200 знаменитых отравлений - Анцышкин Игорь - Страница 91

Для китайских коммунистов все это было в новинку, но Мао использовал те методы, которые уже были апробированы в 1930-х годах «старшим братом» в Москве. За время яньанских чисток было уничтожено несколько сотен тысяч человек, более 20 тысяч покончили жизнь самоубийством. Для того чтобы «враги народа» не мучились совестью, им помогали ядами, и сколько человек действительно покончили жизнь самоубийством, а сколько было отравлено, знали, возможно, только Мао и его подручный Кан Шен. Хотя не всегда яд выполнял свою функцию по очистке рядов партии. Тот же Ван Мин был отравлен, но сумел преодолеть последствия отравления и выжил.

Продолжались «политические отравления» в КПК и после прихода коммунистов к власти. В Маньчжурии на пост руководителя с помощью советской военной администрации был посажен товарищ Гао Ган. Он чувствовал себя независимым от Пекина, и поэтому в Харбине везде висели портреты Сталина, а не Мао. Гао Ган регулярно слал доносы на руководство китайской компартии в Москву. Единственное, чего Гао Ган не знал, так это того, что копии его доносов Сталин отправлял Мао. Не любил вождь, когда подкапываются под руководителя. Пока у власти был Иосиф Виссарионович, Мао опасался трогать непокорного члена Политбюро, но после 1953 года Гао Гана сначала убрали из Маньчжурии, лишив его поддержки на местах. Ему дали небольшой пост в Пекине. Потом посадили под домашний арест, затем отправили в тюрьму и там «раскаявшийся в своих ошибках товарищ Гао Ган отравился», как сообщили об этом печальном событии из Пекина в Москву.

«УБИЙЦЫ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ»

Сталин, неоднократно прибегавший к помощи ядов, легко мог представить себе, что и его, и ближайших сподвижников могут отравить те, кто имеет доступ к высокопоставленным лицам. Поэтому уже на первых московских процессах на скамье подсудимых появились врачи.

Во время третьего процесса вместе с троцкистами, бухаринцами и шпионами судили трех врачей – 66-летнего профессора Плетнева, старшего консультанта Медицинского управления Кремля Левина и широко известного в Москве врача Козакова. Перед этим Ежов провел длительную обработку подсудимых врачей. Сначала была сломлена воля одного из них, затем его показания использовались против запирающихся. Первым подвергся обработке кардиолог Плетнев. Чтобы деморализовать Плетнева еще до начала так называемого следствия, Ежов прибег к коварному приему. К профессору в качестве пациентки была послана молодая женщина, обычно используемая НКВД для втягивания сотрудников иностранных миссий в пьяные кутежи. После одного или двух посещений профессора она подняла шум, бросилась в прокуратуру и заявила, что три года назад Плетнев, принимая у себя дома, в пароксизме сладострастия набросился на нее и укусил за грудь. Попытки Плетнева доказать абсурдность обвинения ни к чему не привели и дело попало в суд. Профессора признали виновным и приговорили к длительному тюремному заключению. В газетах печатались статьи, посвященные «садисту Плетневу», почти ежедневно публиковались резолюции медицинских учреждений из разных городов, поносивших профессора Плетнева, опозорившего советскую медицину. Плетнев был в отчаянии и в таком состоянии был переведен из камеры в следственный «конвейер». Следователи намечали назначить Левина главным помощником Ягоды по части «медицинских убийств», а профессору Плетневу и Козакову отвести роль левинских соучастников.

Согласно легенде, состряпанной Сталиным при участии Ежова, Ягода вызывал этих врачей в свой кабинет, каждого поодиночке, и путем угроз добивался от них, чтобы они неправильным лечением сводили в могилу своих пациентов – Куйбышева, Менжинского и Горького. Из страха перед Ягодой врачи будто бы повиновались.

Все это было шито белыми нитками, но для интриги свидетелем по делу выступил сам Ежов, объявив и себя жертвой покушения отравителей. Вышинский подвел под это широкую историческую базу. Приведя многочисленные примеры удачных отравлений, он как дважды два доказал, что и в СССР травили и травить будут. Таким образом профессор Плетнев, доктора Козаков и Левин были осуждены по прецедентам, на которые так богата история человечества, хотя во время суда ни одного доказательства их вины обвинение так и не предъявило.

В отличие от других подсудимых, врачи воспользовались услугами адвокатов. Но защита была довольно специфической. «Огромны, кошмарны, чудовищны преступления наших подзащитных. Но, возможно, вы их пожалеете?» – спрашивали у обвинения защитники. «Пожалели» только Плетнева, он получил 25 лет, а потом долгие годы слал письма наверх, рассказывая в них об ужасах следствия.

Экспертами на процессе выступали коллеги осужденных – профессор В. Виноградов и профессор Н. Шерешевский. Через 14 лет они сами стали «врачами-отравителями». Виноградов подписал медицинское свидетельство о естественной смерти А. Жданова, а затем был обвинен в преднамеренном его убийстве по заданию британской разведки. Спасла врачей только смерть Сталина, и если б не это, то крупного процесса было не избежать.

Это было ясно всем, читавшим советскую прессу. 13 января 1953 года под рубрикой «Хроника» все центральные газеты поместили сообщение ТАСС «Арест группы врачей-вредителей»: «…все эти врачи-убийцы, ставшие извергами человеческого рода… состояли в наемных агентах у иностранной разведки. Большинство участников террористической группы (М. С. Вовси, Б. Б. Коган,

A. Й. Фельдман, А. М. Гринштейн, Я. Г. Этингер и другие) были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», созданной американской разведкой якобы для оказания помощи евреям в других странах… Другие участники террористической группы (В. Н. Виноградов, М. Б. Коган, П. И. Егоров) оказались давнишними агентами английской разведки».

Фактически подготовка к процессу врачей началась еще в 1950 году, когда был арестован профессор-терапевт Яков Гилярович Этингер. Его арестовали в ноябре, и первоначально вопрос о вредительстве и отравлениях следствие не ставило. Врача обвиняли в обычных клеветнических измышлениях, типа «маршал Тито никакой не немецкий шпион». Но Этингер лечил слишком много не тех людей – Кирова, Орджоникидзе, Лакобу, Чичерина, Ходжаева, Литвинова, Тольятти, Тито, Димитрова, Хосе Диаса,

B. Пика. С сентября 1951 года из врача-арестанта начали выбивать показания на врачей-вредителей, которые еще в то время были на свободе и продолжали лечить пациентов Главсанупра. Этингер умер в следственном изоляторе МГБ в 1951 году. Но после него осталось достаточно следственного материала, чтобы посмертно обвинить и его, и врачей-коллег во вредительском лечении. Этингера непосредственно обвиняли во «вредительском лечении секретаря ЦК, МК и МГК ВКП(б), кандидата в члены Политбюро ЦК А. С. Щербакова.

Перед началом «большого» процесса была проведена репетиция будущего судилища. Была арестована группа врачей, работавших в медицинской части крупнейшего автомобильного завода имени Сталина (ЗИСа). К ним прибавили сотрудников дирекции, работников министерства и даже журналистку, писавшую о ЗИСе. У всех арестованных были фамилии, которые сразу показали народу, кто его враги: А. Финкельштейн, Д. Смородинский, М. Айзенштадт, Э. Лифшиц. Все обвиняемые были расстреляны в ноябре 1950 года.

Добавив к имевшимся материалам Этингера донос заведующей электрокардиографическим кабинетом Кремлевской больницы, врача-патриотки Лидии Тимашук, органы вполне могли рассчитывать на громкий процесс с антисемитским душком, но смерть «лучшего друга чекистов» оборвала начавшуюся раскрутку «врачей-отравителей». Однако перед этим во все газетах появлялись погромные статьи с обвинением «космополитов», готовивших отравления маршалов Василевского, Говорова, Конева и других. В больницах началась паника, больные смотрели на врачей как на коварных злодеев, отказывались принимать прописанные лекарства. Одна женщина-врач из Москвы рассказывала в то время: «Вчера пришлось весь день глотать пилюли, порошки, десять лекарств от десяти болезней – больные боялись, что я «заговорщица».