Загадка 37 года (сборник) - Мухин Юрий Игнатьевич - Страница 63

Лондон и Париж не использовали последний, как показали дальнейшие события, остававшийся у них шанс остановить агрессора, предотвратить войну. Мало того, продемонстрировали своим союзникам в Восточной Европе — СССР, Польше, Чехословакии, Румынии, Югославии, что будут и впредь избегать обострения отношений с Германией, столкновения с нею. Продолжают и, скорее всего, будут продолжать порочную политику умиротворения. И все же во Франции пока еще не предали забвению договор с Москвой. Сенат, долгое время под всеми возможными предлогами оттягивавший его обсуждение, под влиянием взрывоопасной ситуации, возникшей на восточной границе, 12 марта, наконец, ратифицировал его.

Но все же чтобы лишний раз уточнить позицию СССР при изменившемся столь радикально положении, в Москву направился Шастенэ, главный редактор ведущей парижской газеты «Тан». 16 марта встретился с заместителем наркома иностранных дел Н.Н. Крестинским, чтобы услышать от него ответ на вопрос, более всего волновавший французов: каким образом Советский Союз окажет «Франции военную помощь в случае нападения на нее Германии». Получил же странный, несколько уклончивый ответ. Крестинский заявил: «…Вопрос конкретно между генеральными штабами обеих стран еще не обсуждался и, очевидно, при обсуждении они должны будут по этому поводу договориться. Конечно, для оказания помощи Франции нам пришлось бы согласовать свои действия с другими союзниками Франции в Европе. Мне кажется, однако, что на помощь Польши рассчитывать трудно».

Шастенэ возразил замнаркому, что тот «не учитывает того, что Польша, которую он только что посетил и которая продолжает считать себя союзником Франции, в случае нападения Германии на Францию выступит против Германии». А потому его, журналиста, очень интересует, «как Советский Союз в этом случае сможет поддержать Польшу». И вновь не услышал ничего определенного. Крестинский ответил так, будто пакт еще не был заключен, лишь обсуждался: «…Подобное выступление Польши мне представляется сомнительным, но если польские войска действительно выступили бы против Германии, то мы могли бы на первом этапе войны поддержать их снабжением и таким образом совместными усилиями оттянуть часть немецких войск от Франции. Такая помощь на первом этапе войны помогла бы нам выиграть время для того, чтобы затем оказать Франции помощь более отдаленными и длинными путями».

Не удовлетворенный услышанным, 19 марта Шастенэ встретился с Молотовым и также взял у него интервью. Оно же прозвучало весьма убедительным и обнадеживающим.

«Шастенэ. В случае, если бы Германия предприняла нападение на западе и в случае, если бы Польша осталась нейтральной, какую помощь мог бы СССР практически оказать Франции? Вопрос имеет немного стратегический характер. По-видимому, помощь со стороны СССР означала бы помощь со стороны Румынии и Чехословакии. Нейтралитет Польши, однако, в значительной степени затруднил бы действия СССР. Как практически могла бы быть осуществлена советская помощь Франции?

Молотов . Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нужно было бы знать конкретную обстановку, в которой пришлось бы его решать. Вся помощь, необходимая Франции в связи с возможным нападением на нее европейского государства, поскольку она вытекает из франко-советского договора, который не содержит никаких ограничений в этом отношении, Франции была бы оказана со стороны Советского Союза. Помощь была бы оказана в соответствии с этим договором и политической обстановкой в целом».

Подтверждая готовность СССР полностью выполнить все положения договора и начать боевые действия против нацистской Германии, Вячеслав Михайлович должен был учитывать и то, как развивались события, начиная с 7 марта. И только потому он заявил: «Главное направление, определяющее политику советской власти, считает возможным улучшение отношений между Германией и СССР. Разумеется, для этого могут быть разные пути. Один из лучших — вхождение Германии в Лигу Наций, при том, однако, условии, чтобы Германия на деле доказала, что она будет соблюдать свои международные обязательства в соответствии с действительными интересами мира в Европе и интересами всеобщего мира».

Схожую по сути мысль повторила и направленная Литвинову, находившемуся в те дни в Лондоне, директива ПБ от 22 марта. Она рекомендовала главе советского внешнеполитического ведомства использовать переговоры стран — участниц Локарнского соглашения, проходившего в британской столице, для того, чтобы предложить Германии присоединиться к франко-советскому пакту. Сделать это «в том расчете, чтобы Англия, Франция или Германия сами вынуждены были предложить в качестве компромисса пакт о ненападении между СССР и Германией. В этом случае Вы могли бы согласиться на этот пакт, имея в виду, что пакт о ненападении есть в то же время пакт о неоказании какой-либо поддержки агрессору, и что пакт теряет силу, если одна из сторон нападает на третье государство».

Таким образом Советский Союз решил подстраховать себя. Обеспечить собственную безопасность на тот случай, если бы Германия напала бы лишь на СССР, а Франция не стала бы спешить с той военной помощью, которую призвана была оказать в соответствии с пактом. Осталась бы на позиции умиротворения.

Однако к столь крайней мере прибегать в те дни не пришлось. Интервью, данное Молотовым и выразившее твердую позицию СССР, его безусловную готовность придти на помощь своему союзнику даже в случае нейтралитета Польши, сыграло свою роль. 27 марта в Париже произошло то, чего Москва ожидала почти год. Фланден и Литвинов обменялись ратификационными грамотами франко-советского договора, что в соответствии с международным правом и узаконивало вступление его в силу. А 1 апреля и правительство Великобритании официально гарантировало Франции свою военную помощь при нападении на нее Германии.

Так в Европе возникла, наконец, хотя и сложная, громоздкая, но все же выглядевшая достаточно надежной новая система безопасности. Система, призванная сдержать агрессивные устремления нацистов, но в основе которой лежали интересы только Франции. Ведь лишь она одна отныне была связана договорами о взаимопомощи — отдельно с Великобританией, СССР, странами Малой Антанты. В этом-то и заключался основной порок возникшей системы безопасности: она целиком и полностью зависела от воли к сопротивлению только Парижа.

Но, пожалуй, все эти весьма нелегкие проблемы отступили на второй план, перестали, выглядеть столь уж неразрешимыми, ибо начал претворяться в жизнь призыв VII конгресса Коминтерна, выдвинутый год назад — к единству действий социалистов и коммунистов в рядах единого фронта для совместной борьбы против фашизма и угрозы войны. Народные фронты, на которые столь рассчитывали в Кремле, становились реальностью и вскоре могли в корне изменить политическую ситуацию в Европе.

16 февраля в Испании прошли вторые после провозглашения республики выборы в кортесы (парламент). Победу на них одержал созданный после нелегких переговоров Народный фронт, объединивший Социалистическую рабочую партию, Левых республиканцев, Республиканский союз, Коммунистическую и Каталонскую националистическую партии. Фронт получил 237 мест, в то время как правые и монархическая партии, а также беспартийные центристы и примыкавшая к ним Баскская националистическая партия только 173. Через день президент Испании Алкала Самора поручил лидеру Левых республиканцев Мануэлю Асанье сформировать правительство. Первое в истории правительство Народного фронта.

Еще большее значение должны были иметь очередные парламентские выборы во Франции, проходившие в два тура — 26 апреля и 3 мая. Они также принесли убедительную победу Народному фронту. В палату депутатов было избрано 146 социалистов, 116 радикалов, 72 коммуниста и 26 представителей Социалистического рабочего союза. Они получили 370 мест из 594. Правда, только 4 июня, по истечении срока полномочий нижней палаты парламента прошлого состава, главой правительства стал Леон Блюм, лидер Социалистической партии. Он предложил коммунистам войти в правительство, однако лидеры КПФ решили вопрос отрицательно.