Папа Сикст V - Медзаботт Эрнест - Страница 18

С вступлением на папский престол Сикста V обстоятельства резко изменились. Он взял в свои железные руки все, что касалось внутренней и внешней политики государства. Окружающие были поражены тактом и энергией, которые проявил Сикст V на первых же порах его вступления на престол, он вовсе не был похож на того скромного монаха-отшельника, каким он казался в продолжение многих лет. Новый папа предстал глазам изумленной публики во всем величии государя и первосвященника; будто он всю свою долгую жизнь занимал высокий пост политического деятеля. Прежде всего, он желал установить равенство перед законом всех подданных от знатного барона до простолюдина. С непреклонной энергией и жестокостью он преследовал и того, и другого, если нарушался закон. Исповедуя простой народ, папа хорошо знал, как тяжело он был угнетен богатыми синьорами. Свидания эти вполне подтверждали правдивость истории, рассказанной куртизанкой Диомирой кардиналу-монаху. Изучая общественную жизнь, Сикст V пришел к убеждению, что современное общество совершенно безнаказанно страдает от трех страшных бичей: баронства, бандитов и папских сбиров, названных убийцами, от которых народ ищет защиты даже у бандитов. Сикст V в душе поклялся уничтожить, вырвать с корнем это страшное зло. На четвертый день по вступлении на престол новый папа, как мы знаем, показал, что его главная цель будет заключаться в правосудии, приказав повесить четырех бандитов, несмотря на просьбы всех кардиналов. Распоряжение это напугало баронов и дало надежду бедному народу. Первые притихли, а вторые подняли головы и уже не позволяли себя безнаказанно грабить и насиловать; зная, что им будет оказана законная помощь, они перестали преклоняться перед произволом синьоров и их клевретов и без церемонии крутили им руки назад и представляли в суд. Произошло что-то необычайное: для баронов, вельмож и кардиналов настал суд правильный, неумолимый, даже жестокий. К этому они не были приучены до сих пор. Племянник именитого кардинала Альтана, князь святой Германской империи, за нарушение закона был послан в крепость св. Ангела и приговорен к смертной казни. Папа Сикст V утвердил приговор. Только вмешательство германского правительства спасло осужденного, и он был освобожден. Сикст V хотя и был окружен друзьями, занимавшими важные посты при св. престоле, но ни один из них не смел помыслить превысить свою власть и перейти назначенную им границу; папа управлял государством вполне самостоятельно, отнюдь не поддаваясь постороннему влиянию.

В утро, о котором идет речь, главный зал Ватикана был переполнен иностранными посланниками и итальянскими вельможами. Каждый непременно преследовал свою цель. Испанцы интриговали против французского короля Генриха III, сторонники последнего указывали Сиксту V на чрезмерное тщеславие герцога Гиза, стремящегося быть сильнее папы; великий эрцгерцог Тосканский и другие итальянские князья употребляли все возможные усилия, дабы заручиться расположением папы. Словом, главный зал Ватикана напоминал минувшие времена, когда папа Григорий VII провозгласил с кафедры св. Петра свой страшный катехизис, известный под названием Dictatus papae, послуживший римской теократии, когда короли и императоры Европы оспаривали друг у друга честь вести за узду белого мула, на котором ехал римский первосвященник. Царствование Сикста V напомнило это минувшее время всемогущества папского престола. Между тем как посланники ждали очереди заявить его святейшеству свои полномочия, Сикст V очень любезно толковал с великим герцогом Тосканским.

— Итак, — говорил папа, — наше избрание доставило удовольствие вашему высочеству? Будьте уверены, что до тех пор, пока царствует Сикст V, Тоскана может рассчитывать на покровительство св. престола.

Одна из замечательных черт характера бывшего кардинала Монтальто была благодарность. Сикст V не забыл услуги, оказанной ему при выборах кардиналом Медичи. Окружающие с завистью видели, как его святейшество любезно разговаривает с герцогом Тосканским, родным братом кардинала Медичи.

Прошли те времена, когда внимание папы не ставилось ни во что!

Между тем в приемной произошло волнение. Церемониймейстер вбежал в зал, запыхавшийся и сконфуженный.

— Что случилось? — спрашивал его государственный секретарь святого престола кардинал Рустикуччи.

— О, ваша имененция, случилось то, чему верить трудно, — отвечал церемониймейстер.

— А именно?

— Герцог Паоло Орсини желает представиться его святейшеству.

Действительно, все с удивлением увидали входившего герцога Браччиано. Убийца папского племянника Перетти сначала, когда кардинал Монтальто был избран, было решил бежать из Рима, но после передумал, уверенный, что новый папа не посмеет тронуть его и с совершенно невинным видом, как будто он не принимал никакого участия в убийстве Перетти, отправился в Ватикан, желая представиться папе и лично поздравить его с восшествием на престол. Наглость, на которую способен был только такой закоренелый злодей, как Паоло Орсини!

Кардиналы и посланники, окружавшие папу, расступились и дали дорогу герцогу.

— Никто из приближенных вашего святейшества, — сказал Орсини, — не осмелился доложить вам о моем приходе, я сам решился преклонить колена пред моим государем и поздравить его…

Все взоры невольно обратились на папу; самые смелые трепетали, предвидя бурю неминуемую. Между тем Сикст V, смерив презрительным взглядом Орсини, не удостоил его ни одним словом приветствия и продолжал разговор с герцогом Тосканы. Орсини вспыхнул от стыда и сказал:

— Ваше святейшество, быть может, не расслышали слов первого римского барона?

Сикст V повернул голову и снова презрительно смерил с головы до ног убийцу своего племянника и опять не сказал ни одного слова. Вероятно, взгляд папы был чересчур красноречив: Орсини не выдержал и невольно, будто под влиянием какой-то сверхъестественной силы, упал на колени. Герцог ди Сора, утвержденный новым папой, в звании командира гвардии, сделал шаг вперед, впрочем, вовсе не с целью защищать герцога Орсини, а для того, чтобы по первому знаку его святейшества броситься на дерзкого злодея. Обстоятельства переменились теперь, герцог ди Сора был на службе у Сикста V, и союз, заключенный ими в подземелье, был забыт.

В числе присутствовавших находилось немало друзей Орсини, но все они со страхом отвернулись от него, лишь один венецианский посланник, помня услуги, оказанные республике покойным отцом Орсини, бросил умоляющий взгляд на Сикста V, как бы прося его пощадить Орсини. Папа любил венецианскую республику и не хотел отказать в просьбе ее представителю. Он улыбнулся посланнику, сделал общий поклон всем присутствовавшим и, опираясь на руку кардинала Рустикуччи, вышел из зала. Герцог Браччиано, наконец, пришел в себя и, поняв, что далее оставаться в Ватикане значило бы рисковать своей головой, поспешил убраться. Его никто не задержал, так как приказа о его аресте не было дано папой. Приехав домой, Орсини, запасшись деньгами, убежал из Рима.

Когда папа узнал о побеге Орсини, он, улыбаясь, сказал кардиналу Рустикуччи.

— Видите, друг мой, меня зовут волком, однако достаточно одного моего взгляда для того, чтобы убежал самый кровожадный лев.

— В писании сказано: «Ты вырвешь зубы у дракона», — отвечал Рустикуччи, — ваше святейшество, предназначено самим Провиденьем исполнить великие слова пророчества.

— Да, — продолжал задумчиво Сикст V. — Провиденье мне вверило стадо, которое я должен охранять от зверей. Но, быть может, народ не доволен, что я его защищаю; его пугают строгие меры.

— Не думаю, ваше святейшество. Достаточно одного имени Сикста V, чтобы успокоить правого и устрашить виновного. Народ понимает это и ценит.

— Во всяком случае, я уже не сверну с моего пути и, что бы ни случилось, буду идти по нему прямо. Позови ко мне римского губернатора, — прибавил Сикст V.

Государственный секретарь ушел, и вскоре явился римский губернатор.

ПОЛБУТЫЛКИ

ПЛОЩАДЬ «Navona» во времена папы Сикста V походила на узкое поле, посреди которого красовался дворец Орсини, где теперь дворец Браски. Это было излюбленное низшим классом народа место, здесь был рынок, тут толпились разные продавцы, в особенности продавцы вареных бараньих голов, столь любимых римлянами; крики продавцов, по преимуществу съедобного товара, сливались в общий нестройный гул. Остерии, окружавшие площадь, прекрасно торговали, в особенности в базарные дни. Продавцы и покупатели, напрыгавшись вдоволь на площади, чувствовали потребность промочить горло вином. Самая популярная остерия была у Григория Форконе, старого бандита дома Орсини, не раз исправно исполнявшего темные поручения всемогущего синьора, отправляя на тот свет каждого, кто имел несчастье не понравиться синьору Орсини или кому-нибудь из его приближенных. Говорили, и не без основания, что Григорий Форконе был одним из убийц Викентия Вителли, лейтенанта герцога Сора, изменнически заколотого по приказанию Орсини. Григорий Форконе получил от Орсини в награду за службу небольшой домик, где устроил остерию и торговал на славу.