Чернобыльская тетрадь - Медведев Григорий Устинович - Страница 39

– Пока еще неясно, – стал объяснять Шашарин. – Произошло это в 1 час 26 минут ночи во время проведения эксперимента по выбегу ротора генератора…

– Надо срочно остановить реактор! – сказал Майорец. – Почему он у вас работает?

– Реактор заглушен, Анатолий Иванович, – сказал Шашарин.

Похоже было, что всем ответственным за катастрофу хотелось как можно дальше отдовинуть нелегкий момент полного признания, расстановки всех точек над „i“. Хотелось, как это привыкли делать до Чернобыля, чтобы злая весть сама собою произнеслась, чтобы ответственность и вина незаметно как-то разложилась на всех и потихонечку. Именно поэтому, главным образом, шла тянучка, когда каждая минута была дорога, когда промедление приводило к преступному облучению ни в чем не повинного населения города. Когда у всех на уме было уже, истерично билось в черепные коробки слово „эвакуация“, но…

– Более того, Анатолий Иванович, – ответил Шашарин, – реактор находится сейчас в „йодной яме“, то есть глубоко отравлен…»

А реактор тем временем горел. Горел графит, изрыгая в небо миллионы кюри радиоактивности. Но это горел не просто реактор, прорвало давний скрытый нарыв нашей общественной жизни, нарыв самоуспокоенности и самообольщения, мздоимства и протекционизма, круговой поруки и местничества, смердил радиацией труп уходящей эпохи, эпохи лжи и гнойного расплавления истинных духовных ценностей…

Свидетельствует В. Н. Шишкин:

«Общее впечатление, что все главные ответственные:

Брюханов, Фомин, Мешков, Кулов и другие – преуменьшают случившееся, степень опасности…

Далее докладывал первый секретарь Припятского горкома партии А. С. Гаманюк. В момент аварии он находился в медсанчасти на обследовании, но утром 26 апреля, узнав о случившемся, покинул больничную койку и вышел на работу.

– Анатолий Иванович, – сказал Гаманюк, обращаясь к Майорцу, – несмотря на сложную и даже тяжелую ситуацию на аварийном блоке, обстановка в городе Припяти деловая и спокойная. Никакой паники и беспорядков. Обычная нормальная жизнь выходного дня. Дети играют на улицах, проходят спортивные соревнования, идут занятия в школах. Даже свадьбы справляют. Сегодня вот справили шестнадцать комсомольско-молодежных свадеб. Кривотолки и разглагольствования пресекаем. На аварийном блоке есть пострадавшие. Двое эксплуатационников: Валерий Ходемчук и Владимир Шашенок погибли. Двенадцать человек доставлены в медсанчасть в тяжелом состоянии. Еще сорок человек, менее тяжелых, госпитализированы позднее. Пострадавшие продолжают поступать. Директор АЭС Брюханов ежечасно дает сводки в Киев и нам, что радиационная обстановка в пределах нормы, так что ждем указаний высокой комиссии…

Затем докладывал Геннадий Васильевич Бердов – высокий, седовласый, спокойный генерал-майор МВД, заместитель министра внутренних дел УССР. Он прибыл в Припять в пять утра 26 апреля в новом, недавно сшитом мундире. Золотые погоны, мозаика орденских планок, значок заслуженного работника МВД СССР. Но мундир его, седые волосы были уже страшно грязными, радиоактивными, поскольку генерал провел все утренние часы рядом с АЭС. Радиоактивными теперь были волосы и одежда у всех присутствующих, в том числе и у министра Майорца. Радиация, как и смерть, не разбирает, кто ты – министр или простой смертный. Накрывает и пронизывает всех, кто попадет „под руку“. Но никто из присутствующих тем не менее не знал об этом. Приборов дозконтроля и защитных средств никому не выдавали. Ведь Брюханов докладывал, что радиационная обстановка нормальная. А раз все нормально, зачем тогда защита и приборы?

– Анатолий Иванович, – докладывал генерал Бердов. – В пять утра я уже был в районе аварийного энергоблока. Наряды милиции буквально приняли эстафету у пожарных. Они перекрыли все дороги к АЭС и поселку. Ведь окрестности станции очень живописные, и люди по выходным дням любят бывать здесь. А сегодня выходной. Но места отдыха стали теперь опасной зоной, хотя товарищ Брюханов и говорит нам, что радиационная обстановка нормальная. Милицейские наряды по моему приказу закрыли к ним подступы, особенно к местам рыбалки на водохранилище пруда-охладителя, подводящего и отводящего каналов. (Тут надо заметить, что генерал Бердов, догадываясь об опасности, не представлял, какова она на самом деле, каков лик и образ „врага“, как на него нападать и чем защищаться. Поэтому его милиционеры оказались без дозиметров и средств индивидуальной защиты и все до одного переоблучились. Но инстинктивно они действовали правильно – резко сократили доступ в предполагаемую опасную зону. – Г. М.)

В Припятском отделении милиции сформирован и действует оперативный штаб. На помощь прибыли сотрудники Полесского, Иванковского и Чернобыльского райотделов. К семи утра в район аварии прибыли более тысячи сотрудников МВД. Задействованы усиленные наряды транспортной милиции на железнодорожной станции Янов. Здесь к моменту взрыва находились составы с ценнейшим оборудованием, по расписанию приходили и приходят пассажирские поезда, локомотивные бригады и пассажиры которых ничего о случившемся не знают. Сейчас лето, открытые окна вагонов. Железная дорога проходит, вы знаете, в пятистах метрах от аварийного блока. Радиация, я думаю, достигает вагонов. Надо закрывать движение поездов… (Хочется еще раз похвалить генерала Бердова. Из всех собравшихся государственных мужей он первый правильно оценил обстановку, хотя не владел специальными знаниями в атомной технике. – Г. М.) Постовую службу везде несут не только сержанты и старшины, но и полковники милиции. Лично проверяю посты в опасной зоне. Никто не покинул свой пост, не было ни одного отказа от несения службы. Проведена большая работа в автохозяйствах Киева. На случай эвакуации населения тысяча сто автобусов подогнаны к Чернобылю и ждут указаний Правительственной комиссии…

– Что вы мне все про эвакуацию рассказываете?! – взорвался министр Майорец. – Паники захотели? Надо остановить реактор, и все прекратится. Радиация придет в норму. Что с реактором, товарищ Шашарин?

– Реактор в „йодной яме“, Анатолий Иванович, – ответил Шашарин, – операторы, по данным Фомина и Брюханова, заглушили его, нажав кнопку „АЗ“ пятого рода. Так что реактор надежно заглушен…

Шашарин вправе был говорить так, ибо не знал подлинного состояния реактора. Он ведь еще не поднимался в воздух.

– А где операторы? Их можно пригласить? – настаивал министр.

– Операторы в медсанчасти, Анатолий Иванович… В очень тяжелом состоянии…

– Я предлагал эвакуацию еще рано утром, – глухо сказал Брюханов. – Запрашивал Москву, товарища Драча. Но мне сказали, чтобы до приезда Щербины ничего в этом направлении не предпринимать. И не допускать паники…

– Кто осматривал реактор? – спросил Майорец. – В каком он сейчас состоянии?

– Осмотр реактора с вертолета производили Прушинский и представитель главного конструктора аппарата Полушкин. Сделаны снимки. Товарищи вот-вот должны подойти…

– Что скажет гражданская оборона? – спросил Майорец.

Встал С. С. Воробьев (тот самый начальник штаба гражданской обороны АЭС, который в первые два часа после взрыва с помощью единственного радиометра со шкалой 250 рентген определил опасную степень радиации и доложил Брюханову. Реакция Брюханова читателю известна. Однако следует дополнить, что Воробьев продублировал ночью сигнал тревоги в Штаб гражданской обороны Украинской республики, что достойно всяческой похвалы. – Г. М.). Он сказал, что имеющийся у него прибор фиксирует высокие радиационные поля. На диапазоне 250 рентген зашкал в районах завала, машинного зала, центрального зала и в других местах вокруг блока и внутри.

– Нужна срочная эвакуация, Анатолий Иванович, – заключил Воробьев.

– Не усугубляй, – шикнул на подчиненного Брюханов.

Встал представитель 3-го Главного управления при Минздраве СССР В. Д. Туровский.

– Анатолий Иванович, необходима срочная эвакуация. То, что мы увидели в медсанчасти… Я имею в виду осмотр больных… Они в тяжелом состоянии, дозы, ими полученные по первым поверхностным оценкам, в три-пять раз превышают летальные. Тяжелейшее внешнее и внутреннее облучение. Этот буро-коричневый ядерный загар… Бесспорна диффузия радиоактивности на большие расстояния от энергоблока…