Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Истории про девочку Эмили - Монтгомери Люси Мод - Страница 10


10
Изменить размер шрифта:

— Она такой трудный ребенок… такой странный. Я ее совершенно не понимаю.

— Я полагаю, — робко вмешалась тетя Лора, — она обладает тем, что можно назвать артистическим темпераментом.

— Она испорченный ребенок, — заявила тетя Рут очень решительно. — По моему мнению, предстоит немало потрудиться, чтобы исправить ее манеры.

(Маленькая слушательница под столом повернула голову и бросила на тетю Рут презрительный взгляд сквозь скатерть. «А по моему мнению, твои собственные манеры не так уж хороши». Эмили не осмелилась даже шепотом пробормотать эти слова под столом и лишь беззвучно шевелила губами, но даже это приносило огромное облегчение и удовлетворение.)

— Полностью с тобой согласна, — сказала тетя Ива, — и чувствую, что мне эта задача не по силам.

(Эмили поняла: это означает, что дядя Уоллис не собирается взять ее к себе. Она очень обрадовалась.)

— По правде говоря, — заявил дядя Уоллис, — взять ее должна была бы тетя Нэнси. В том, что касается мирского богатства, она обеспечена лучше любого из нас.

— Тете Нэнси и в голову не придет взять ее; ты это отлично знаешь! — возразил дядя Оливер. — Да и слишком стара она, чтобы воспитывать ребенка… она и эта ее древняя ведьма Каролина. Честное слово, мне не верится, что в той или другой есть что-либо человеческое. Я охотно взял бы Эмили… но чувствую, что вряд ли мне это по средствам. Мне и так приходится обеспечивать большую семью.

— Вряд ли она проживет настолько долго, чтобы стать кому-то обузой, — уверенно сказала тетя Элизабет. — Она, вероятно, умрет от чахотки, как ее отец.

(«Не умру… не умру!» — воскликнула Эмили… по меньшей мере подумала она об этом с такой страстью, что, казалось, почти закричала. Она совсем забыла, что хотела поскорее умереть, чтобы суметь догнать папу по дороге на небеса. Теперь она хотела жить — только для того, чтобы Марри оказались неправы. «Я вовсе не собираюсь умирать. Я собираюсь жить… целую вечность… и стать знаменитой писательницей… вот увидите, тетя Элизабет Марри, так и будет!»)

— Да, с виду она, действительно, хилый ребенок, — согласился дядя Уоллис.

(Эмили дала выход своим оскорбленным чувствам, скорчив за скатертью рожу дяде Уоллису. «Если у меня когда-нибудь будет свинья, я назову ее в честь тебя», — подумала она… и почувствовала, что вполне удовлетворена задуманной местью.)

— Ну, знаете, кому-то все же придется приглядывать за ней, пока она жива, — сказал дядя Оливер.

(«Поделом бы вам было, если бы я умерла, а вы страдали бы от угрызений совести всю оставшуюся жизнь», — подумала Эмили, а затем, во время возникшей в комнате паузы, ярко представила свои похороны, придумала, кто будет нести ее гроб в похоронной процессии, и попыталась выбрать стих церковного гимна, который ей хотелось бы увидеть выбитым на ее могильной плите. Но прежде чем она успела решить этот вопрос, дядя Уоллис снова заговорил.)

— Ну, так мы ни к чему не придем. Мы должны позаботиться о ребенке…

(«Как я хотела бы, чтобы вы не называли меня ребенком», — с горечью подумала Эмили.)

— … и кому-то из нас придется взять ее к себе. Дочь Джульет не должна быть отдана на милость чужих людей. Что касается меня, я чувствую, что Ива не настолько крепка здоровьем, чтобы воспитывать ребенка…

— Такого ребенка, — добавила тетя Ива.

(Эмили показала тете Иве язык.)

— Бедная малышка, — сказала тетя Лора мягко.

(Что-то холодное и застывшее растаяло в этот момент в сердце Эмили. Она была трогательно рада тому, что ее так нежно назвали «бедной малышкой».)

— Не думаю, что тебе, Лора, стоит так уж глубоко жалеть ее, — уверенно заявил дядя Уоллис. — Совершенно очевидно, что она совершенно бесчувственная. С тех пор как мы сюда приехали, я не видел, чтобы она пролила хоть слезинку.

— Вы обратили внимание, что она даже не захотела в последний раз взглянуть на своего отца? — спросила тетя Элизабет.

Кузен Джимми неожиданно вскинул голову и присвистнул, глядя в потолок.

— Она испытывает так много чувств, что ей приходится их скрывать, — сказала тетя Лора.

Дядя Уоллис фыркнул.

— Ты не думаешь, Элизабет, что мы могли бы взять ее? — робко продолжила тетя Лора.

Тетя Элизабет передвинулась на стуле.

— Не думаю, что ей понравилась бы жизнь в Молодом Месяце… с тремя такими пожилыми людьми, как мы.

(«Понравилась бы… очень понравилась бы!» — подумала Эмили.)

— Рут, как насчет тебя? — спросил дядя Уоллис. — Ты совсем одна в таком большом доме. Было бы неплохо, если бы у тебя появилось какое-то общество.

— Мне не нравится этот ребенок, — резко отозвалась тетя Рут. — Она коварная змея.

(«Неправда!» — едва не выкрикнула Эмили.)

— Умелым и продуманным воспитанием можно было бы искоренить многие из ее недостатков, — напыщенно произнес дядя Уоллис.

(«Я не хочу, чтобы их искореняли! — Гнев Эмили под столом возрастал с каждой минутой. — Мои недостатки нравятся мне больше, чем ваши… ваши… — Несколько мгновений она мысленно подыскивала слово, а затем с торжеством, вспомнив одну из фраз отца, заключила: — …ваши омерзительные достоинства!»)

— Я в этом сомневаюсь, — сказала тетя Рут с горечью. — Горбатого могила исправит. Что же до Дугласа Старра, то на мой взгляд, это просто позор, что он умер, оставив ребенка без гроша.

— Не сделал ли он это нарочно? — вежливо уточнил кузен Джимми.

Он заговорил впервые, с тех пор как вошел в комнату.

— Он был жалким неудачником, — отрезала тетя Рут.

— Неправда… неправда! — взвизгнула Эмили, неожиданно высунув голову из-под скатерти между ножками стола.

На мгновение все Марри замерли в молчании, словно вспышка ее гнева обратила их в камень. Затем тетя Рут поднялась, решительно прошествовала к столу и приподняла скатерть, за которую Эмили спряталась в ужасе, осознав, что произошло.

— Сейчас же вставай и вылезай оттуда, Э-ми-ли Старр! — сказала тетя Рут.

«Э-ми-ли Старр» встала и вылезла. Она не была особенно испугана… она была слишком возмущена, чтобы испытывать страх. Ее глаза стали совсем черными, а щеки алыми.

— Да она красавица… настоящая маленькая красавица! — воскликнул кузен Джимми. Но никто его не слышал. Слово взяла тетя Рут.

— Маленькая бесстыдница! Как ты смела подслушивать! — сказала она. — Вот она проявляется, порода Старров… ни один Марри никогда не сделал бы ничего подобного. Высечь бы тебя надо как следует!

— Папа не был неудачником! — выкрикнула Эмили, задыхаясь от негодования. — Вы не имеете никакого права называть его неудачником. Ни одного человека, которого любили так глубоко, как его, нельзя считать неудачником. Я не верю, что хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь любил вас. Так что это вы — неудачница. И я не собираюсь умирать от чахотки.

— Ты хоть сознаешь, какой отвратительный поступок ты совершила? — с холодным гневом спросила тетя Рут.

— Я просто хотела услышать, что со мной будет! — воскликнула Эмили. — Я не знала, что это такой отвратительный поступок… и не знала, что вы собираетесь говорить обо мне такие гадости.

— Как гласит пословица, тот, кто подслушивает, ничего хорошего о себе не услышит, — нравоучительно сказала тетя Элизабет. — Твоя мать, Эмили, никогда ничего подобного не сделала бы.

Вся напускная храбрость вдруг покинула бедную Эмили. Она почувствовала себя виноватой и несчастной… ох, до чего несчастной! Она даже не подозревала… но… похоже, она действительно совершила ужасный грех.

— Отправляйся наверх, — сказала тетя Рут.

Эмили пошла, не возражая, но, прежде чем уйти, окинула взглядом комнату.

— Когда я сидела под столом, — сказала она, — я корчила рожи дяде Уоллису и показывала язык тете Иве.

Она сказала это огорченно, желая честно признаться в своих прегрешениях; но слишком легко неверно истолковать слова другого человека, и потому Марри, как это ни странно, решили, что она находит удовлетворение в своей неуместной дерзости. Когда дверь за ней закрылась, каждый из них — кроме тети Лоры и кузена Джимми — покачал головой и застонал.