Магиер Лебиус - Мельников Руслан - Страница 45

Дипольд остался сидеть один. Неподалеку от маркграфа, но и не так, чтобы очень близко. Переговариваться можно, однако дотянуться до собеседника – нереально. В особенности скованными руками. Ближайшие соседи – притихшие оберландские рыцари – тоже вне пределов досягаемости.

Стол и лавки стояли на возвышении, с таким расчетом, чтобы пирующие могли беспрепятственно созерцать сверху весь замковый двор. Пленнику досталось одно из лучших зрительских мест. Неспроста, вероятно.

– Зачем меня сюда привели, маркграф? – угрюмо спросил Дипольд. – Зачем мне все это показывают?

– Я думаю, для начала всем нам не помешает подкрепиться и выпить, – Альфред Оберландский расплылся в радушной улыбке. Радушной – да, но в глазах – лед. – А уж после – о деле.

Одной рукой маркграф взял с блюда обжаренную ножку куропатки, другой подцепил на вилку кусок копченой вырезки. Жадно впился в мясо зубами. Смачно, с аппетитом, будто несколько дней просидел на голодном пайке в общей клетке замкового подземелья, принялся жевать.

Примеру Альфреда тотчас же последовал Лебиус. Прочие оберландцы тоже старались не отставать. Несколько молчаливых, расторопных оруженосцев и слуг прислуживали за столом. К Дипольду, правда, никто из них подходить пока не спешил.

Гейнский пфальцграф сидел, сжав скованные кулаки. Цепи на руках не позволяли драться, однако не помешали бы принять участие в трапезе. Только вот есть сейчас почему-то не хотелось. Совсем. Быть может, оттого, что снизу взирали бледные испуганные лица остландских послов.

Что-то страшное ожидало их впереди. Какую-то жуткую участь уготовил им Чернокнижник. И они, похоже, уже знали какую.

Дипольд опустил глаза. Лишь бы не видеть этих лиц. Уткнулся взглядом в стол. Да, яства на маркграфском столе роскошные, яства отменные. Таких Дипольду в темницу не приносили. А меж аппетитных кушаний вразброс расставлены пустые кубки и – по центру стола – большие кувшины с вином. Ножей, правда, нет. Ни одного. То ли случайность, то ли предосторожность. То ли просто так здесь принято. Зато в изобилии валялись вилки. Целые россыпи, чуть ли не у каждого блюда – выбирай любую. Простенькие – железные, медные и изящные – серебряные, украшенные причудливыми узорами. Большие и чуть поменьше.

В Остланде, да и в прочих курфюрствах и герцогствах империи, вилки были еще в диковинку, и Дипольд с неприязнью рассматривал новомодные безделицы… Два зуба в палец длиной, ручка – этак с кинжальный клинок. А в общем и целом премерзкие штуковины.

Людям, как известно, пальцы даны и для того, чтобы брать руками пищу, даруемую Господом. А вилка… Вилка не позволяет прикоснуться к благословенному Божьему дару. Тем самым нарушается изначальный божий промысел. Не зря, ох, не зря святые отцы проклинают это двузубое изделие, так напоминающее адские вилы в миниатюре, не зря объявляют его изобретением врага рода человеческого.[16] Но поди ж ты, в замке властителя Верхних Земель трапезничают именно вилкой. А впрочем, чему тут удивляться? Замок Чернокнижника – он замок Чернокнижника и есть. Нечистое колдовское логово…

Эвон как ловко змеиный граф отправляет своим двузубцем в рот кусок за куском. И черный магиер Лебиус тоже лихо управляется с небогоугодным прибором. А там вон оберландские рыцари с превеликой сноровкой терзают вилками фаршированного яблоками молочного поросенка на большом блюде.

Эх, этак бы да маркграфа. Да колдуна его… А что? Всадить бы одну вилку в глаз Альфреда, другую – в смотровую прорезь магиерского капюшона. Да только ведь не всадить! С такого расстояния, с такими цепями на руках – никак. Это потом, если в темнице наручные кандалы снимут, вилка еще сгодится в качестве оружия. А сейчас…

Стоп! Дипольда вдруг осенило. И притом так, что радостная дрожь – по всему телу! Мысль о темнице вызвала, вытянула, выдернула из глубин подсознания другую мысль. Давно уже зреющую подспудно. Все эти дни зреющую… О побеге мысль. А ведь двузубую железку с маркграфского стола можно использовать не только для боя. Как отмычку – тоже! Можно!

Умелец-Мартин утверждал: чтобы изготовить самодельный ключик, ему потребно что-нибудь крепкое и острое. И перечислял даже, что именно. Проволока или гвоздь, застежка или пряжка, рыболовный крюк или игла, вилка… Вилка! Да, о ней он тоже упоминал. Вне всякого сомнения – упоминал! Стащить бы одну такую со стола. Да чтоб незаметно. Когда еще хватятся пропажи маркграфские повара и кухонная челядь? Да и хватятся ли? А коли хватятся – станут ли поднимать тревогу из-за такого пустяка? Сразу – вряд ли. А он, глядишь, тем временем и успеет выбраться из темницы.

Дипольд протянул руку… руки, скованные в запястьях короткой цепью кандальных браслетов. Взял вилку что поменьше – такую спрятать проще. Выбрал простенькую, медную, с раздвоенной железной вставкой-стержнем, с длинными зубьями и плоской рукоятью… Такая вполне подойдет. И согнуть при желании можно, и в то же время достаточно прочный материал. Да и искать пропавший железно-медный двузубец, даст Господь, будут не столь рьяно, как серебряный, к примеру.

Вяло, через силу, Дипольд все же принялся ковырять какие-то колбасы, нарезанные кружками и лоснящиеся жиром. Кусок в горло не лез, но с ролью едока пфальцграф худо-бедно справлялся. Нужно было… Сейчас нужно все время держать заветную вилку в руках, не выпускать ее ни на миг и ждать… терпеливо ждать подходящего момента.

ГЛАВА 38

– Отчего же вы брезгуете вином, ваша светлость? – насмешливо спросил маркграф. – Вы ведь, насколько я помню, большой любитель гейнского. Так, может быть, выпьете с нами? Не стесняйтесь – наливайте.

Дипольд скрипнул зубами. Он-то, может, и выпил бы. Немного – самую малость. Не помешало бы. Проклятая оберландская пища, насилу и только для виду – лишь ради вилки в руке – впихиваемая в горло, уже стоит жирным комом поперек глотки. Да, пожалуй, запить не помешает. Но вино слишком далеко. К вину нужно тянуться через стол, через блюда, перегибаясь, звеня цепями. И вот этого-то не хочется. Не хочется потешать маркграфа неловкими движениями скованных рук и тела. А как иначе, позвольте узнать, кандальник сможет налить себе вина из тяжелого кувшина в высокий кубок?

– Я благородный рыцарь и владетельный синьор, – глухо ответил Дипольд. – И обычно мне за столом прислуживают.

Альфред откинулся на спинку кресла, хохотнул довольно. По бледным губам под магиерским капюшоном тоже скользнула улыбка. Тихонько захихикали и зашептались меж собой оберландские рыцари.

– Вообще-то в вашем положении говорить подобные слова – дерзость неслыханная, – заметил Чернокнижник. – Но, с другой стороны, вы правы. Для благородного пфальцграфа унизительно самому наполнять свой кубок. К тому же, полагаю, сейчас вам делать это не очень сподручно. Прошу извинить мою оплошность. У вас, дорогой Дипольд, будет прислуга. Особая прислуга.

Маркграф чуть повернул голову, что-то негромко бросил через плечо. Телохранителям? Нет!

Голем, по сию пору стоявший недвижимо в бойничной нише за спиной Альфреда, вдруг ожил. И…

Лязг. Звон.

Боум-ш-джз-з-зь! Боум-ш-джз-з-зь!

Тяжелая поступь металлических ног по каменной кладке. Должно быть, она очень прочна, эта кладка, раз змеиный граф позволяет разгуливать по ней своему стальному монстру.

Механический рыцарь неторопливо двигался вдоль стола. К Дипольду. Пфальцграф невольно обратил внимание: всякий, мимо кого проходило зловещее создание Лебиуса, невольно вжимал голову в плечи и цепенел… Вероятно, сами оберландцы были еще не очень привычны к такому соседству.

Голем приблизился к пленнику. Встал рядом. За левым плечом. Почти вплотную встал.

Теперь замер Дипольд.

Краем глаза пфальцграф видел, как оберландский гигант склоняется (негромкий скрип сокрытой под толстыми латами механики показался Дипольду оглушительным скрежетом). Видел, как бронированная рука с растопыренными стальными пальцами выползает, тянется… Сзади, над плечом, мимо головы.