Рене по прозвищу Резвый - Кондаурова Елена - Страница 41

— Слушаюсь, капитан! — вытянулся в струнку Грешник.

Рене подозрительно посмотрел на него, не издевается ли, но тот стоял с невыносимо честной рожей, и только в глубине глаз пряталась добродушная усмешка.

— Ладно, — не выдержав, рассмеялся Рене. — Можешь еще шепнуть на ухо Ансервиллю, что я писаюсь по ночам и боюсь буку, которая живет под кроватью, я не обижусь!

— А вот это с удовольствием, Резвый! — загоготал Грешник. — Глядишь, этот задохлик совсем перестанет принимать тебя всерьез, и тут-то мы его и подловим!

— Эй, Резвый, ты здесь? — В дверь рубки просунулась голова Хвоста. — Пошли, я там еще одного привел!

— Кого это? — удивился Грешник.

— Хьюго Лесопилку!

— Ого! — Грешник двинулся прочь из рубки быстрее, чем Рене. — Как это у тебя получилось, Хвостяра?

— Уметь надо! — хвастливо заявил тот. — Это тебе не всякую мелочь на корабль притаскивать!

— Зато у Ансервилля корабль стоящий! — не пожелал сдаваться Марк. — А Лесопилка, насколько я знаю, все никак не разживется хорошей посудиной, ходит, как нищий, на старом люггере!

— Ничего, зато как капитан он кого хочешь за пояс заткнет! — принялся защищать своего протеже Хвост. — Просто не везет ему в последнее время. А «Касатка» у него еще крепкая, нечего на нее наговаривать!

— Хвост, а почему его зовут Лесопилкой? — торопясь следом за ними, не удержался Рене. Уж больно было любопытно. Такое странное прозвище для пирата.

— А это потому, — хохотнул Хвост, — что, когда он пришел первый раз на корабль наниматься, у него из оружия была только пила. Он раньше лес пилил, понимаешь? Над ним ребята и посмеялись, мол, саблю в руках держать не умеет.

— А он? — жадно спросил Рене, идя следом за Хвостом.

— Разозлился и сказал, что он этой пилой больше народа напилит, чем они своими саблями!

— И что?

— И напилил! С тех пор и прозвали. У него теперь эта пила в каюте на стенке висит, хотя в бой он все-таки ходит, как все, с саблей. Эй, Хьюго! — отвернувшись от Рене, Хвост громко окликнул стоявшего у борта высокого, хорошо одетого мужчину, вполголоса переговаривавшегося с Ансервиллем. — Вот наш капитан!

— Постой! — Рене схватил Хвоста за рукав и зашипел ему в ухо: — Ты ему про Белтропа ничего не говорил?

— Я что, похож на идиота? — оскорбился тот. — Я сказал, что ты столько груза нахватал, что фрегат ползет, как каракатица. Того и гляди какой-нибудь придурок решит проверить, что у нас в трюмах. Что-нибудь не так?

— Нет, все нормально. — Досадуя на себя, Рене отпустил его руку. Тут, пожалуй, начнешь чувствовать себя недотепой, если все вокруг лучше тебя знают, что делать.

Приняв самый серьезный и суровый вид, на какой он был способен, Рене подошел к Лесопилке и Ансервиллю.

— Рад приветствовать вас у себя на судне, господа! — отчеканил он.

Ансервилль насмешливо поклонился в ответ, Хьюго же, окинув молодого коллегу внимательным взглядом, просто сказал:

— Доброе утро, Резвый. Говорили мне, что ты молод, но я не думал, что настолько. И уже капитан корабля! Вот уж действительно резвый!

— Какой есть, Хьюго. — Рене не собирался обсуждать ни свой возраст, ни способ, с помощью которого он стал капитаном. У него и кроме этого было что обсудить. — Прошу вас пройти в мою каюту, там нам будет намного удобнее разговаривать.

Рене кивнул Грешнику, чтобы шел за ним, Хвост, которого он не позвал, увязался сам.

Разговор получился долгим, обстоятельным и закончился заключением договора. Грешник и Рене разыграли свои роли молодого и самолюбивого капитана и опытного и немногословного пирата как по нотам. Ансервилль точно ни о чем не догадался. Насчет Лесопилки Рене не поручился бы, но, насколько он понял из разговора, положение у того было отчаянное. Ему нужно было срочно убраться с Хайрока, а для этого требовались деньги, чтобы закупить продовольствие. Рене выдал обоим в качестве аванса по пятьсот золотых монет. Всего цена за конвой составила по две с половиной тысячи каждому из нанятых капитанов, что Рене показалось вполне разумной платой. Тем более что после ухода Ансервилля и Лесопилки к Рене зашел Марсель и вручил деньги за выгруженный товар. Десять тысяч золотом. Конечно, в эту сумму входила не только цена доставки, часть товара Рене закупил на свои деньги и деньги команды, но все равно полученная прибыль не могла не радовать.

Из-за Лесопилки на Хайроке пришлось задержаться до самого вечера, и Рене использовал это время, чтобы еще раз навестить отца Онория и отдать ему еще три тысячи золотом. Больше отдавать Рене побоялся, мало ли, как сложатся обстоятельства. А меньше не хотел по той же самой причине.

Следующим островом, который они посетили, был Эль Каймано, где они выгрузили сахар и красное дерево, затем Айла Баллена, на котором остались десять тонн какао. Затем был уже знакомый Тендейлз, где Рене на хороших условиях сбыл табак и кофе и где по старой памяти заглянул в таверну «Семь крошек». Эта забегаловка напоминала ему о самой крупной и удачной сделке, которую он заключил, и была окружена в его представлении эдаким золотистым ореолом хорошей приметы. Видит бог, сейчас Рене как никогда нужны были хорошие приметы.

Владелец таверны, которого все звали просто по имени, месье Гийом, тоже узнал щедрого молодого капитана и не отказался присесть к нему за стол и поделиться последними новостями. Их общение закончилось для Рене весьма неожиданно. Узнав, что следующим островом, куда направится «Афина», будет Омори, месье Гийом буквально упал в ноги Рене, умоляя отвезти на Айль де Оранж сто двадцать бочек вина.

— Это же все равно по пути! — убеждал он. — Вы потеряете всего один день, даже меньше! Я хорошо заплачу!

Рене сначала отказывался, приводил какие-то доводы. Сверкать своей преступной физиономией на Айль де Оранже ему совсем не хотелось. Однако месье Гийом вцепился в него как клещ, и Рене в конце концов согласился. Но не из-за настойчивости ушлого торговца, а из-за вдруг осенившего его воспоминания о Лулу.

Ведь на Айль де Оранже осталась малышка Лулу!

Все это время Рене не слишком часто вспоминал о ней, убедив себя еще тогда, во время побега, что они расстаются навсегда. Но ведь с тех пор прошло время, и многое изменилось. Он теперь капитан корабля, у него есть деньги, и он может предложить Лулу уехать вместе с ним. А что? Может, ей надоело прислуживать Тульоновой дочке, и она совсем не прочь посмотреть мир.

Чем больше Рене об этом думал, тем сильнее ему нравилась эта идея. Это было бы просто замечательно, если бы Лулу согласилась уплыть подальше от Айль де Оранжа с его рабством, плантациями, виселицами и прочей ерундой. Он, конечно, не таскал бы ее за собой по морям, она же не рыжая Беатрис, которой сам черт не брат. Как ни молод был Рене, а все-таки понимал, что женщине нужен свой дом, да и вообще женщина на корабле — это… Нет, Рене снял бы ей хороший домик на Бельфлоре и попросил присматривать за девушкой старину Собрика, или на Хайроке, если Бельфлор ей не понравится. Там будет церковь Сиплого и отец Онорий. Он бы тоже не отказался за ней присмотреть, Рене был абсолютно в этом уверен. А сам бы заходил каждый раз, когда оказывался поблизости. Ему бы тоже было хорошо возвращаться в дом, где тебя всегда ждут. По-настоящему ждут, а не как шлюхи в борделе, которые рады любому, кто платит. Конечно, жениться он на ней не сможет, ведь Рене барон, а она служанка, да еще и мулатка, но относиться он к ней будет как к любимой женщине, и ей будет хорошо и так. А когда он соберется возвращаться во Францию, то купит ей земли и оставит достаточно денег, чтобы у нее больше не было нужды на кого-то работать.

Рене размечтался, как можно мечтать только когда тебе восемнадцать лет, и промечтал всю дорогу до Айль де Оранжа. Он напрочь забыл, что у него на шее висит куча обязательств и перед своей собственной командой, и перед конвоем, и перед теми, кому он подрядился доставить груз. Что после Айль де Оранжа ему придется идти не на Бельфлор или Хайрок, а на Омори, выгружать какао. После Омори на Коста-Синистру, а после Коста-Синистры на тот самый Чактча за сокровищами, которые нужны не только ему, но еще и Белтропу на его жутком мановаре. Мысли о том, что Лулу будет подвергаться рядом с ним опасности, даже не пришли Рене в голову. Так же как и те, что ей придется проболтаться на корабле немало времени, прежде чем она получит свой хороший домик. Рене мечтал, строил воздушные замки и весь извелся от нетерпения, пока дождался, когда «Афина» причалит к знакомой пристани.