Нежная ярость - Мейсон Конни - Страница 32

– Я хочу тебя, Габби, – хрипло прошептал он. – Бог мой, как я скучал по тебе!

Его губы, прикасаясь к ее телу, оставляли огненную дорожку, и, когда его пальцы проникли в ее сокровенную глубину, он почувствовал, что она готова встретить его. Она была возбуждена и испытывала гораздо более сильное желание, чем в ту единственную ночь ее близости с Робом. Прикосновения Роба были нежными и упоительными, но Филип зажигал в ней пламя, и она изнемогала от желания.

Внезапно сквозь дымку восторга Габби ощутила, что Филип резко отпустил ее и пристально смотрит на нее.

– Не останавливайся, Филип, – попросила она, едва сознавая, что говорит.

Но Филип по-прежнему сдерживал себя. Как бы он ни хотел ее, Филип понимал, что не может быть с нею, пока не задаст один вопрос, даже если это означает потерять ее навеки. Никогда в жизни он не согласится пережить снова тот ад, в который ввергли его последние слова Сесили в роковую ночь ее гибели.

Сделав глубокий вдох, чтобы голос не дрожал, он сказал:

– Габби, милая, ты, наверно, возненавидишь меня за этот вопрос. Никогда больше я не хочу испытывать мучительные сомнения... – Он замолчал, и Габби тщетно пыталась понять смысл его слов. – Я должен знать, Габби. Ты не... не беременна от капитана Стоуна? – выпалил он. – Ты понимаешь, почему я спрашиваю? Постарайся представить себя на моем месте.

– А если и так, Филип? – спросила Габби, закипая от возмущения.

– Я приму ребенка, потому что он твой, и даже, черт возьми, буду любить его, потому что его отец был храбрым человеком и любил тебя! Но он никогда не сможет стать моим наследником.

Постепенна гнев Габби улегся, когда она осознала слова Филиппа. Для нее это было доказательством того, что он действительно изменился, что он я любит ее. Она-то точно знала, что их единственная s§ ночь с Робом прошла без последствий, и смогла быстро успокоить Филиппа.

– Филип, милый мой, мы с Робом были вместе только один раз, и я точно знаю, что я не забеременела после той ночи.

– Радость моя! Любовь моя! Будем надеяться, что наша сегодняшняя встреча окажется более плодотворной! – воскликнул Филип и постарался снова разжечь пламя, которое сжигало их за несколько мгновений до этого. Габби почувствовала его желание, которое захватило ее. Она непроизвольно стала двигаться с такой неистовостью, что ей стало больно, а потом у нее как будто выросли крылья, и внутри что-то взорвалось, разлетелось по телу миллионами маленьких осколков как раз в то мгновение, когда Филип достиг своего обжигающего пика.

9

После такого бурного воссоединения Габби вернулась на «Стремительный» с Филиппом. Они собирались отплыть на Мартинику, как только это станет возможным. Двенадцатого декабря было получено сообщение, что британский флот стоит на рейде в районе озера Борн. Генерал Джексон полагал, что англичане не пойдут на веслах шестьдесят миль через озеро, поэтому оставил лишь небольшую флотилию канонерок.

Джексон не знал, что англичане уже начали переправлять свою армию из 5700 человек в добытых где только можно плоскодонках на остров, который находился посередине озера Борн. А вскоре им представился случай, значительно облегчивший наступление: местный испанский рыбак за вознаграждение показал им дорогу в протоку Бьенвеню, единственную, которая была не заблокирована Джексоном. Эта протока вела к левому берегу Миссисипи в восьми милях от города. Американцы знали, что протоку Бьенвеню будет оборонять майор Вильерс, чья семья владела землей вдоль протоки. А Вильерс полагал, что опасность нападения невелика, и оставил на берегу чисто символический сторожевой пост.

Двадцать третьего декабря англичане вошли в протоку Бьенвеню, захватили майора Вильерса и его плантацию и оставались там, пока вся их армия переправлялась через озеро Борн. Майору Вильерсу каким-то образом удалось сбежать, он добрался до Нового Орлеана и сообщил Джексону, что сотни англичан находятся в восьми милях от города.

Когда Филип узнал о происшедшем, он предложил себя и всю команду «Стремительного» в распоряжение генерала Джексона. Тот охотно согласился. Двадцать четвертого декабря, накануне Рождества, Филип попрощался с Габби.

Хотя она предвидела отъезд мужа, она не могла подавить свой страх при прощании.

– Пожалуйста, Филип, – просила она, – позволь мне поехать с тобой. Я могу чем-нибудь помочь, хотя бы ухаживать за ранеными.

– Нет, милая, – сказал он непререкаемым тоном. – Ты останешься здесь, пока я не вернусь.

Там, посреди ружейных выстрелов и разрывов снарядов, слишком опасно. Я не хочу снова потерять тебя.

– А как же ты? – спросила она. – Ты тоже подвергаешься опасности.

– Это другое дело, малышка. Я могу позаботиться о себе, – ответил он, не обращая внимания на ее недовольство. – Иди ко мне и поцелуй на прощание, как достойная жена воина. – Габби бросилась ему на шею и изо всех сил старалась не плакать. Филип нежно поцеловал ее и сразу же отстранился. Он стремительным шагом, не оглядываясь, направился к своим людям, уже погрузившим оружие на повозки и ожидавшим его, и они отправились в путь.

Рождество получилось очень грустным, никаких известий от Филиппа не было, единственное, что она узнала, – один из кораблей Жана Лафита, «Каолина», обстреливает англичан на левом фланге, а американские войска атакуют на правом. Все это время Габби усердно молилась за спасение Филиппа и своих друзей с Баратарии.

До двадцать восьмого декабря она не слышала больше новостей, а в тот день все заговорили, что еще один вооруженный корабль Лафита, «Луизиана», стал обстреливать англичан, которые пытались атаковать американские войска. Излишне говорить, что атака захлебнулась.

Англичане потратили три дня на то, чтобы перевезти десять восемнадцатифунтовых пушек и четыре пушки по двадцать четыре фунта с кораблей. Пушки переправляли на каноэ, потом тащили через болота, и наконец под покровом темноты англичане установили четыре батареи под самым носом у генерала Джексона, в нескольких сотнях ярдов от его линии обороны. Парапеты построили из бочек из-под сахара и, как только рассеялся утренний туман, открыли огонь.

Американские пушки, которыми в основном командовали Лафит и его люди, ответным огнем обрушились на англичан. Грохот выстрелов доносился до Нового Орлеана. С поразительной точностью большие пушки Лафита разнесли английские батареи.

Филип не возвращался, и для Габби невыносимо было больше ждать, не зная, жив он или умер. Не находя себе места от тревоги, она оделась в мальчишеский наряд и, решив любым способом добраться до поля битвы, пошла в город. Идя по одной из улиц, она услышала:

– Габби, Боже мой, это ты?

Габби обернулась, подняв брови от удивления, потому что она никого в Новом Орлеане не знала, кроме Марселя, а голос был женский. Удивление сменилось радостью, потому что перед ней была Мари, сидевшая на козлах небольшой повозки.

– Мари, я рада вновь тебя видеть! – воскликнула Габби и бросилась к подруге.

– Я тоже рада, дорогая, – сказала Мари. – Но куда ты идешь в таком виде? Твой капитан Стоун, наверно, сражается с англичанами у канала Родригес?

– Роб умер, – сказала Габби, и голос ее дрогнул. – Я вернулась к своему мужу, а он сейчас воюет вместе с генералом Джексоном.

– Вот оно что! Я как раз гадала, нашел тебя муж или нет. Жан сказал мне, что он приезжал на Баратарию и искал тебя. Так, значит, все хорошо? – спросила она, сразу отметив блестящие глаза и покрасневшие щеки Габби.

– Я... да, я думаю, что все хорошо. Но скажи мне куда ты едешь и что вообще делаешь в Новом Орлеане?

Я провела здесь несколько недель и помогала сестре, у которой родился ребенок. А теперь я войска к Жану.

Похоже было, что молитвы Габби были услышаны – Она могла добраться до поля боя, помочь друзьям с Баратарии и одновременно разыскать Филиппа.

Возьми меня с собой, Мари, – попросила она вне себя от волнения. – Я могу делать то же, что и ты, и я так многим обязана тебе и Жану. Я хочу отплатить вам предложив свою помощь.