие тебе еще нужны доказательства!