Африканскими дорогами - Иорданский Владимир Борисович - Страница 20

Вывод был ясен. Однако когда дело доходило до претворения в жизнь этих общих принципов, часто совершались ошибки. Мне особенно памятен один пример из опыта аграрной политики правительства Республики Мали в 60-е годы.

Деревня малийской саванны принадлежит к числу наиболее отсталых в экономическом отношении в Западной Африке. Давнее равновесие между потребностями человека, его производительными силами и природой было нарушено колониализмом, который внедрил здесь «доходный» земляной орех. Его распространение по саванне постепенно вело к нарушению традиционного в этих местах цикла смены культур на полях, к падению плодородия земель до их полного истощения. Постепенно вырисовывалась угроза катастрофического обнищания крестьянства.

После завоевания независимости правительство страны приняло ряд мер для облегчения крестьянской доли. В частности, деревня была освобождена от многочисленных повинностей, налагаемых прежде старшинами или вождями волостей — кантонов. С крестьянских плеч был снят немалый груз.

Действительно, в былые годы вождь кантона мог требовать, чтобы крестьяне поставляли ему солому и древесину для строительства различных помещений, а также сами отрабатывали определенное количество дней. Кроме того, он взимал с деревень на содержание своего «двора» рис, сорго, миль и другое продовольствие.

Самой ненавистной повинностью была, однако, работа на полях вождя. Она всегда приходилась на время, когда крестьянин и вся его семья были день и ночь заняты на собственной земле. Правда, вождь утверждал, что урожай с его владений используется в общих интересах, но каждому было известно, что дело обстоит несколько иначе. Всю выручку присваивали вождь и его прихлебатели.

В малийской саванне с громадным облегчением встретили известие о ликвидации старых поборов и повинностей. Во многих деревнях устраивались празднества, гриоты слагали песни об этом событии.

Однако новые власти вскоре начали осуществлять замысел, который не только деревенским старикам напомнил о прежних порядках.

Вдохновляемые идеей сохранения традиционной крестьянской общины и различных форм совместного труда, руководители страны выдвинули план создания по деревням так называемых коллективных полей. С помощью их сети в столичных канцеляриях надеялись также дать решающий толчок развитию сельского хозяйства в республике.

Как мне рассказывали, властям на первых порах удалось благодаря прежде всего энтузиазму деревенской молодежи создать сотни общинных полей. Но довольно быстро в этом деле наметился спад. Только постоянный административный нажим предупредил конечный провал всего предприятия.

Крестьяне на понимали, почему в разгар сезона им следовало забрасывать свои наделы и отправляться — иной раз за несколько километров — работать на чужой земле. Правда, им разъясняли, что труд на коллективном поле окупится; ведь урожай пойдет на уплату налогов. Но к этим заверениям опыт заставлял крестьян относиться скептически. Осенью, каким бы ни был обмолот с коллективного поля, налоги все равно приходилось выплачивать сполна.

В конце концов в республике отказались от этой политики.

Несколько иной курс в области сельского хозяйства и переустройства деревни мне пришлось наблюдать в Народной Республике Конго. Политические деятели этой страны понимали, что общинные порядки отнюдь не могут служить фундаментом для обновления конголезской деревни.

…Дорога от Браззавиля к центру богатой сельскохозяйственной области Пул — городу Кинкала идет холмами. За каждым новым поворотом открывалась то бескрайняя панорама уходящих за горизонт возвышенностей с редкими маленькими деревушками и пальмовыми рощами, то прямо к дороге подступали густые купы бамбуковых зарослей, то мы проезжали селения с хаотично разбросанными группами домов. Иные из них были сложены из кирпича и крыты железом, большинство же — глинобитные мазанки под соломой.

Архитектура этих деревень удивительно гармонировала с окружающим пейзажем. Крестьянские дома казались такой же частью природы, как окрестные пальмовые рощи, как зеленые купы бамбука; они словно вырастали из земли, из которой и были сооружены. Рядом с ними немногочисленные современные постройки выглядели чужеродным телом…

В Кинкале я встретился с правительственным комиссаром в области Пул. Этот энергичный, увлеченный своей работой человек много рассказывал мне о жизни области, ее проблемах. Особенно интересным мне показался его рассказ о проводимой в крае политике укрупнения деревень.

— Сопоставьте две цифры — размеров территории и численности населения, — говорил он. — Около миллиона человек живут на площади в 342 тысячи квадратных километров. Плотность населения очень невелика. А это значит, что приходится нести громадные дополнительные расходы на строительство дорог, которые зачастую пересекают совершенно безлюдную местность. Нам трудно охватить школами и больницами редко разбросанные деревни. Возникают и проблемы с закупками продукции крестьянских хозяйств.

Эти соображения выглядели убедительными, хотя одновременно возникала масса вопросов. Как побудить крестьян бросить земли, освоенные десятилетия назад, и перейти на новые, которые потребуют громадного труда, прежде чем их урожайность достигнет необходимого уровня? Не вызовет ли сселение деревень хотя бы временного падения сельскохозяйственного производства области? Как относятся различные группы крестьянства к этой политике? — спрашивал я у правительственного комиссара. Его ответы показали, что взятый правительством молодой республики курс тщательно продуман и осуществляется планомерно, без слепого, административного рвения.

Комиссар рассказывал, что решение о сселении предоставляется самим крестьянам. Администрация со своей стороны занимается созданием центров, которые имели бы воду и электричество, располагали бы школами, больницами, магазинами. Нет сомнения, что среди крестьян возникнет стихийная тяга к переселению поближе к таким центрам. По словам комиссара, работа в этом направлении приобрела немалый размах. Он привел цифры. Так, в районе Кандамба намечалось организовать 11 центров, в районе Кинкалы — 16.

— Мы считаем, — подчеркивал комиссар, — что это позволит крестьянам объединить усилия и легче справиться с трудностями, которые тормозят развитие производительных сил деревни.

Очевиден прогрессивный характер принятого тогда в республике курса на перестройку деревни, причем было ясно, что дело не ограничится чисто экономической областью, а затронет всю совокупность общественных отношений среди крестьянства. В частности, была начата работа по раскрепощению конголезской женщины. Суть этой проблемы хорошо раскрыл репортаж местного журналиста, помещенный на страницах еженедельника «Этумба». Журналист писал:

«Я был свидетелем возмутительной сцены в деревне Тауа, на дороге между Самбити и Муйондзи, где 5 июня происходила большая торговля земляным орехом. Крестьянки выставили перед собой корзины с арахисом и, по мере того как шла продажа, придвигались к весам, у которых стоял скупщик.

Мужчины располагались поблизости от кассы. Один из них с восхищением разглядывал товары, разложенные торговцем, который еще ранним утром приехал в деревню.

— Здравствуй, ты продаешь арахис?

— Я? Я же не женщина! У нас только женщины выращивают и продают арахис. Мы, мужчины, занимаемся кофейными плантациями.

— Что же ты здесь делаешь?

— Я наблюдаю за своими женами и жду их выручку.

— Сколько у тебя жен?

— Две. Моя первая жена уже продала свой урожай sa сорок тысяч франков. На эти деньги я рассчитываю купить радиоприемник и отложить немного на кровельное железо для своего дома.

— А что ты дашь жене?

— Я еще не знаю. Посмотрим, если она не будет шуметь, я подарю ей отрез материи.

— И ты находишь нормальным такую трату денег, которые тебе не принадлежат?

— Я внес за нее высокий выкуп. А почему ты мне задаешь все эти вопросы? Разве у тебя поступают иначе? Что ты пристаешь ко мне, словно полицейский?»