История русской риторики. Хрестоматия - Аннушкин Владимир Иванович - Страница 4

В 50-е годы XIX в. назрел кризис риторики как речевой идеологии общества. Несмотря на очевидные научные достижения, не понимаемые некоторыми журналистами (В. Г. Белинский), предмет «риторика» подвергается критике за отсутствие связей с бытовой прозой или «народной» речью (к описанию реальных бытовых коллизий обращается художественная литература в лице писателей натуральной школы); риторика осуждается за схоластичность в обучении по общим местам, хриям, фигурам и т. д. Характерно, что теперь, когда общие места как способы изобретения мысли и речи изгнаны из обучения, учащиеся плохо могут представлять способы распространения речи, ибо совет черпать вдохновение из самого «предмета» рассуждения (К. П. Зеленецкий) не давал техники изобретения и повисал в воздухе. Отголоски «старой» риторики продолжали существовать в виде членов предложения, отвечающих на вопросы общих мест (кто, что, где, когда, почему, зачем) и побуждающих лишь к пассивному анализу уже существующего текста.

Новая реформа образования, развернувшаяся особенно интенсивно в 60-е годы XIX в., окончательно изменила предмет словесности. Начатая усилиями влиятельных филологов (А. Н. Веселовский, А. А. Потебня) и революционеров?демократов (В. Г. Белинский, Н. А. Добролюбов), теория словесности лишь формально сохранила значение «совокупности словесных произведений данного народа», но реально ограничила предмет словесности рассмотрением трех композиционных форм речи (описание, повествование, рассуждение), сосредоточившись на вопросах стилистики, а из всей совокупности текстов избрала художественную литературу как наиболее ценный вид словесного творчества, предваряя его малым разделом устной народной поэзии. Надо ли говорить, что такое сосредоточение на художественной и «народной» речи было существенным ограничением и обеднением содержания филологического знания?

Наша хрестоматия содержит тексты по середину XIX в. не только вследствие невозможности включить всех авторов, писавших о проблемах речи, но и потому, что с середины XIX в. риторика, по существу, перестала быть в поле зрения педагогической общественности. Начинается период научного языкознания и литературоведения, и, как часто бывает при создании новых теорий, старое оказывается забытым, хотя несомненно, что общество продолжало жить положительными идеями этого «старого». Даже такие блестящие педагоги-филологи, как П. М. Леонтьев и М. Н. Катков (основатели в 1868 г. Императорского лицея в память цесаревича Николая), при напряженном изучении лицеистами родного, классических и иностранных языков, требовании к каждому учителю следить, чтобы воспитанники прежде всего хорошо говорили по-русски, отказались от риторики и словесности, включая лишь сами тексты художественной классики в языковые программы. Неудивительно, что отсутствие обучения деловой речи, фундаментальных исследований в области политической риторики, изъятия научной прозы из образования при всех достижениях научного языкознания и художественно-литературного творчества сделало общество не готовым к риторической критике разнообразных политических течений XX в. Так что причина (не будем говорить «вина») событий октябрьского переворота во многом связана с той картиной филологической образованности, которая существовала в России со второй половины XIX в. по 1917 г.

Разумеется, создание нового советского строя должно было изменить филологическое знание. Термин словесность ждала та же судьба, что 60 лет назад риторику. Последний курс «Теории словесности» Д. Н. Овсяннико-Куликовского помечен 1923 г. – советская филологическая наука будет рассматривать его как «устаревший» (см. нашу статью: Что такое словесность? (к истории термина и содержания научного предмета) // Русская словесность. 1994. № 5). Однако провозглашенная после Октябрьской революции новая идеология должна была искать подкрепления в новой риторической теории и практике. Во-первых, очевидно, что победа большевиков в 1917 г. – победа прежде всего «риторическая», ибо они оказались убедительнее своих оппонентов в пропаганде, находчивее в аргументации, выразительнее в стиле. Во-вторых, очевиден огромный интерес к практическим вопросам ораторского искусства, теории и практике построения дискуссий и споров – иначе и быть не могло в стране, где речь на собрании, митинговая агитация, политическая пропаганда заняли такое важное место. В-третьих, очевиден и интерес ученых к теории речи, политической речи (Гофман В. Слово оратора. – Л., 1932), истории русской риторики (причина ее упадка и призыв в новой лингвистике рассмотреть социально-бытовой язык «в соответствии с общей риторикой начала XIX в.» – см. у В. В. Виноградова: О художественной прозе // Избранные труды: О языке художественной прозы. – М., 1980. – С. 116).

Слово риторика в новых работах не упоминается (за исключением трудов исторического характера). Впрочем, с 30-х годов, когда кончается десятилетие историко-стилистических реформ и начинается стилевая стагнация (сопровождаемая к тому же идеологическими репрессиями), принципиальная возможность писать и обсуждать вопросы ораторского искусства и словесности была сведена к минимуму. Советское языкознание продолжало развиваться без обращения к риторике: вопросы риторической науки и искусства речи оказались размытыми между множеством лингвистических, психологических и социальных дисциплин, которые пытались заполнить образовавшуюся в потребностях общества лакуну.

Таким образом, история русской риторики и словесности непосредственно связана с русской общественно-политической историей. Она может быть поделена на следующие периоды, фиксирующие единый общественно-идеологический стиль жизни:

1615/20—1690/95 гг. – допетровская Русь в начале царствования Романовых, когда наиболее популярной является первая русская «Риторика» 1620 г., изучаемая в тривиуме свободных «мудростей»;

1690/95—1745/50 гг. – петровский период и стиль, предложенный руководствами конца XVII – первого десятилетия XVIII в. (С. Лихуд, М. Усачев, А. Белобоцкий, С. Яворский, Козма Афоноиверский, старообрядческая Выговская школа);

1745/50—1790/1800 гг. – ломоносовский период с безусловным господством руководств великого ученого, стиля русского классицизма (многое не изучено, например латинские руководства);

1790/1800—1850/60 гг. – расцвет русской ученой риторики с постепенным становлением науки словесности, охватывающей в отдельных толкованиях все филологические дисциплины (ср. теории Н. Ф. Кошанского, И. И. Давыдова, К. П. Зеленецкого);

1850/60—1920 гг. – период новой теории и истории словесности, становящегося научного языкознания и литературоведения; язык изучается как лингвистическая система, а словесность рассматривается как художественная литература и фольклор; риторика выведена из состава преподавания;

1920–1985/90 гг. – советский (коммунистический) период в истории русской риторики и общественной идеологии; в советское время на месте старой риторики был создан ряд дисциплин: культура речи, лингвистика текста, функциональная стилистика, прагматика и др. – при всем положительном, что заключают в себе новые теории, вне учета культурно-исторического опыта риторики их современный потенциал становился ограниченным. Практическое свидетельство тому – слом советской пропагандистской машины, не желавшей основывать свою идеологию на идеях прошлого, отсюда – невозможность творчества и дальнейшего существования.

Сейчас в России происходит риторический «бум» при «очередной» смене общественно-политического стиля. Создание новой идеологии, морали, нового стиля приходится признать как существующую реальность и необходимость. Благополучие будущей жизни не может не зависеть от языка. А практическим языком как раз и занимается риторика. Какой будет новая риторика (взаимопроникаемо – и новая идеология, и новая мораль) не в последнюю очередь зависит от наших конкретных сегодняшних усилий.

Таким образом, предлагаемая читателю историческая хрестоматия написана на «потребу дня», она нужна для настоящего и для будущего. Излишне объяснять, что наше будущее зависит от нашего знания и соучастия в прошлом, а подлинная культура означает освоение достижений, осуществленных мыслью, словом и делом наших предшественников.