Темный Набег - Мельников Руслан - Страница 7

– Его нет, – коротко ответил однорукий рыцарь.

– Что?! – Конрад изменился в лице. – Он… он убит? Это его отпевали?!

– Господь с тобой, брат! – покалеченный тевтон в ужасе сотворил здоровой рукой крестное знамение. – Мастера Бернгарда просто нет в замке. Сегодня он вновь вывел за стены наших доблестных братьев, ибо нельзя…

Однорукий сглотнул и продолжил хрипло, сквозь зубы:

– … нельзя прощать злу сотворенное им. Нельзя давать покоя днем исчадиям тьмы, которые уничтожают добрых христиан ночью.

– Вылазка? – понимающе спросил Конрад.

– Вылазка, – кивнул Томас. – Большая вылазка. Братья выехали из замка поутру. Должны вернуться на закате.

– На закате? – нахмурился Конрад.

– Перед отъездом каждый дал обет искать и истреблять проклятых нахтцереров, покуда солнце не коснется горизонта. Я тоже непременно отправился бы с братьями, но рука… – Томас с сожалением глянул на левую культю, горестно вздохнул. – Меч-то я, слава Господу, держу по-прежнему крепко и оборонять замковые стены могу не хуже других. Но в конных вылазках мастер Бернгард участвовать мне воспрещает. Говорит, в походе и битве повод должен лежать в крепкой длани, а не болтаться намотанным на огрызок предплечья.

Всеволод покосился на Сагаадая. Вот уж кто спокойно управился бы с лошадью вовсе без рук – одними ногами. Но тевтонский рыцарь – это, конечно же, не степной кочевник. Однорукий тевтон в седле, пожалуй, и в самом деле много не навоюет.

– Я, несколько раненых и немощных братьев, небольшая часть стрелков и кнехтов оставлены здесь, дабы отдать последний долг павшим, приглядеть за замком и подготовить крепость к новому штурму, – продолжал калечный германец. – Но не будем об этом. Сейчас у нас милостию Божьей великая радость. Ты, брат Конрад, все же привел гостей и верных союзников, чьи клинки, вкупе с клинками Святого братства, не позволят пасть сему оплоту на пути тварей вековечной ночи.

Закончив витиеватую речь, Томас наконец повернулся к Всеволоду и Сагаадаю. Кастелян безошибочно распознал предводителей и приветствовал обоих сдержанным поклоном.

– Прошу простить за то, что заставил вас и ваших воинов ждать у ворот. В том не было ни злого умысла, ни желания обидеть или оскорбить. Времена-то нынче неспокойные. А когда ночи опасны, то разумный человек и днем стережется. Здешние разбойники, именующие себя черными хайдуками, могут пожаловать к крепости и при солнечном свете. Да и одиночка-вервольф в человеческом обличье, того и гляди, проберется незамеченным. Кто ж их знает – все ли они ушли отсюда из страха перед кровопийцами или кружат еще где-нибудь поблизости. Береженого, как известно, Господь бережет, а воинов мне мастер Бернгард оставил немного. Вот мы и опускаем решетки Серебряных Врат даже когда за стеной ведутся работы. Нескольких работников потерять все ж лучше, чем весь замок…

Всеволод поморщился. Такая логика ему была не по душе. Хотя с другой стороны… в чем-то, наверное, однорукий рыцарь прав.

Томас, видимо, заметил неодобрение, промелькнувшее на лице гостя, но понял его по-своему. Поспешил заверить:

– Разумеется, нерадивый страж, не сообщивший мне о вашем появлении сразу, будет наказан со всей надлежащей строгостью.

Кастелян кивком указал в сторону, где, понурившись, стоял кнехт – маленький, худенький, невзрачный человечек с изуродованным лицом. На правой щеке кнехта – не до конца зажившая рваная рана. Ни меч, ни копье такую не оставят, а вот упыриный коготь – запросто.

– Не стоит, – поспешил заступиться за провинившегося стража Всеволод. – Мы не в обиде. Думаю, имелась уважительная причина, по которой этот воин не осмелились вас потревожить. Я слышал колокольный звон.

Тяжкий вздох.

– Ну, вообще-то… Знаете, вы прибыли в тот момент, когда мы прощались с братьями, погибшими в бою.

В воздухе повисла неловкая пауза. Упрек – не упрек. Извинение – не извинение.

– Не карайте своего стража, – еще раз попросил Всеволод. – Пусть дальше спокойно несет службу.

Кастелян пожал плечами:

– Как вам будет угодно. Вы – гость. Долгожданный гость. Вам решать.

Едва заметным мановением руки Томас отпустил кнехта. Тот низко склонился – и не понять, то ли кастеляну, то ли Всеволоду предназначался этот поклон, – после чего быстро и бесшумно удалился.

Томас сокрушенно покачал головой. Все-таки радоваться великой радостию – той самой, которая милостию Божьей, – у однорукого рыцаря нынче не получалось.

– Прошлой ночью снова был штурм, – тиха проговорил кастелян. – Пало три рыцаря. Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков…

– Брат Фридрих, брат Вильгельм, брат Яков, – эхом отозвался Конрад. – Я хорошо знал каждого. Все трое – доблестные воины и благочестивые христиане.

– Еще погибло девять человек, – добавил Томас. – Верные оруженосцы, славные стрелки, бесстрашные кнехты…

– Девять… – также негромко повторил Конрад. Нахмурился. – Три и девять. Двенадцать. Слишком много.

– Проклятые нахтцереры едва не влезли на западную стену. Пришлось поджигать ров.

Вновь несколько мгновений царила тишина.

Затем Томас вздохнул:

– Отбивать атаки все труднее. Нечисти становится больше, а людей остается меньше. Те же, кто еще жив, валятся с ног от ран и усталости. Ночью – битвы. Днем – вылазки, похороны погибших и изматывающая работа. Не спим, случается, целыми сутками.

– Теперь будет легче, брат Томас, – Конрад кивнул назад, на запыленных молчаливых всадников. – Подмога пришла.

– Да, конечно, подмога… – однорукий рыцарь поднял глаза. – Легче… будет легче…

В глазах тевтонского кастеляна стояла беспросветная тоска. И криво изогнутые губы уже мало походили на радушную улыбку. На гримасу отчаяния – больше. Похоже, брату Томасу не очень верилось, что подмога из сотни с небольшим всадников способна что-либо изменить.

Глава 6

Расседланных лошадей поставили в пустующие конюшни, доверив заботам орденских конюхов. Русская дружина, татары и десяток угров с Золтаном во главе расположились в гарнизонных казармах под внешними стенами. Прежде, судя по всему, здесь было полно ратного люда. Теперь же – просторно и пусто. Так что места хватило всем.

Всеволоду и Сагаадаю отвели покои в донжоне. Наверное, это было весьма почетно: внутренние помещения огромной башни и примыкавших к ней пристроек с многочисленными коридорами, переходами и лестницами занимали лишь братья-рыцари из орденской верхушки. Но почетом дело и ограничилось. Гостевые покои оказались унылы, безрадостны и, по большому счету, ничем не отличались от монастырских келий. Ну, разве что попросторнее малость.

Всеволод с любопытством оглядел выделенную ему комнатушку.

Да уж… Голые каменные стены, узкие жесткие полати с парой истертых медвежьих шкур, грубо сколоченные стол, массивная лавка. У стены – неподъемный сундук с плоской крышкой, который тоже, по всей видимости, использовали здесь как лавку (внутри – лишь пыль, грязь, старая ветошь да паутина). Узкое окно-бойница (через окошко это видны часть внешней западной стены, крутой склон замковой горы и вход в ущелье, ведущее к Мертвому озеру) и низенькая – чтобы войти, спину приходилось гнуть преизрядно, – дверь с медным кольцом и массивным засовом. Еще – подставка для свечей, да на стене – крюк под лампадку. Все. Обстановка еще проще и незамысловатее, чем в дружинной избе родной Сторожи. Хорошо хоть пол – не голый, каменный, а досками крытый. Но и доски те – старые рассохшиеся, с глубокими трещинами.

– Уж не обессудьте за наш скромный быт, – словно оправдываясь, развел руками Томас, лично занимавшийся размещением гостей. – У нас все братья так живут. Мастер Бернгард – тоже. Мирские радости чужды воинам креста.

Что ж, на особую роскошь в крепости рыцарей-монахов Всеволод и не рассчитывал, но после изобилия серебра на воротах и стенах подобный аскетизм оказался все же несколько неожиданным. Хотя с другой стороны… Серебро – оно ж там для дела, не для красы.