Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Голубые люди Розовой земли (др.изд.) - Мелентьев Виталий Григорьевич - Страница 22


22
Изменить размер шрифта:

– Нет, почему же… – смилостивился Тэн. – Ведь у вас еще нет таких кораблей, как у нас. Но…

– Но они же будут, – перебил его Юрий.

– Вот именно. Значит, нужно готовиться как можно раньше. А ты… – Тэн опять засмеялся, – ты даже не знаешь формулу своего любимого продукта. Я уж не говорю – всей еды. Я тоже, может быть, формул всех кушаний не знаю. Но любимых!..

– Но понимаешь, Тэн, – чуть не хныкал Юрка, – у нас же этого просто не учили…

– Что значит – не учили?! Ты что. Шарик, что ли? Научили его понимать – понимает. Не научили говорить – не говорит. Ты же человек! Мыслящее существо. Если видишь, что чего-то не знаешь, что, по-твоему, нужно знать, возьми и изучи! Что, у вас знания под секретом, что ли? Или, может быть, у вас не разрешают учиться?

– Нет, конечно… Но… – начал было Юрий и смолк.

Не мог же он рассказывать Тэну, что за последние десять лет его жизни он ни разу не ощущал острой необходимости знать формулу хлеба. Или сахара. Существовали они – это здорово! Нужно было их купить – отлично! А на большее Юрий просто не рассчитывал…

Глава тринадцатая

Вой в космосе

Несмотря на тяжкую, пригибающую к полу силу гравитации. Шарик все-таки пробрался на кухню, с трудом отдышался и подумал уже не на своем, собачьем языке, а на том, новом, который он выучил, сам не зная когда и почему. Потому что в этом языке было много интересных понятий и, главное, все они состояли из слов, которые, в общем, очень здорово объясняли и его состояние, и состояние окружающих предметов, и обстановку, этот новый язык показался практичному Шарику очень подходящим. На нем он и подумал: «Что со мной делается!.. Что делается…»

Он критически осмотрел самого себя со всех доступных ему сторон и горестно взвизгнул:

несмотря на овладение новым для него языком, ни говорить, ни выражать свои чувства по-новому Шарик не научился.

«Если так и дальше пойдет, так я раздуюсь… Как бык раздуюсь».

Тревога Шарика была обоснованна. С ним творилось нечто совершенно непонятное и удивительное. Если раньше, несколько часов назад, это удивительное только угадывалось, потому что оно словно прорезывалось и набирало силы, как гриб, который долго тужится, прежде чем выглянуть из-под прошлогодних листьев на белый свет, но уж когда он выглянул, то набирает силу быстро, смело и настойчиво. Вот такое происходило и с тем удивительным, что отличало теперь Шарика от всех окружающих: он рос.

Рос так, что, будь он на Голубой земле, о нем бы могли сказать, что он растет как на дрожжах, или даже проще: «Во дает!»

Но все это не очень радовало Шарика, хотя временами ему и нравилось, что он раздается и вширь и ввысь. Он помнил уличные обиды от более сильных и злых собак, которые всегда бывали больше его.

Теперь запоздало Шарик мечтал, как он разделается со своими обидчиками.

Но эта маленькая и какая-то невнятная радость перебивалась тоже еще невнятной тревогой: «Мне все время хочется либо есть, либо пить. Так хочется, что я не в силах совладать с собой. И что самое главное – чем больше я ем и чем быстрее расту, тем больше и чаще мне хочется есть и пить. Что же будет, если так пойдет и дальше?»

Шарик присел на пол на обыкновенной космической кухне перед химическими анализаторами и представил, что же все-таки произойдет, если и дальше все пойдет так, как идет сейчас.

Прояснялась не очень-то красивая картиш И чем ярче она становилась, тем страшнее неприятней было бедному Шарику.

На этой картине вечно голодный, томимый жаждой Шарик разросся до таких размеров, что космический корабль был уже не в силах его вместить, и он, сжатый со всех сторон оболочкой корабля и в то же время наделенный гигантской, прямо-таки космической силой, чтобы спастись, вынужден был напрячься и разломать корабль надвое. А может быть, даже на три или на все четыре части.

Что тогда будет?..

Шарику стало страшно: придумать, что будет тогда, он не мог. И не потому, что не хотел. Он хотел, но не умел. Оказывается, его мозг был еще мало приспособлен к выдумкам. Может быть, еще потому, что пока Шарик еще очень мало знал. У него не было даже низшего образования.

Может быть, у него и было какое-то свое, собачье образование, но в космосе оно помогало не очень-то надежно.

Тогда Шарик стал думать о другом. О том, как он будет есть и пить, пока… Нет, он не будет расти до тех пор, пока не лопнет корабль. Он будет есть, пока на корабле имеются продукты и вода.

И тут ему опять стало страшно, потому что если он так будет есть и пить и так расти, то вода и еда на корабле кончатся очень скоро. И тогда… Тогда единственными, кого можно будет съесть, будут его двуногие друзья. Голубые и белый.

Как ни прикидывал Шарик, но получалось, что выхода у него нет. Раз он обречен на постоянный рост и, значит, на постоянные жажду и голод, он должен будет в конце концов погубить своих товарищей или погибнуть сам от голода и жажды. А он не хотел ни того ни другого. Он не мог погубить или хотя бы послужить причиной гибели своих товарищей. Но он и не хотел гибнуть сам.

Положение складывалось прямо-таки убийственное. И выхода из него Шарик не видел.

Конечно, можно было поделиться своими мыслями с товарищами – ведь он прекрасно понимал почти каждое их слово. Но вся беда заключалась в том, что рассказать о своих печальных и опасных мыслях Шарик не мог.

Он в этом убедился, когда собирался идти на кухню: он все понимал в тот момент. У него нашлись самые добрые и самые умные слова, которые он выучил на языке голубых людей. Но произнести их он не мог – язык у него оказался слишком длинным. Как у сплетника или трепача. И он не подчинялся Шарику. Он болтался во рту между редкими зубами, и ничего путного, кроме мычания и приглушенного повизгивания, не выходило. И как теперь поступить – Шарик не представлял.

А поскольку будущее в его мыслях сводилось только к двум картинам – либо гибели корабля, либо собственной гибели от голода (он даже в мыслях не мог представить, что съест товарищей), то Шарику стало так страшно, что он не выдержал и завыл на своем собачьем языке: «Ой, плохо-о-о! Ху-у-удо-о! Ши-и-бко-о ху-у-у-до-о-о!!»

Его вой, виноватый и немного жуткий, разнесся по всему кораблю, ударился о стенки и эхом возвратился на кухню.

Тревожно заморгали огоньки на стенах, что-то неуловимо и стремительно сменилось в положении корабля, и это уже по-новому испугало Шарика.

Он перестал выть, тяжело вздохнул и, поднявшись на задних лапах, достал из картотеки программу обеда, вставил ее в отверстие манипулятора, а потом открыл краник водяного бачка и с удовольствием попил прохладной, но в общем-то безвкусной воды.

По мере того как машины выдавали ему все новые и новые порции невиданных и совершенно невероятных по земным понятиям блюд и Шарик равнодушно съедал их, время от времени наклоняясь к водяному крану и запивая съеденное водой, он успокаивался и грустно думал:

«А что же делать? Ну что делать, если я хочу есть, так хочу, что забываю все на свете?»

И он ел, пил, совестился и ругал сам себя, пока наконец не заснул возле самого крана с водой.

На корабле все успокоились, и только тихонько гудели невидимые машины, вырабатывавшие огромную, прямо-таки невероятную энергию, которая еще непонятным образом разгоняла корабль в безмерных, безвоздушных и черных просторах космоса, несла его к каким-то неведомым планетам в неведомых галактиках. И никто на корабле еще не знал, как незаметно к ним подбирается настоящая, не предусмотренная никакими программами полета, серьезная опасность.

Впрочем, беды всегда подбираются незаметно, потому что если бы они были предусмотрены заранее, так это были бы не беды, а просто самые обыкновенные неприятности.

После того как вой Шарика прокатился по всему кораблю и вывел из приятной, мечтательной дремоты всех космонавтов, Квач громко зевнул и, осторожно, натруженно меняя положение в кресле, сказал:

– Это что за представления? Концерты с продолжением?