Дом стрелы - Мейсон Альфред - Страница 9

– Мадемуазель… – начал он, по Бетти прервала его. Сейчас в ее поведении не было ни следа беспокойства – она полностью овладела собой.

– Я знаю, Гастон. Проводите мосье Ано сюда.

Но мосье Ано вошел сам. Он церемонно поклонился Бетти Харлоу и сердечно пожал руку Джиму Фробишеру.

– Я очень обрадовался, мадемуазель, когда, идя через двор, увидел, что мой друг с вами. Надеюсь, он сообщил вам, что я не людоед из сказок?

– Но вы ни разу не посмотрели на окна! – недоуменно воскликнула Бетти.

Ано весело улыбнулся.

– Моя профессиональная техника, мадемуазель, позволяет, не глядя на окна, знать, что происходит за ними.

Вы позволите? – И он положил шляпу и трость на большой письменный стол в центре комнаты.

Глава 5

Бетти Харлоу отвечает

– Но мы не можем видеть даже сквозь самые широкие окна, – продолжал Ано, – что происходило за ними две недели назад. В таких случаях, мадемуазель, нам приходится становиться назойливыми и задавать вопросы.

– Я готова на них ответить, – спокойно сказала Бетти.

– Не сомневаюсь, – добродушно отозвался детектив. – Я могу сесть?

Покраснев, Бетти вскочила:

– Конечно, мосье Ано. Прошу прощения.

Только эта маленькая оплошность свидетельствовала о том, что девушка нервничает. Если бы не она, Джим мог бы приписать Бетти почти сверхъестественное для ее возраста самообладание.

– Ничего, – улыбнулся Ано. – В конце концов, даже самые вежливые из нас, полицейских, не слишком приятные гости. – Он придвинул к себе стул таким образом, чтобы сесть лицом к Бетти. Но все преимущества детектив уступил девушке. Солнечный свет падал ему прямо в лицо, в то время как лицо Бетти было обращено к комнате. – Прежде всего, мадемуазель, – начал Ано, опустившись на стул, – я изложу вам план нашей простейшей процедуры, каким я его представляю себе в данный момент. Тело мадам Харлоу было эксгумировано вчера вечером в присутствии вашего поверенного.

Бетти вздрогнула от отвращения.

– Конечно, все это весьма неприятно, – быстро добавил Ано. – Но мадам Харлоу уже нельзя причинить вред, а мы должны думать о живых и обеспечить, чтобы в отношении вас, мисс Бетти Харлоу, не осталось ни тени подозрений. Мы должны дождаться заключения медицинского эксперта, после чего магистрат, несомненно, принесет вам извинения, а я смогу вернуться в скучный Париж, Увозя с собой подписанную фотографию очаровательной мисс Харлоу.

– И это все? – воскликнула Бетти, радостно всплеснув руками.

– Для вас да, мадемуазель. Но не для нашего друга Бориса! – Ано усмехнулся. – Мне не терпится провести с ним полчаса с глазу на глаз. Постараюсь, чтобы при этом не присутствовал мой добрый друг мосье Фробишер, иначе он испортит мне все удовольствие. Он будет смотреть на меня, как моя чопорная тетушка, и думать: «Какой стыд! Этот Ано просто шут! Он ведет себя неподобающе!» Я и не собираюсь вести себя подобающе, зато буду смеяться всю дорогу от Дижона до Парижа.

Мосье Ано уже смеялся, и Бетти неожиданно присоединилась к нему, напомнив Джиму, как он слышал ее звонкий смех сквозь открытую дверь в холле.

– Смейтесь сколько угодно, мадемуазель! – воскликнул Ано. – Можете смеяться даже над моей глупостью. Вы должны задержать мосье Фробишера в Дижоне, покуда он не обучится этому божественному искусству.

Детектив придвинул свой стол чуть ближе к девушке, и перед мысленным взором Джима предстало малоприятное видение врача, который с шутками и прибаутками незаметно придвигается к опасно больному пациенту. Ему понадобилось несколько минут, чтобы изгнать эту картину из головы.

– Теперь перейдем к делу, – сказал Ано, – и постараемся выстроить все факты по порядку.

– Да, – согласился Джим и тоже слегка придвинул свой стул. Любопытно, подумал он, как мало он знает о подлинных фактах этого дела.

– Насколько нам известно, мадемуазель, мадам Харлоу мирно скончалась в своей постели?

– Да, – подтвердила Бетти.

– В ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое апреля?

– Да.

– В ту ночь она спала одна в своей комнате?

– Да, мосье.

– Так было всегда?

– Да.

– Кажется, ее уже некоторое время беспокоило сердце?

– Последние три года она была инвалидом.

– И в доме находилась опытная сиделка?

– Да.

Ано кивнул.

– Скажите, мадемуазель, где спала эта сиделка? В комнате, соседней с комнатой мадам?

– Нет. Ей отвели спальню на том же этаже, но в конце коридора.

– Насколько далеко находилась эта спальня от комнаты вашей тети?

– Их разделяли две комнаты.

– Большие?

– Да. Все эти комнаты расположены на первом этаже, и их можно назвать гостиными. Но с тех пор, как мадам заболела и ей стало трудно подниматься по лестнице, некоторые из них приспособили для нее.

– Понятно. Значит, две большие гостиные? А стены в доме достаточно плотные – ведь его построили не в наши дни. Тогда ответьте, мадемуазель, был бы слышен в комнате сиделки крик мадам Харлоу ночью, когда в доме было тихо?

– Едва ли, – ответила Бетти. – Но у кровати мадам находился звонок в спальню сиделки. Ей было достаточно нажать кнопку.

– Вот как? Звонок установили специально для нее?

– Да.

– А кнопка в пределах досягаемости. Но если бы мадам потеряла сознание, от звонка было бы не много пользы. Разве сиделке нельзя было отвести комнату поближе?

– Вообще-то можно, мосье Ано. Смежную комнату со спальней моей тети.

Ано с озадаченным видом откинулся на спинку стула. Джим Фробишер решил, что ему пора вмешаться. Он нервничал все сильнее, не понимая, почему необходимо досаждать Бетти этими вопросами.

– Мы бы сэкономили время, мосье Ано, – предложил он, – если бы сами взглянули на эти комнаты.

Детектив повернулся, словно на шарнире, с восхищением глядя на младшего коллегу.

– Отличная идея! – воскликнул он. – Как изобретательно, мосье Фробишер! Примите мои комплименты! – Внезапно его энтузиазм сменился унынием. – Но какая жалость!

Ано ожидал, что его компаньон потребует объяснений, но Джим молчал, покраснев от злости. Очевидно, он сделал нелепое предложение и был за это высмеян в присутствии Бетти Харлоу, которая смотрела на него как на спасителя. Этот Ано просто невыносим!

– Нам следовало посетить эти комнаты раньше, мосье Фробишер, – наконец объяснил детектив. – Комиссар полиции опечатал их, и в его отсутствие мы не можем сломать печати.

На губах Бетти Харлоу мелькнула улыбка, и Джим увидел, как Ано напрягся, словно сторожевой пес, услышавший звук в ночи.

– Вам смешно, мадемуазель? – резко осведомился он.

– Совсем наоборот, мосье. – Лицо девушки стало печальным. – Я надеялась, что эти ужасные печати теперь можно убрать. Они внушают страх. Как будто дом стал запретным!

Поведение Ано сразу же изменилось.

– Могу хорошо это понять, мадемуазель, – сказал он. – Постараюсь добиться, чтобы печати сломали. От них нет никакой пользы, так как комнаты опечатали, когда было выдвинуто обвинение и спустя десять дней после смерти мадам Харлоу. – Он повернулся к Джиму: – Во Франции узы бюрократизма не менее крепки, чем в Англии. Но мой вопрос не зависит от облика комнат. – Ано снова обратился к Бетти: – Мадам Харлоу была инвалидом и нуждалась в постоянном присмотре. Почему же сиделка не спала в смежной комнате, а там, где могла не услышать ни крика, ни внезапного вызова?

Бетти задумалась. Ответить на этот вопрос было нелегко. Она склонилась вперед, тщательно подбирая слова.

– Чтобы разобраться в этом, мосье, вам нужно понять, что собой представляла моя тетя, и поставить себя на ее место. Да, она была инвалидом и в течение трех лет не выходила дальше сада – только раз в год ездила в своем седане в Монте-Карло. Но тетя не желала признавать себя беспомощной. Она была борцом и не сомневалась, что поправится, а постоянное присутствие сиделки в униформе расстраивало ее, внушая мысль, будто ей осталось жить считаные дни. – Бетти сделала паузу. – Конечно, во время тяжелых обострений сиделка перебиралась поближе к тете – я сама отдавала распоряжение. Но как только мадам становилось лучше, сиделке приходилось переселяться назад.