Жемчужина гарема - Мейсон Конни - Страница 31

Элисса была вне себя от радости, приняв поведение Ахмеда за знак пренебрежения к новой наложнице. Он уже пресытился чужестранкой, и, значит, недалеко то время, когда она, Элисса, сможет применить на практике все то, чему учила ее мать. В приятные мысли Элиссы грубо ворвался голос отца, который привел в поводу двух лошадей.

— Пора, — вежливо обратился он к Кристе и легко подсадил ее в высокое кожаное седло, обтянутое узорчатым шелком. Перебросив ей повод, он повернулся, чтобы помочь дочери, но девушка уже сидела верхом на тонконогой арабской кобыле. Тогда Омар вскочил на своего белого жеребца и сделал женщинам знак следовать за собой. Все трое галопом устремились за всадниками, криками подгонявшими своих быстроногих верблюдов, и скоро весь отряд Пустынного Ястреба затерялся в горячих желтых песках великой Сахары.

В середине дня они сделали короткую остановку, чтобы поесть, а когда пришла ночь, несущая прохладу, разбили лагерь в ложбине между двумя барханами. Ни этой ночью, ни в последующие, когда отряд продолжал углубляться в пустыню, Ахмед не приходил к Кристе.

Несмотря на безумную усталость и постоянную боль во всем теле, Криста не уставала удивляться открывающимся перед ее взором пейзажам. Раньше она считала, что пустыня — это плоская однообразная поверхность, где нет ничего, кроме песка, но теперь она поняла, как сильно заблуждалась.

Оказалось, что Сахара — это горы, долины и плато, прорезанные глубокими трещинами, пологие холмы, утесы и скалы, моря, где перекатываются песчаные волны, и зеленые оазисы, где растут фруктовые деревья.

Обычно они останавливались на привал в оазисах. Некоторые из них были размером всего в несколько акров, в других мог поместиться целый город. Но даже в самых маленьких оазисах в изобилии росли яблоки, персики, апельсины, лимоны, гранаты, инжир и финики. Не было там недостатка и в свежей воде — не только для питья, но и для купания.

Криста узнала, что ранним утром пустыня бывает серо-голубой, а когда солнце поднимается выше, песок становится слепяще-белым, почти как снег. На закате краски неба постоянно менялись — от белой к оранжевой, голубой, аметистовой, темно-пурпурной. Когда загорались звезды, небо над пустыней становилось глубоким и туманно-серым, подернутым дымкой. Такими ночами Криста без сна лежала на подушках, мечтая об Ахмеде, его сильном горячем теле, утонченных ласках, несущих ее к вершине наслаждения.

Утром пятого дня на пустыню упала грозная тишина. Потом задул свистящий ветер, и Криста увидела, как все вокруг пришло в движение. На ее глазах барханы меняли форму, воздвигались и таяли, плавно передвигались, словно плыли по пустыне. Подхваченный порывами ветра песок поднимался к небу, собирался в плотные облака, которые застлали солнце. Цвет неба изменился — с голубого на кроваво-красный, потом оно стало угрожающе пурпурным, и весь окружающий ландшафт словно растворился в этом страшном свете. Стемнело, как в поздние сумерки. Вокруг Кристы метались тени людей и животных, раздавались крики, которые подхватывал и уносил ветер. Рядом с ней, как призрак, возник белый жеребец Омара.

— Что это? — испуганно спросила она.

— Песчаная буря, — спокойно сообщил Омар. — Слезай. — Ничего больше не добавив, он ускакал прочь, провожаемый недоуменным взглядом Кристы. Потом она заметила, что Элисса уже спешилась и пытается получше укрыть лицо, борясь с ветром.

Острые песчинки впивались в кожу, и Криста пригнула голову как можно ниже. Под одеждой тело горело, как будто его натерли наждаком. Глаза, нос, рот были забиты пылью, каждый вдох казался последним. Земля и небо смешались в невообразимом хаосе, словно наступил конец света.

Вдруг рядом с ней появился Ахмед. Он взял ее за локоть и повлек к глубокой впадине между барханами, где, прижавшись друг к другу, лежали несколько верблюдов, подогнув под себя ноги и плотно зажмурив глаза. Ахмед втолкнул Кристу в узкое пространство между животными и барханом и потянул на землю. Потом он достал из вьюка на спине одного из верблюдов одеяло и накрыл им себя и Кристу, так что получилось некое подобие палатки.

— Испугалась, любовь моя? — встревоженно спросил он. Криста закашлялась, пытаясь избавиться от пыли, которая, казалось, полностью заполнила легкие, и устало улыбнулась.

— Немного. Буря налетела так внезапно. Скоро она кончится?

— Песчаные бури всегда начинаются внезапно и так же быстро кончаются. Дай я тебя обниму, и ты немного отдохнешь.

Тяжело вздохнув, Криста устроилась поудобнее в объятиях Ахмеда, с наслаждением ощутила силу его мускулистых рук. Она вспомнила, как мечтала об этом минувшей ночью, и не смогла удержаться от вопроса:

— Почему ты совсем не обращал на меня внимания с тех пор, как мы покинули Бискру? Я не смогу к этому привыкнуть, Ахмед, я не создана для такой жизни. Тебе надо было отправить меня в Тунис, к родным. Они, наверное, думают, что меня уже нет в живых.

— Ты должна довериться мне, Криста, — с мягким укором сказал Ахмед. — Я не могу тебя отпустить. Кисмет велит нам быть вместе.

— Но все-таки почему мы столь внезапно покинули Бискру и почему ты ни разу ко мне не подошел? — Ей хотелось откусить себе язык за эти слова, выдававшие ее обиду и боль, и Ахмед угадал ее чувства.

— Я получил известие о том, что армия Абдуллы преследует нас по пятам. И самое лучшее, что мы могли сделать, — это спастись бегством. Абдулла тебя не получит. Ты моя.

— Никогда не слышала о таком способе демонстрировать свои чувства, как у тебя, — пожаловалась Криста.

Ахмед улыбнулся, и, хотя в сумраке, царящем под одеялом, улыбка была не видна, Криста догадалась, что он улыбается.

— Ты чувствовала себя покинутой, любовь моя? — шутливо спросил он, но затем продолжал серьезным тоном: — Криста, я не хочу, чтобы мои люди знали о том, как много ты для меня значишь. Большинство из них преданы мне, но туареги — опасный народ, они кровожадны, вероломны, у них своеобразные понятия о чести. Они сами предложили мне стать их предводителем, но, если я выкажу хоть небольшую слабость, особенно в отношении наложницы, они без колебаний от меня отвернутся. Но, Криста, без их помощи мне не справиться с Абдуллой. Если я веду себя с тобой не так, как принято у европейцев, то это только потому, что я не хочу потерять их расположения. Ты можешь понять это и простить меня?

Тяжесть, все эти дни лежавшая на душе у Кристы, исчезла без следа. Она молча кивнула и почувствовала, что он крепче сжал ее в объятиях. Она откинула хаик и подняла голову, в надежде увидеть его лицо, но было слишком темно. Однако темнота не помешала их губам встретиться в страстном поцелуе. Его руки пробрались под одежду Кристы и обхватили мягкие, не стесненные корсетом груди, а большие пальцы стали ритмичными движениями ласкать набухшие, затвердевшие соски.

— Ахмед, постой! — тяжело дыша, воскликнула Криста. — Что ты делаешь?

— Я всего лишь хочу доставить тебе удовольствие, любовь моя, — прошептал он ей в ухо. Желание нарастало в нем, и он подумал, что мог бы овладеть ею прямо здесь и прямо сейчас. — Твое тело так послушно отвечает на мои ласки, я хочу, чтобы ты испытала наслаждение, даже если мне сейчас оно недоступно. Иди ко мне, любовь моя, я хочу чувствовать, как твое тело содрогается от страсти.

И Криста отдалась на волю желания, превратившего ее тело в раскаленную лаву, колыхавшуюся в одном ритме с движениями его пальцев и языка, ласкавшего ее рот изнутри. Ритм ускорялся до тех пор, пока не произошел неизбежный взрыв, а потом все началось сначала, и Ахмед прекратил эту сладостную пытку только тогда, когда ее тело стало не в силах отвечать на его ласки.

Когда буря, бушевавшая внутри ее, утихла, Криста обратила внимание на то, что больше не слышит рева ветра. Ахмед отшвырнул одеяло в сторону и встал во весь рост, жадно глотая воздух. Пораженная Криста увидела, что буря кончилась — воздух стал свежим и чистым, а солнце висело в небе, как красный шар. В природе снова воцарились мир и спокойствие.