Шейх - Мейсон Конни - Страница 32

От этих слов сонный дурман в голове Джамала окончательно рассеялся, он вновь обрел способность четко соображать, и первой его мыслью было, как Зара? Ее тоже опоили? Она до сих пор спит? Здорова ли она, не повредило ли ей проклятое зелье больше, чем ему?

И тут он вспомнил, что Хамет, когда будил его, толковал о каких-то плохих новостях… От дурного предчувствия у шейха заныло сердце.

— Хамет! — крикнул он, и евнух мгновенно оказался рядом.

— Я здесь, мой господин.

— Мой врач считает, что мне дали наркотик, сонное зелье. Тебе известно что-нибудь на этот счет?

— Прости меня, господин! Я подвел тебя. Из-за моего недосмотра…

— Прекрати это нытье! — рявкнул Джамал. Я ни в чем не виню тебя и не собираюсь наказывать. Ты видел сегодня Зару? Я пошлю к ней Давида. Она ведь пила тот же отравленный чай, что и я, и ей, наверное, сейчас, очень плохо.

— Зары нет в гареме, — едва слышно произнес Хамет. Зная необузданный нрав своего господина, он не решался сразу выложить всю правду о предательстве его возлюбленной рабыни.

Сегодня рано утром ко мне приходила Нафиса, она искала Зару и решила, что девушка все еще с тобой. Но и, в твоей постели ее не оказалось. Я точно знаю, что в дверь она не выходила, иначе она непременно разбудила бы меня. Должно быть, она ушла через двор.

— А, значит, она в купальне! — облегченно вздохнул шейх.

— Увы, нет, мой господин, — покачал головой евнух.

— Ты проверил все комнаты?

— Мы обыскали весь дворец, господин.

— А двор? Беседки? Сад, наконец?

— Зара исчезла, господин. Так же, как и ее отец вместе со всеми берберскими пленными.

Если бы в это мгновение разверзлось небо и труба ангела позвала всех на Страшный суд кияму, то и тогда Джамал вряд ли был бы поражен больше. Когда же оцепенение прошло, он встал, приблизился к ларцу в углу спальни, где хранились ключи от тюрьмы, и открыл его. На алой подушечке сиял огромный изумруд — тот самый, что он подарил Заре.

Она предала его.

Эта мысль пронзила его мозг раскаленной иглой. Ta кого он так любил, кому так верил, гнусно его предала. Увлеченность ею переросла в настоящую одержимость и ослепила его. Сентиментальный дурак! Влюбленный идиот!

— Приготовьте мне ванну, я хочу смыть с себя запах этой маленькой дряни! — прорычал Джамал. — И пошлите за Гаруном, он мне понадобится потом.

Хамет бросился исполнять приказ.

— Что ж, господин, я покидаю тебя, — вздохнул Давид. — Моя наука здесь больше не нужна. Действие зелья прошло окончательно, и ты снова здоров. — Он поклонился и вышел, оставив шейха наедине с его болью и яростью.

Час спустя Джамал и Гарун снова, для очистки совести, прочесали весь дворец и сад, но берберы бесследно исчезли. Мало что дал и допрос стражи; несшей ночью караул. Насмерть перепуганные солдаты ничего не видели и не слышали. Охрана у главных ворот твердо заявила, что никого не впускала и не выпускала. Оставались только задние ворота. Они, конечно, были надежно заперты, но стена в этом месте была немного ниже, и несколько здоровых мужчин вполне могли перебраться через нее, а также помочь перелезть кади и его дочери.

Принесли ключ, Джамал открыл ворота, и они с Гаруном продолжили свои поиски.

— Верблюжьи следы! — вскоре крикнул Гарун, въехавший в оливковую рощу. — Наши люди ездят только на лошадях, а караваны никогда не подходят так близко к стенам Эдема. Это тщательно продуманный и хорошо осуществленный побег, господин.

— Верно, — мрачно кивнул Джамал. — Не будь я так увлечен этой берберской змеей, я, конечно же, принял бы меры предосторожности… Впрочем, что теперь об этом говорить! Никогда больше, друг мой, ни одной женщине не сделать из меня такого болвана. А когда я найду Зару, она горько пожалеет о том, как поступила со мной.

— Ты хочешь отправиться в погоню? — деловито осведомился Гарун, недоумевая в глубине души по поводу столь сильной привязанности своего господина и друга к какой-то рабыне.

— Да, и меня ничто не остановит. Я ее хоть из-под земли достану… пусть даже затем, чтобы продать на невольничьем рынке. Страшнее наказания для такой гордячки и не придумать.

— Погоня будет долгой, господин. Я скажу людям, чтобы брали побольше провизии. Синие Люди умеют быстро передвигаться. Юсуф наверняка уже покинул горную крепость, и его соплеменники свернули свои черные шатры.

— Мы найдем их, Гарун. Обязательно найдем.

Я многое могу простить, но только не измену.

— Когда выступаем, господин? — Через три дня, нам надо основательно подготовиться. Кроме того, мне еще предстоит крайне неприятный визит в Мекнес.

— Ты хочешь рассказать обо всем султану? — охнул Гарун.

— Хочу? Разумеется, нет! Но я должен. Мулай Исмаил и так слишком долго пребывал в неведении. Я не сообщал ему о пленении Юсуфа ради Зары, но теперь у меня больше нет ни оснований, ни оправданий, чтобы молчать.

— Владыка будет разгневан.

— И еще как! — тяжело вздохнул Джамал. — Но я постараюсь умаслить его обещаниями добыть в море побольше золота. Он и сам уже не раз намекал, что я засиделся на берегу. Давай, Гарун, отправляйся назад и начинай подготовку. Отбери самых лучших людей и лошадей, распорядись о фураже и провианте, займись оружием, свяжись с моими шпионами… впрочем, ты и сам знаешь, что делать.

Джамал вернулся в свои покоя в самом мрачном настроении. Он накричал на слуг, убиравших комнаты, и, когда те в страхе разбежались, принялся ходить из угла в угол, как загнанный зверь. Здесь все напоминало ему о Заре. В спальне все еще витал дурманящий запах жасмина он сам выбрал этот аромат, заказав придворным парфюмерам особые, предназначенные только для нее духи…

Как он мог быть таким слепцом? Как мог допустить, чтобы эта хитрая лиса так быстро втерлась к нему в доверие и одурачила его? Но самой горькой мыслью была другая: он ничего не значил для прекрасной принцессы, она с самого начала холодно, расчетливо использовала его, как пешку в своей игре. А он был слишком ослеплен ее красотой, чтобы видеть это.

«Я непременно найду ее, — поклялся себе Джамал. — Найду и верну в Эдем. Она снова станет моей рабыней, но на этот раз ей уже не удастся играть на моих чувствах. Такой обман нельзя простить. Я готов был жениться на ней, бросить весь мир к ее ногам, а она жестоко посмеялась надо мной. Что ж, теперь пусть пеняет на себя!»

Возвращение Зары, Юсуфа и его воинов вызвало в берберской деревне настоящее ликование. Соплеменники хотели устроить грандиозное празднование, но кади объяснил, что с этим придется подождать: надо было спешно сворачивать лагерь и уходить далеко в горы.

Весь следующий день мужчины, женщины и дети, не покладая рук, собирали и паковали вещи, снимали шатры, запасались провизией и грузили свой скарб на спины вьючных верблюдов. От гнева султана и от солдат шейха Джамала их не могла спасти ни одна крепость — только родные горы.

Зара ехала рядом с отцом во главе передового отряда, за которым длинной цепью растянулся обоз. Ветер свободы приятно обдувал ей лицо, солнце ласково щекотало кожу, сама природа, казалось, радовалась ее возвращению… Но на сердце у девушки было неспокойно.

Джамал… Он открыл ей мир наслаждений, о существовании которого она раньше могла только догадываться. Он был добр, нежен и терпелив, всякий раз сначала доставляя удовольствие ей и лишь потом получая его сам.

Он хотел жениться на ней, а она предала его. Но — Аллах свидетель! — как она, берберская Принцесса, могла стать женой врага своего народа? И все же какая-то тяжесть, подозрительно похожая на горечь утраты, омрачала радость вновь обретенной свободы. Ей очень хотелось бы ненавидеть гордого арабского шейха, но она не могла… Не могла!

Так что же с ней такое? Неужели… неужели она полюбила?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Зара медленно шла к шатру своего отца. Ее плечи ссутулились, глаза покраснели от бессонницы, и под ними залегли темные тени. Мысль о том, что она сделала, не давала ей покоя ни днем, ни ночью. «Ты поступила правильно», — говорил разум. «Ты предала его», — возражало сердце. Да, она плохо поступила с Джамалом, но разве у нее был выбор? Отца ждала неминуемая смерть, рабство тяготило душу, а растущее влечение к мужчине, которого по всем законам божеским и человеческим она должна была бы ненавидеть, просто пугало.