Темный Набег - Мельников Руслан - Страница 21

Бернгард махнул в сторону горного плато. Отсюда озеро было видно не так хорошо, как с верхней площадки донжона, но все же… Все же – видно… И мрак ночи – не помеха, ибо озеро зловеще светилось в темноте. Да, все, как и говорил Томас – тусклый зеленоватый свет, будто от гигантской болотной гнилушки. Свечение, похоже, шло снизу и рассеивалось то ли в пелене густого тумана, то ли в клубах невесть откуда взявшегося дыма, что густо вился над мертвыми водами.

Вот, значит, как оно открывается… Озеро. Проклятый проход. Порушенная рудная граница.

– Сколько у нас времени? – поинтересовался Всеволод.

Бернгард пожал плечами:

– Столько, сколько потребуется нечисти, чтобы спуститься с плато и подойти к замку. Где-то к полуночи твари будут здесь. Впрочем, те нахтцереры, которые прошли границу прежде, а днем отсиживались по окрестностям, окажутся под стенами раньше. Так что, чем скорее мы изготовимся к битве, тем лучше.

Это верно. С этим Всеволод был полностью согласен.

– Что делать нам, мастер Бернгард? Где встать? Мои дружинники томятся в неведении. Да и татары тоже. И шекелисы Золтана.

Магистр ненадолго задумался и, приняв решение, кивнул:

– Скажи Сагаадаю, пусть ставит своих лучников на северную стену. Там не хватает хороших стрелков.

Бернгард повернулся к кастеляну:

– Брат Томас, пока есть время, распорядись выдать нашим союзникам огненную смесь и зажигательные насадки на стрелы. Наконечники с серебром – я видел – у них имеются. Но в колчанах у татар есть и обычные стрелы. Нужно, чтобы сегодня от них тоже был прок.

– Сделаю, мастер Бернгард, – однорукий рыцарь бегом бросился вниз по каменной лестнице.

– А остальные? – нахмурился Всеволод. – Что делать остальным?

– Ждите внизу, во дворе замка, – не оборачиваясь, ответил магистр.

– Вообще-то, мы ехали сюда не ждать…

– А сражаться, – перебил его тевтон. – Знаю. И это от вас не убежит, русич. Я пошлю твою дружину туда, где будет особенно туго. Но для этого вы должны быть под рукой. Свежими и злыми.

Похоже, пришлых союзников орденский старец-воевода решил во время первого боя подержать в резерве. Что ж, ладно. Со своим уставом в чужой монастырь не лезут, а Бернгард как-никак собаку съел на защите этого замка. Ему, должно быть, виднее, но…

– Я все же останусь здесь, – твердо заявил Всеволод. – Хочу видеть. Все.

– Твое право, – магистр пожал плечами. – Я тоже занимаю позицию на воротах. Отсюда, в самом деле, видно многое. Отсюда удобно управлять обороной.

Глава 17

Первый натиск отбили без особого труда. И – без жертв. Обошлись, по большей части, луками да арбалетами. Сначала в ход пошли зажигательные стрелы, обмотанные паклей и густо пропитанные липким горючим составом из подземной алхимической лаборатории.

Едва на подступах к замку замелькали белесые, хорошо различимые в темноте фигуры…

– Стрелки-и-и! – оглушительно рявкнул Бернгард.

Всеволод невольно отступил в сторонку. Не ожидал он подобной громогласности от тевтонского старца-воеводы.

– Бе-е-ей! – взмах шестопера.

…ночь расцвела свистящими-гудящими огнями. Длинные стрелы, пущенные из луков, и короткие арбалетные болты летели со стен через тын, за тын, в тесные путаные проходы меж осиновых рогаток и кольев, куда упрямо протискивалась нечисть. И чем ближе подходили твари, тем чаще летели стрелы.

Горящие оперенные снаряды били в землю и камень, поднимая фонтаны пыли и огненных брызг. Порой вонзались в дерево, опаляя струганую сырую и сухую осину, замирая в ночи маленькими яркими факелками. Однако удачных выстрелов все же было больше. Много больше.

У каждого тевтонского стрелка имелось по два-три помощника и один, а то и пара сменных арбалетов. Пока сам арбалетчик целился и пускал стрелу, помощники взводили разряженный самострел, вкладывали стрелу в ложе, поджигали. И – совали в ненатруженные руки застрельщика полностью готовое к бою оружие. Получалось быстро.

И довольно метко.

Видимо, спусковые скобы арбалетов нажимали те, кто подходил для этого лучше других. Кто был выбран заранее. Кто почти не промахивался. Лучники Сагаадая, поставленные в помощь орденским стрелкам, тоже пускали стрелы точно в цель. Причем делали это даже быстрее слаженных арбалетных команд.

Безжалостный горящий дождь сыпался сверху.

Стрелы разили, стрелы пронзали кровопийц, и огонь на стрелах входил в бледные тела. А уж тогда…

Любо-дорого тогда было смотреть, как твари с воем катаются по земле. Как яростно сбивают пламя, жгущее кожу снаружи. Как терзают когтями дымящиеся раны, стараясь вырвать, выдрать, выковырнуть огонь, палящий потроха изнутри.

Но все – тщетно. Все – безуспешно.

Погасить такой огонь… избавиться от такой горючей смеси… О, это было не так-то просто! Орденские алхимики знали свое дело.

Пламя облепляло упыриную плоть, пламя проникало в плоть, пламя прожигало плоть насквозь, пламя обугливало плоть. И обращало хладную черную кровь в бурлящее варево. А от судорожных и бессмысленных попыток потушить жидкое пламя, от новых соприкосновений с упыриной плотью оно лишь разгоралось – сильнее, больше, жарче…

Руки упырей размазывали огонь по телу. А после – когти сдирали его вместе с пузырящейся кожей. Но тогда горело и вспоротое мясо, и руки, и когти. Все тогда горело.

Нечисть изжаривалась заживо, визжащими факелами металась меж осиновыми загородками, падала, билась в пыли, извивалась, будто клубки издыхающих гадов. Затихала в густом смрадном дыму. Обращалась в искрящиеся кучки неподвижных костерков.

Но за павшими тварями шла новые. Упыри, избежавшие огненного дождя, обходили и перескакивали через тлеющие и дымящиеся тела тех, кому повезло меньше.

Рвались.

Вперед.

И – прорвались.

Добрались.

До самого частокола.

Теперь упыриное воинство разили стрелы с серебряными наконечниками. От серебра кровопийцы издыхают скорее, врытым же в землю бревнам оно не страшно: защитного тына серебро не подожжет.

Мелькающих в воздухе огней стало меньше. Воплей – больше.

Частокол поставлен близко к замку – в нескольких шагах ото рва, но твари темного обиталища не могли быстро, с ходу, перевалить через эту преграду. Проходов здесь нет. Колья стоят сплошняком, под небольшим наклоном к врагу, прочной бревенчатой стеной нависая над безволосыми шишковатыми головами. И ворота заперты на прочный засов. У тварей же нет ни лестниц, ни таранов, ни осадных щитов, ни башен, ни иных приспособлений, годных для штурма. Твари полагались лишь на собственные клыки и когти.

Но осина…

Она не жгла как огонь или серебро, но все же доставляла немало неприятностей штурмующим. Осина – особое дерево. Осина вытягивает, высасывает у нечисти силу, подобно тому, как сами темные твари испивают людскую кровушку.

И все же…

Ревя от боли, скрежеща зубами от ярости и неутолимой жажды, упыри бросались на бревна, карабкались на тын. Вернее, и не карабкались даже. Медленно, обессиленно, будто кошмарные бледнокожие сомнамбулы, ползли они по ненавистному дереву, стараясь не вогнать под бледную кожу осиновую занозу и не оцарапаться ненароком о заостренные концы толстых кольев.

Но – надеялись-таки.

Перейти, перевалить, переползти…

Стрелы сухо стучали об изодранные когтями бревна. Стрелы сбивали кровопийц одного за другим, как только белесые силуэты возникали над частоколом.

Пронзенные серебреной сталью упыри падали вниз или, напоровшись на осиновые острия, застревали среди кольев, бились в судорогах на тыне. А по издыхающим – лезли новые. И ловили свою порцию оперенного серебра.

Серебро на стальном заточенном острие пробивало бледную податливую плоть легко, часто – насквозь пробивало, и летело дальше. К следующей жертве.

Груды тел росли, образуя под частоколом не живую и не мертвую, трепещущую насыпь, и – увы – облегчая путь следовавшим сзади. Но стрелки на каменных стенах – татарские лучники и арбалетчики ордена Святой Марии – метко били в копошащуюся массу, насаживая порой на одну стрелу по две, а то и три твари за раз.