Война призраков [дилогия] - Казаков Дмитрий Львович - Страница 8

Поговаривали, что он ушел в буддийский монастырь.

Но это оказалось ложью. СЭС, скорее всего, купила мастера, возбудив его интерес, она предоставила ему «полигон» для воплощения любых, даже безумных идей. И Тодзио принялся обучать новобранцев Службы, используя принципы «театра просветления» для условий, которые в полной мере можно назвать боевыми.

– Образ, сформированный вами, должен быть жизненным, обладать индивидуальностью. – На мгновение Хидэки застыл, вскинув руку в красивом жесте. – А чем формируется индивидуальность? Мелкими привычками. В речи, в движениях, в поведении… Образ должен начинаться с них! Зритель, а для вас зрителями будут все вокруг, хватается за самые приметные черты поведения и на их основании достраивает образ, который в дальнейшем и воспринимает. Увы, мы не видим людей, мы видим скрывающие их образы, порожденные нашим собственным разумом. Ваша задача – научиться такие образы создавать и поддерживать.

Роли, предлагаемые Тодзио для учеников, не были взяты из пьес или литературы. В распоряжении мастера была огромная видеотека с записями тысяч обыкновенных, ничем не примечательных людей, молодых и старых, светлокожих и смуглолицых, веселых и печальных.

Никто из них не имел имени, и из жизни каждого была записана ровно минута.

– Вот нищий попрошайка, – говорил Хидэки, поигрывая пультом так, словно это была кисть для каллиграфии. – Это для вас, мистер О'Брайен… Рабочий с приисков Аляски подойдет мистеру Кампосу…

Тодзио учил вживаться в эти немудреные на первый взгляд роли, не роли даже, а жизни, вживаться полностью, до полного растворения, и вот здесь Виктору пригодился его актерский опыт. Но лишь частично.

Методы мастера «театра просветления» были совсем иными, чем у режиссера «Нового Глобуса».

Он заставлял учеников медитировать в тишине и неподвижности: каждый курсант часами разглядывал остановленное изображение того человека, роль которого ему предстояло сыграть.

– Смотрите, – наставлял он, – не надеясь на успех, очищая себя от мыслей, и истинная сущность откроется вам… Никакие рациональные размышления не помогут понять, как правильно двигаться и говорить в том или ином образе. Знание этого должна подсказать интуиция…

Сидеть и просто смотреть оказалось необыкновенно тяжело, особенно для деятельной натуры Виктора. Приходилось перебарывать себя, сражаться с желанием встать и заняться чем-либо еще или просто отвести взгляд…

Но потом, после часов скуки и мучений, подобно безмолвному взрыву, приходило понимание, как именно надо себя вести, чтобы сыграть пьяницу, религиозного фанатика или мелкого бандита, чтобы они казались не просто убедительными, а настоящими!

И Хидэки Тодзио оставался доволен. Иногда. Но все чаще и чаще.

– Сэр, господин полковник… разрешите обратиться! Пойманный у дверей в столовую, Фишборн не выразил удивления. Он величественно повернулся к спешно подходящему Виктору и самым бесстрастным тоном спросил:

– Что вам угодно, мистер Зеленский?

– Зачем все это делают с нами, сэр? Я помню, что вы обещали, не отвечать на такие вопросы, но вокруг творится слишком много странного и даже пугающего! И в то же время во всем чувствуется система! Мне кажется, мы имеем право знать, сэр! – все это Виктор выпалил на одном дыхании. Он прекрасно понимал, что подобные расспросы могут привести к очередному взысканию, но осознанно рисковал.

Курс специальной подготовки СЭС отличался рядом особенностей, которые нельзя было объяснить какой-либо рациональной необходимостью.

Во-первых, полностью отсутствовал какой-либо распорядок. Курсантов могли поднять и в шесть утра, и в девять. Единственным обязательным элементом оставалась пробежка, которая следовала за побудкой, завтрак, как и любой другой прием пищи, мог быть отменен или передвинут по времени.

Но и сам процесс поглощения пищи, в обычных условиях приносящий немало удовольствия, здесь вызывал лишь отвращение. Каждого из курсантов кормили именно тем, к чему он испытывал максимальную неприязнь.

Тем, кто не имел особенных пристрастий, приходилось питаться съедобными слизняками и тараканами.

Расписание обучения отличалось редкостной хаотичностью. В нем нельзя было уловить и намека на недельный цикл, присущий большинству учебных заведений. Нагрузки же были запредельные. Занимались по тринадцать-пятнадцать часов в сутки. Иногда проводились ночные занятия.

За время, проведенное на острове, Виктор обнаружил в организме несколько десятков новых мышц. Даже там, где им вроде быть не положено. И все эти мышцы постоянно ныли.

Мозги, в которые одновременно впихивали законы, имеющие силу на всех планетах Федерации, описание самих этих планет и живых существ, их населяющих, социологию, психологию, культурологию, актерское мастерство, умение обращаться с оружием и транспортом и многое другое, начинали, грубо говоря, «перегреваться».

Виктор время от времени ловил себя на том, что последние десять минут сидит, тупо уставившись в пространство, и ни – о чем не думает. Кое у кого из его коллег случались галлюцинации.

Но больше всего удивляло курсантов, что в перегруженном расписании находилось время для каких-то совсем непонятных занятий, вроде приснопамятного «захоронения». Неделю назад целый вечер они потратили на то, чтобы под руководством лейтенанта Джонсона научиться быстро и уверенно шагать задом наперед.

Синяки на локтях с того дня у многих еще не зажили.

– Да, вы имеете право знать, – после минутного размышления согласился Фишборн, – и обязательно узнаете. Но позже. Сейчас еще слишком рано. Несвоевременное знание лишь повредит вашей подготовке.

– Но господин полковник…

– Идите, мистер Зеленский! – Сказано это было тоном приказа. – Вы свободны!

Фишборн удалился в столовую, а Виктор вернулся к жилому корпусу, где его поджидал Рагнур.

– Ну что? – спросил тот.

– Ничего, как я и думал, – вздохнул в ответ Виктор. – Ничего он мне не сказал, как и следовало ожидать.

– Грустно все это. – Норвежец покачал головой. – Нас накачивают знаниями, словно цистерны – нефтью. Только, боюсь, наши черепушки несколько мягче, чем стальная броня танков! Как бы башни не лопнули!

– Сейчас мы с вами займемся феноменом организационного лидерства. – Голос «безумного профессора» доктора Сикорски звучал сегодня особенно пронзительно. Возможно, причиной тому было то, что половину ночи курсантам пришлось провести, стоя на одной ноге и погрузившись в море почти по горло.

Смысл в этом «упражнении» нашел бы разве что маньяк с двадцатилетним стажем, но инструктор Джонсон, который на маньяка никак не походил, остался очень доволен результатами.

Что думали обо всем этом курсанты? Это нельзя было передать приличными словами.

– Тема нашего занятия, – Сикорски погладил ладонью плешь, – особенно значима для вас, поскольку вам придется либо бороться с лидерами, либо ими становиться. Начнем с того, что же такое лидерство!

И доктор с нездоровым энтузиазмом принялся повествовать о персоналистских, ситуативных и функциональных теориях лидерства, перечисляя, многочисленные фамилии всяческих Миллзов, Митчеллов, Фидлеров и прочих ученых мужей, которые приложили руку к этой области социологии.

– Теория идиосинкразического кредита, созданная в конце двадцатого века, гласит… – на этом месте сидящий рядом с Виктором О'Брайен не выдержал. Голова его со стуком упала на грудь, и раздался негромкий храп. Увлеченный изложением материала, преподаватель ничего не заметил, – что вопреки традиционным представлениям лидер не обязательно жестко реализует нормы группы. Но, привносит в ее жизнь некоторые новшества, хотя бы ценой отхода от ряда прежних норм, способствуя тем самым эффективному достижению групповой цели и переводя группу на более высокий уровень функционирования. Причем, согласно модели… э-э-э, кто это тут у нас спит? Мистер О'Брайен, вы что, решили записывать мои лекции прямо на подсознание?