Формулы счастья - Медведев Александр Николаевич - Страница 27

Эмоционально холодному человеку трудно представить себе, что такое истинная любовь, поскольку, не имея реального опыта любви, он лишь может создать на уровне интеллекта некое представление об этом чувстве, которое вряд ли поможет ему любить.

В то же время, пообщавшись довольно продолжительное время с человеком, щедро одаренным способностью любви к другим людям, семье, детям или животным, эмоционально холодный человек, если он не будет намеренно изолировать себя от непривычных и, возможно, даже абсурдных для себя чувств, постепенно настраиваясь на того, кто излучает любовь, «перехватывая» его эмоции, стараясь понимать его и сопереживать ему, со временем сможет ощутить любовь в своей душе и понять, насколько бедной была его жизнь без способности испытывать это чувство.

Часто случается так, что нашим моделям мира не хватает не только того, что обычно считается «положительными» чертами, но и черт в понимании общественной морали «отрицательных».

С точки зрения Шоу-Дао черты личности не разделялись на «хорошие» и «плохие». Все зависело не от названия каждой конкретной черты, а от того, каким образом она проявлялась и каковы были последствия ее проявления как для самого обладателя этой черты, так и для окружающих. В примере, который я сейчас приведу, несовершенство модели мира заключалось в избытке «положительных» черт личности и явного недостатка некоторых «отрицательных» черт типа эгоизма и себялюбия.

Один мой знакомый испанец, Мигель, отличался удивительным набором положительных с точки зрения гуманистической морали качеств. Он был удивительно добрым, щедрым, любящим и бескорыстным. Эти прекрасные душевные качества фактически изуродовали ему жизнь.

Люди беззастенчиво использовали его, не испытывая никакой благодарности. Он женился на женщине, беременной от другого мужчины, и усыновил ребенка. Поскольку для его жены этот брак был лишь способом устроить свою жизнь, она непрестанными скандалами по поводу того, что Мигель мало зарабатывает, довела его до нервного истощения и в конце концов выставила из дома, отобрав все, что он заработал за долгие годы совместной жизни.

Дети встречаются с Мигелем только по одному поводу – требуя денег и, подобно матери, постоянно обвиняя его в том, что они имеют меньше вещей, чем дети знакомых и соседей. Мигель, считая, что так и должно быть, покорно отдает последнее, почти не имея денег, чтобы нормально питаться, не говоря уж о том, чтобы прилично одеваться, и постоянно терзается чувством вины оттого, что не способен дать им больше. У него развился сильный невроз, сопровождающийся ухудшением памяти и внимания, началась депрессия.

Я постаралась объяснить Мигелю, что любовь к детям – прекрасное качество, но излишнее потакание детским капризам лишь ведет к развитию в них бездушности и эгоизма, что в конечном счете не украсит их жизнь, и что можно хорошо относиться к людям, не позволяя им при этом беззастенчиво использовать себя, но это было бесполезно.

– Зато я попаду в рай, – заявил Мигель, что было несколько странно, учитывая, что он был убежденным атеистом.

В данном случае, говоря о том, что он попадет в рай, Мигель имел в виду, что он не может идти против своей системы ценностей, согласно которой ко всем людям нужно было относиться с добром. Следуя своей модели мира, Мигель ожидал от других ответных добрых чувств, и, несмотря на то что жизненный опыт в большинстве случаев учил его обратному, он оказался не в состоянии пересмотреть свою систему убеждений и продолжал считать, что в его несчастьях виновато прогнившее капиталистическое общество, в котором он живет, поскольку в этом обществе деньги и вещи ценятся выше благородства, доброты и душевных качеств.

Мечтой Мигеля всегда было жить в Советском Союзе, поскольку он полагал, что наша великая держава – это сообщество высокообразованных и высокоморальных людей, равнодушных к деньгам и материальным благам.

К Мигелю я испытывала двойственное чувство. С одной стороны, меня раздражало, что в ситуациях, требующих обычной логики и здравого смысла, он вел себя часто более чем абсурдно, в основном портя жизнь самому себе, а с другой стороны, меня поражало, как человек, на долю которого выпало такое количество страданий и разочарований, ухитрялся сохранить свежими и столь же яркими идеалы своей юности, любовь, доброту и терпимость по отношению к людям. Я поняла, с какого типажа Сервантес писал своего Дон Кихота.

Легче всего расширять свою модель мира, общаясь с людьми, у которых недостающие вам программы выражены в наиболее яркой, пусть даже и абсурдной форме. Я стала использовать свои встречи с Мигелем для того, чтобы изучать его модель мира и отыскивать в ней программы, которые были бы полезны мне самой. Сначала, пока я анализировала его модель лишь на интеллектуальном уровне, поведение и программы Мигеля казались мне нерациональными и абсурдными, но постепенно, настраиваясь на его эмоции, я заметила черты, в которых его модель мира имела преимущество над моей.

У меня была скорее натура бойца, а у Мигеля – пассивного созерцателя. Там, где я пыталась что-то изменить, он предпочитал приспосабливаться сам. В этом отношении мы находились на разных полюсах системы ценностей. Борьба с обстоятельствами и покорность обстоятельствам – две стороны медали, и тяготеть к одной из них означает потерю гармонии.

Бывали ситуации, когда борьба с обстоятельствами была оптимальным решением, но я заметила, что даже в случаях, когда в этой борьбе не было смысла, когда нужно было просто смириться и приспособиться, мой организм автоматически настраивался на борьбу, и из-за выброса в кровь гормонов я чувствовала возбуждение и раздражение.

Я раздражалась из-за столкновений с кошмарной испанской бюрократией, из-за того, что даже в Европе автобусы не ходили по расписанию и опаздывали на полчаса, Мигель же воспринимал подобные неприятности со стоическим, почти восточным спокойствием. Время, как и деньги, казалось, не имело для него никакого значения.

В Москве с ее стремительным ритмом жизни я не встречала таких людей. Хотя на интеллектуальном уровне я знала о необходимости подобного отношения к жизни, отраженного в прекрасной шоу-даосской пословице: «Если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть, как мимо проплывет труп твоего врага», у меня до сих пор не было времени и возможности внести подобное осознание в свою модель мира. Настраиваясь на эмоции Мигеля, отражая его терпеливое и доброжелательное спокойствие, я расширила свою модель мира новой программой, выражающей несвойственный мне ранее элемент системы ценностей.

От него же я научилась терпимее и доброжелательнее относиться к людям, с пониманием воспринимая их слабости и ошибки. Если раньше необходимость терпимости и доброжелательности опять-таки была известна мне лишь на интеллектуальном плане, то теперь, отражая эмоции Мигеля, я стала чувствовать их в своей душе.

В другом случае мне удалось использовать программу из крайне противоречивой и неустойчивой модели мира моего на сей раз русского знакомого. Володя, директор строительной фирмы, в течение нескольких месяцев был моим партнером по танцам. Подобно многим «новым русским», послужившим материалом для многочисленных анекдотов, Володя обладал истерическими чертами личности, выражавшимися в стремлении быть в центре всеобщего внимания и выделяться среди других людей.

Как у всех истериков, демонстративность сочеталась у него с театральностью, рассчитанной на благодарных зрителей. Во время нашей первой встречи Володя старался произвести впечатление своим обаянием, деловыми успехами и белым «мерседесом». На следующем занятии танцами он скорбно поведал, что женщины его бросают и даже бьют. Эти печальные воспоминания погрузили его в тоску, и чуть ли не со слезами на глазах он драматически воскликнул:

– Если ты меня когда-нибудь ударишь, это будет наша последняя встреча!

Не отличаясь излишней агрессивностью, до сих пор я не имела обыкновения избивать партнеров по танцам, и то, что почти незнакомый мне человек предполагает, что я могу его ударить, меня изрядно позабавило, и я торжественно пообещала его не бить. Со временем я поняла женщин, прибегнувших к мордобою в качестве основного аргумента, но, выполняя свое обещание, я воздержалась от применения грубой физической силы.