Магиер Лебиус - Мельников Руслан - Страница 23

Осознав, в чем заключается его единственное преимущество, Альфред сделал ставку не на войска, деньги и протекцию. На другое. На то, что запрещено, проклято, гонимо. И церковью, и имперскими властями. А следовательно, на то, к чему не смогут, по крайней мере, сразу и в открытую, прибегнуть явные и потенциальные враги Оберландмарки.

Сначала были сокрытые деяния.

Были редкие книги и свитки удивительного и сомнительного содержания. Заветные магиерские гримуары-подлинники, черные списки-конспекты и подробнейшие комментарии к ним маркграфу тайком переправляли из-за границы. Верные люди Альфреда также разыскивали запрещенные тома по всей империи. Опасные книги выкупали и похищали. У ушедших в подполье колдунов, у букинистов, у палачей и даже у инквизиторов, не спешивших жечь улики, которые можно обратить в звонкую монету. Или в наживку для очередной жертвы.

Были знакомства и тайная переписка с несколькими чародеями и алхимиками, точнее, с людьми, именующими себя таковыми и нуждающимися в богатом покровителе. Было членство в паре-тройке закрытых… весьма закрытых орденов. Не было только ожидаемого результата.

Не сразу, не вдруг, но все же неглупый властитель Верхних Земель вынужден был признать, что черные искусства не даются неофитам – пусть даже упорным и прилежным чрезмерно – вот так запросто, с наскоку.

Однако и обратного пути у маркграфа уже не было. Добровольная склонность к чернокнижию оказалась вещью маркой и не укрываемой от чужих глаз и ушей. Правда о непозволительных изысканиях Альфреда все-таки выплыла наружу. Собственно, и не правда – так, смутные слухи, просачивающиеся из пыточных, где отцы-инквизиторы выведывали у очередных подозреваемых в колдовстве имена сообщников, помощников, приспешников и покровителей. Видимо, кто-то что-то слышал. Кто-то о чем-то догадывался. А кто-то, может, и вовсе брякнул на допросе имя оберландского маркграфа наобум, лишь бы самому уберечься от костра. Или не наобум, а по чьей-то подсказке. Это уже было неважно. Слухи, как выяснилось, имеют ту же силу, что и сама правда.

Зловещее прозвище к Альфреду прилипло прочно. По Остланду, а вскоре и по всей империи поползла недобрая слава о змеином графе, изучающем в своем логове запретное. Однако слава эта вдруг обернулась неожиданной стороной. Теперь уже не сам маркграф искал встречи с людьми, в той или иной мере соприкоснувшимися с тайными знаниями, теперь они искали контактов с ним.

Новоявленный Чернокнижник рассудил, что уж коли его репутация все равно подмочена, а самому темными искусствами овладеть не получается, следует привлечь к себе на службу других, более удачливых в этом деле. И кое-чему поучиться у них. Маркграф закусил удила. Альфред Оберландсний вовсе перестал таиться.

Зычными голосами своих глашатаев – в приграничных селениях; тихим шепотом тайных лазутчиков – в придорожных кабаках главных трактов империи; подкинутыми записками – в торговых рядах сельских ярмарок и городских рынков маркграф объявил земли Оберландмарки «убежищем для гонимых и знающих». И призвал этих самых «гонимых и знающих» под свою руку, в неприступные горы Верхних Земель.

Дальше все пошло само собой. Дальше все сделала молва. Сделала лучше и скорее имперских гонцов. Падкие до сплетен людишки быстро разнесли призыв «проклятого Чернокнижника» по городам, замкам и селениям, передавая из уст в уста то, что было потребно Альфреду.

Итог превзошел самые смелые ожидания. Отнюдь не самого могущественного провинциального маркграфа в Остланде, да и в прочих имперских областях начали побаиваться больше, чем курфюрста и самого кайзера. А в земли Верхней Марки отовсюду потянулись колдуны и магиеры всех мастей. Правда, вместе со знатоками черных искусств через оберландскую границу толпами повалили и прочие «гонимые». Еретики, оспаривающие строки писания, беглые преступники, непойманные разбойники, дезертировавшие ландскнехты, убийцы, насильники, воры и просто разорившиеся, спившиеся, обнищавшие, отучившиеся либо с детства не приученные трудиться бродяги, которые также рассчитывали урвать свою долю от маркграфских щедрот.

С многочисленным приблудным отребьем, неправильно понявшим слова Альфреда или расслышавшим в них лишь то, что желалось слышать, маркграф особо не церемонился. В суровых землях приграничной Оберландмарки всегда царили жесткие порядки и железная дисциплина. Бездельники во владениях змеиного графа попросту не выживали раньше и впредь разводить здесь таковых не собирались. Зато работников на рудниках, плавильнях и кузнях вечно не хватало.

Вместо легкой жизни и награды невесть за что пришлый сброд ждали цепи и тяжкий труд на благо Верхней Марки. А кто не желал надрывать пуп и гнуть спину – шел на плаху. Когда прямиком, а когда через пыточные застенки. В Оберландмарке любая кара вершилась проще, быстрее и строже, чем в прочих имперских областях. Только перешедшие границу «гонимые» узнавали об этом слишком поздно.

С теми же, кто объявлял себя еще «знающими», маркграф имел личные беседы. Продолжались они, впрочем, недолго – до первого предложения Альфреда продемонстрировать свое искусство. Увы, практически все пришлые «колдуны» и «магиеры», взывавшие о покровительстве, помощи и милости, ни поверку оказывались либо откровенными шарлатанами, либо такими же неофитами, как сам маркграф, либо неумехами, не способными с пользой для дела применить свои мизерные познания.

Расправа над самозванцами была самой жестокой. «Спасение» рудниками им не полагалось, а на эшафот попадали лишь истерзанные до полусмерти тела. Изощреннейшие пытки являлись последним испытанием. Но поскольку даже они не способствовали пробуждению у горе-чародеев дара темной волшбы, Альфред Оберландский расставался с разоблаченными обманщиками без малейшего сожаления. И – навсегда.

Вскоре поток званых и незваных гостей ослабел, а со временем иссяк вовсе. Зато дурная слава о маркграфе-Чернокнижнике окрепла необычайно. Возможно, поэтому на время присмирели соседи по обе стороны горных перевалов, а некогда спорные земли как-то незаметно оказались землями ничейными и отошли к Верхней Марке.

К маркграфу приглядывались. Внимательно и настороженно. Однако долго такое затишье продолжаться не могло. Известно ведь – рано или поздно страх, не нагнетаемый снова и снова, заставит врага не отступать, а нападать. А крепить страх было нечем. Черные искусства по-прежнему не давались маркграфу, больше привыкшего к мечу и боевому седлу. В самостоятельных штудиях Альфред не преуспевал ничуть. Достойного же помощника и учителя в магических изысканиях рядом по-прежнему не было.

Воинственные соседи снова начали роптать – пока еще вразнобой. Порой голос подавал даже слабак-император Альберт Немощный, подстрекаемый инквизицией. Медленно, но неумолимо приближалась неминуемая развязка.

Вот тогда-то, в годину подступавшего отчаяния и тревожных мыслей, тягостного ожидания и неустанных работ по укреплению оберландского замка, дозоры и доставили с остландской границы Мебиуса Марагалиуса Прагсбургского.

Того самого. Создателя глиняного голема.

ГЛАВА 20

При Лебиусе имелись две взмыленные лошади. Одна – верховая, другая – вьючная, груженная краткими конспектами ценнейших гримуаров и древними, высохшими до невесомости свитками. Вьючная пала под стенами замка. То ли от тяжести поклажи, то ли от тяжести слов, записанных на желтом пергаменте и бумаге. Причем у маркграфа сложилось такое впечатление, будто лошадь не просто издохла у ворот. Будто гость отпустил ее, позволив животному – на самом деле уже давным-давно загнанному и надорвавшемуся – умереть, когда нужда в нем отпала.

Лебиус находился в бегах. Однако был он спокоен, вежлив и уверен в себе. Просил мало. Пустых обещаний не давал. И являлся тем, кем казался. Истинный хранитель истинных знаний. Целого кладезя знаний. Магиер и некромант, колдун и чародей, знаток древних сакральных текстов и формул, алхимик, астролог и механикус-изобретатель к тому же. Первая же проверка, устроенная Альфредом, убедила маркграфа: перед ним настоящий мастер. Которого можно щедро одаривать и с которого можно строго требовать. Много чего требовать…