Цветок желаний (Погоня за счастьем) - Мейсон Конни - Страница 55

– Я расскажу тебе, что случилось, – зло бросил ему Джейсон. – У вас с Джеффом всегда все было, а меня только терпели в вашей семье, никто никогда не любил меня по-настоящему. Никто! И поэтому я завидовал тебе. У твоей семьи были деньги. Вы с Джеффом получали все самое лучшее, а я не имел ничего. Но больнее всего меня задело за живое то обстоятельство, что Дора приняла твое предложение. Твое, а не мое! После вашей свадьбы я задумал погубить тебя и разработал план. Неужели ты думал, что мне нравилось работать на тебя, выполнять твои поручения? Но я знал, что смеется тот, кто смеется последним, Рэм... Я спал с Дорой еще до вашей свадьбы и продолжал с ней спать после вашей женитьбы. Ты был в таком восторге от Доры, что даже не догадывался о том, что она не была девственницей.

– А затем ты нанял убийцу, чтобы тот застрелил Хайрама, и обвинил меня в убийстве моего компаньона, – сказал Рэм голосом, исполненным горечи. – Ты и Дора посадили меня в тюрьму. Но я нарушил все ваши планы, не так ли? Ты забыл о том, что Джефф – техасский рейнджер. Мой брат твердо решил доказать мою невиновность. Человека, которого ты нанял, арестовали, и он дал показания, Джейсон, сознавшись во всем. Меня выпустили на свободу, а на тебя объявлен розыск.

– Я слышал, что ты вышел из тюрьмы, – хмыкнул Джейсон, – и знал, что ты станешь разыскивать нас. Я отлично понимал, что правоохранительные органы могут и не добраться до нас, но ты, ты обязательно доберешься. В течение этих десяти лет мы непрестанно переезжали с места на место, так что я уже потерял счет нашим переездам. Я не могу припомнить даже все города, в которых мы жили за это время. Так зачем же ты явился, Рэм? Ты собираешься убить нас? Или передать в руки правосудия?

– Я еще не решил это, – признался Рэм.

– Прошу тебя, Рэм, отпусти нас! – взмолилась Дора, в ее глазах отражался дикий страх. – Подумай о Томми. Что будет с ним, если ты убьешь нас или отправишь в тюрьму?

– Тебе следовало подумать об этом, прежде чем вступать в связь с Джейсоном и строить против меня свои козни.

Несмотря на резкость слов, Рэм отлично понимал, что ребенок меняет все дело. Он не сможет хладнокровно расправиться с родителями, зная, что тем самым сделает несчастным невинного ребенка.

– Ты не понимаешь, о чем я говорю! – воскликнула Дора срывающимся голосом, в котором звучали панические нотки.

Рэм внимательно вгляделся в ее лицо. На него не производили больше впечатления ее удивительная красота и пышное тело, которое когда-то так пленяло его. Светлый ореол белокурых волос обрамлял лицо Доры, на котором сияли темные, как ночь, миндалевидные глаза. Ее полные губы не утратили с годами своей чувственной сочности, о которой Рэм до сих пор хранил воспоминания. Ее длинные ресницы беспомощно трепетали, а грудь учащенно вздымалась, выдавая страх и волнение. Дора умоляла Рэма пощадить ее.

– Неужели ты убьешь мать своего сына?

Рэм от неожиданности застыл на месте. Ему показалось, что он ослышался.

– Что ты сказала? – переспросил он.

– Она сказала, что, вполне возможно, Томми – твой сын, – повторил Джейсон резким тоном. – Впрочем, он с таким же успехом может быть моим сыном. Лично я считаю, что он все же твой сын. Я терпеть не могу этого выродка, но, вынужден мириться с его существованием, потому что он ребенок Доры. Каждый раз, когда я смотрю на него, я вижу тебя, Рэм, человека, который имел все, к чему я так стремился и о чем всегда мечтал.

В душе Рэма боролись противоречивые чувства – смущение, испуг и неверие в искренность этих двоих. Если Джейсон стремился тем самым ошеломить и обезоружить его, то, надо признать, ему это великолепно удалось. Рэм ни минуты не сомневался в том, что Томми не его сын. Это был еще один коварный план Джейсона, рассчитывающего побольнее ранить душу Рэма. Рэм не верил ему, но все же...

– Ты лжешь. Только ублюдок использует своего собственного сына в столь неблаговидных целях. Сколько лет Томми? Семь, восемь? Он не может быть моим ребенком.

– Томми девять лет, скоро исполнится десять, – заявила Дора. – Ты можешь верить в это, Рэм, или не верить, но возможность того, что Томми твой сын, существует. Временами он очень похож на тебя, это о многом говорит.

Рэм пришел в ужас, он не хотел верить в то, что этот бедный мальчик, которого третировал Джейсон, – его собственный сын. Ему легче было убедить себя в том, что Дора и Джейсон придумали новый жестокий способ, с помощью которого они могли мучить его. Эти коварные люди рассчитывали на то, что Рэм не тронет их, пожалев невинного ребенка. Томми был их защитой. Рэм должен был поверить именно в эту версию, ему необходимо было убедить себя в этом, иначе он не смог бы спокойно жить дальше, зная, что его ребенок постоянно подвергается издевательствам.

Вся ситуация предстала теперь перед Рэмом совсем в другом свете. Он все еще страстно мечтал о мести, но Томми и вопрос о его отцовстве перечеркнули все планы Рэма.

– Я вижу, тебя все еще гложет сомнение, – промолвил Джейсон. – Я знаю, что ты хочешь убить меня. Давай, действуй, но помни, что ты убиваешь безоружного человека. – И он распахнул свой сюртук, показывая, что у него нет оружия. – Если тебе нужны доказательства, спроси Томми, сколько ему лет. Мальчик не станет лгать.

– Позови его, – велел Рэм. Он не понимал, почему так легко клюнул на удочку Джейсона и откликнулся на его предложение. Возможно, ему очень хотелось еще раз взглянуть на ребенка.

Джейсон кивнул Доре, и та вышла. Она вернулась через несколько минут вместе с Томми, держа мальчика за руку. Левая щека ребенка напухла и покраснела. Увидев испуганное выражение лица малыша, Рэм почувствовал, как у него защемило сердце.

– Сколько тебе лет, Томми? – резко спросил Джейсон.

Томми бросил на него изумленный взгляд:

– Ты знаешь, сколько мне лет, папа.

– Не противоречь мне, малыш, – сказал Джейсон, занося руку так, будто собирался снова ударить ребенка.

– Если ты еще раз хоть пальцем тронешь мальчика, я убью тебя на месте, – сказал Рэм с мрачной решимостью. Никогда в жизни он не испытывал такого непреодолимого желания ударить другого человека.

Томми с интересом взглянул на Рэма. Никто никогда не вставал еще на его защиту, даже его собственная мать. Мальчик страдал от жестокого обхождения сколько себя помнил. Как бы было хорошо иметь настоящего защитника!

– Мне девять лет, скоро исполнится десять, – промолвил Томми.

Голубые глаза мальчика смотрели прямо на Рэма, Рэм был поражен их искренностью. Он пристально вглядывался в лицо Томми, стараясь выяснить правду, но перед ним был всего лишь миловидный светловолосый мальчик с голубыми глазами, которые он мог унаследовать как от него, Рэма, так и от Джейсона. Правда, волосы мальчика были светло-русыми, в то время как Джейсон имел темные волосы. Но малыш мог унаследовать цвет волос от матери. Нет, внешность мальчика не давала ответа на вопрос, мучивший Рэма.

– Ты удовлетворен, Рэм? – усмехнулся Джейсон.

Рэм далеко не был удовлетворен. Он так и не знал, есть ли у него сын или нет. Впрочем, даже Дора не могла бы с уверенностью ответить на этот вопрос. Теперь Рэм хотел только одного: побыстрее уйти отсюда, чтобы в уединении спокойно обдумать все увиденное и услышанное. Что бы он ни предпринял, его действия отразятся на судьбе невинного ребенка. И, насколько он мог судить, мальчик и без того уже многое пережил в своей жизни.

– Благодари ребенка за временную отсрочку наказания, – сурово бросил Рэм. – Но последнее слово все еще остается за мной. Советую тебе никуда не уезжать из города. Если я не найду тебя, тебя найдет правосудие.

– Что ты собираешься делать? – насторожилась Дора. – Я устала бегать от тебя по всей стране, Рэм. Неужели ты не можешь простить и забыть нас? Посмотри на себя: ты возмужал за эти годы и, по всей видимости, разбогател, а мы влачим жалкое существование, каждый день ожидая, что на нашем пороге появишься ты или представители закона.

– Простить вас? – Из груди Рэма вырвался звук, отдаленно похожий на горький смех. – Слишком поздно! Я пережил столько горя. Когда-то ты была всем для меня. А теперь взгляни на себя, ты занимаешься проституцией, зарабатывая своим телом деньги для человека, который обращается с тобой и твоим сыном хуже, чем со швалью.