Профессия: ведьма (Тетралогия) - Громыко Ольга Николаевна - Страница 38

– Но она может приходить откуда угодно, – возразил Лён. – Скорость, с которой она мчится, способна привести ее даже с внешней границы.

– Лён, ты знаешь все о вампирах, а в оборотнях положись на меня. Это лютый хищник. Взгляни на карту. Допустим, он приходит с границы. Допустим, его нора неподалеку. Почему он убивает? Да потому, что голоден! Проведи прямую линию от любой точки внешней границы до фонтана. Она обязательно пройдет через чей-нибудь дом. Зачем лютой твари, которую гонит вперед неистовая жажда крови, бежать в центр города, чтобы насытиться? Да она сотни раз столкнется с более подходящей добычей!

– Может, она ищет определенную добычу?

– Оборотень? Чушь. Уж поверь мне, оборотень задерет первого встречного, нажрется и заляжет в нору. Он здесь, в Догеве.

– Этого не может быть, – решительно сказал Лён. – Я знаю каждого вампира в округе.

– Вывод очевиден. Это не вампир. Это чужак. Возможно, человек.

– Человек, да еще чужак? – недоверчиво сдвинул брови Лён. – Тем более невозможно. Стоит человеку пересечь Границу, как в пределах версты его засечет Страж. Да что там Страж – когда ты проходишь по улице, любой вампир, перебирающий в погребе картошку, не только замечает и узнает тебя, но и определяет, куда ты идешь и в каком настроении.

– Ты же говорил, что никто, кроме тебя, не владеет телепатией?

– Это совсем другое, нежели дословное чтение мыслей. С помощью зрения можно получить информацию о внешнем облике собеседника. Примерно так же вампиры оценивают его эмоциональное состояние. Для нас ты раскрытая книга, Вольха. Мы располагаем органами чувств, о существовании которых ты даже не догадываешься.

– А если кто-то пронюхает, на что эти ваши органы реагируют? Он сможет их обмануть?

– Не знаю. – Лён впервые заметно встревожился. – Пока никому не удавалось.

– Пока оборотни не заедали вас средь бела дня, – заметила я, скатывая карту трубкой.

– Днем они не нападают, – машинально поправил Лён.

– Ну ночью.

– Ты уверена, что не убила его?

– На все сто процентов.

– Но я видел, как он исчез.

– Это ничего не значит. Он мог стать невидимым.

– Выходит, это оборотень-маг?

– Выходит, – растерянно подтвердила я, почесывая макушку.

– Ты все еще хочешь остаться? – помолчав, спросил вампир.

– Теперь больше, чем когда-либо. Лён?

– Да?

– Вы знали о твари, знали, что она выходит по ночам и загрызает жителей, но тем не менее устроили Хорошую Ночь, когда даже маленькие дети бродили по лесу без присмотра. Как вы могли об этом забыть? Как вы могли веселиться, зная, что где-то во мраке затаилась хищная гадина, готовая нанести удар?

– Потому что единственное существо, на которое оборотень мог напасть, – ты.

– Я? Погоди, я что-то не понимаю. Было тринадцать жертв… Четыре чародея да девять местных жителей. Учитывая, что вампиров оборотень кушал исключительно на безрыбье, то бишь безмагье, чародеи пришлись ему по вкусу. Но это ничего не значит – они охотились на него, выманивали, раздражали чарами; вероятно, в нападениях был элемент самозащиты…

– Вольха, он не тронул ни одного вампира.

– Но ты сказал… Две женщины и ребенок… – окончательно растерялась я.

– Все жертвы были людьми.

– Ты мне солгал? Ты?!

– Нет. Я ответил на вопрос так, как ты его задала. Да, они были «из наших». Они жили в Догеве по своей воле. У обеих женщин были мужья-вампиры, ребенок – полукровка, сын человека и вампирши.

– Ты должен был предупредить меня сразу!

– Чтобы ты подумала, что вампиры специально заманивают людей в Догеву и убивают? Как там по вашей мифологии? Прокусывают шеи, высасывают кровь, зомбируют? Ах, тварь у вас завелась? Живет в центре Догевы, а нападает только на людей? Где же она сама, позвольте спросить? Покажите товар лицом! Ах, она стесняется? Так мы побойчее, сами к вам в гости зайдем! Вот только святую водицу, заступы да серебряные стрелы прихватим. А колья на месте вытесать можно. Там у вас, в Догеве, осин навалом!

– Лён, не кричи на меня, – взмолилась я. Он закрыл глаза, замер, переводя дыхание и пытаясь успокоиться.

– Извини.

– Я прибью ее. Обещаю.

– Но теперь твоя теория рушится. Оборотень мог угнездиться где угодно, раз вампиры не входят в его рацион.

– Еще люди в Догеве есть?

– Двадцать или тридцать человек. И с полсотни потомков от смешанных браков.

– За пределами города?

– Да.

– Моя теория прочна, как… нет, слава богу, не как мой меч. Если бы тварь угнездилась на Границе, она бы с Границы и начала. А я, как и она, начну с фонтана.

Легко сказать – начну. Я чувствовала себя наемным батраком, которому торжественно вручили ржавую мотыгу и царственным жестом указали на сорок акров каменистой целины. В отличие от батрака, в руках у меня была ивовая рогулина, вроде тех, с какими разыскивают подземные источники, только специальным образом заговоренная на нежить. Мне предстояло обойти Догеву по раскручивающейся спирали, не выпуская рогулину из рук, причем радиус действия поискового устройства составлял четыре локтя. Все это под палящим солнцем, удивленными взглядами вампиров и недовольными – волков. Нельзя было пропустить ни кочки, ни пенечка. Если на пути попадался дом, я заходила и добросовестно проверяла ниши под кроватями, махала рогулиной над младенцами в колыбелях и с содроганием сердца спускалась в холодные сырые погреба. Я топтала цветы на клумбах и попирала ногами крыши, чуть не нырнула в колодец, перегнувшись животом через сруб, раздавила гнездо серой славки, помяла аккуратно подстриженные кусты живой изгороди вокруг Дома Совещаний и с воплем провалилась в яму для мусора на заднем дворе.

К обеду в меня играли дети. Девочка брала прутик, завязывала глаза и ходила вокруг фонтана, а мальчишки подкрадывались к ней сзади и дергали за косу, изображая оборотней. Если девочка успевала развернуться и огреть озорника прутиком, тогда он считался выбывшим, падал и оставался лежать, как убитый, иногда, впрочем, поднимая голову и призывая к мести более удачливых товарищей. Догонять «оборотней» не разрешалось. Если девочку безнаказанно дергали три «оборотня» подряд, она выбывала из игры и ее место занимал последний ловкач.

Когда солнце загнездилось на верхушке самой высокой ели, пришел Лён и встал так, что на следующем заходе я уткнулась прутом ему в грудь.

– Что тебе надобно, старче? – иронично спросила я, пытаясь обойти его слева. Быстро расправленное крыло преградило мне дорогу.

– Может, прервешься на пару минут?

– Зачем?

– Да я вот надумал сад ограбить, не постоишь на стреме?

– Что? – с озадаченным смешком переспросила я.

– Яблочек, говорю, захотелось, – невозмутимо повторил Лён.

– Так ведь не сезон еще. Яблочки-то неспелые, – насмешливо протянула я.

– Неспелые, да сочные. Что-то меня на кисленькое потянуло.

– Ты же Повелитель, пойди да попроси у садовника.

– Нет, Вольха, ты не романтик. Ну, дадут мне яблочек. Вымытых. Почищенных. На тарелочке. После обеда. – В серых глазах Повелителя плясали смешинки, да и вздох вышел не шибко печальным.

Нет, я никогда его не пойму. Чтобы семидесятитрехлетний Повелитель грабил яблоневые сады, как проказливый мальчишка, да еще с серьезным видом подбивал на это грязное дело малолеток? Наверное, я должна была возмущенно отказаться, прикинувшись чопорной дамой, которую давно не привлекают сумасбродные юношеские выходки, но… мне ужасно захотелось кислых яблочек.

Чтобы представить себе карту догевских дорог, нужно запереть в комнате большой клубок шерсти и озорного котенка. Когда из комнаты перестанет доноситься победное мяуканье, можете открыть дверь и полюбоваться результатами. Кроме мостовых, ни одной прямой дороги нет – только стократно пересекающиеся узкие извилистые тропки. Очень, кстати, качественно протоптанные. Ни одна не оборвется, не зарастет травой – такое ощущение, что Старейшины ежегодно назначают ответственных топтунов, которые по часу в день обязаны бегать по тропкам взад и вперед, чтобы те не исчезали. И, конечно, «эффект черновика», с головокружительной скоростью изменяющий окрестный пейзаж. Только что мы внимали мраку и сырости елового леса – и вот уже колышет узкими листьями ковыль на залитом солнцем лугу, еще шаг – и на нем словно по мановению ока выросли высокие деревья.